Страница 126 из 128
— Отвечу вам при нашей следующей встрече. — Тан Анлетти повернул к нему голову и кривовато улыбнулся. — И если вас не удовлетворит ответ, судите меня, мой император, по всей строгости закона. А пока я нужен здесь. Без меня у таньи Литаны и её армии девчонок не будет и шанса.
Талиан опустил взгляд: море ворочало у берега гальку, шуршало и пенилось; по серому небу величественно плыли кучерявые облака; орали вездесущие чайки — но всё это казалось таким мимолётным и хрупким.
Уже завтра тан Анлетти уведёт Кюльхеймскую и Агрифскую армии преследовать отступающее гердеинское войско, а они с Демионом останутся здесь, чтобы после необходимых приготовлений отправиться вместе с обеими Джотисскими армиями и Зенифской армией отвоёвывать осаждённую столицу.
После всех дрязг и споров, после разговора у палатки, который едва не перерос в поединок, сил на ещё одну ссору не осталось.
На душе было тихо и пусто. И море ворочало гальку.
— Я теперь тоже начну слышать чужие голоса? — спросил Талиан, возвращаясь к теме разговора.
— Боюсь, для этого вы слишком мечтательны.
Тан Анлетти подошёл ближе и, остановившись в одном шаге, тихо произнёс:
— Ваша магическая сила как минимум стала вполовину меньше, но знаете что? Когда-нибудь вы станете великим императором.
Талиан промолчал, не зная, что ответить. Скажи тан Анлетти эти слова раньше, радость захлестнула бы с головой, а сейчас…
Они не значили ничего.
— Не верите? Тогда просто посмотрите сюда.
Достав кинжал, тан Анлетти полоснул им себя по запястью, и на камни хлынула алая кровь. Но не успел Талиан толком испугаться, как тот провёл по руке ладонью — и сияющие голубые нити заштопали порез прямо на глазах, а когда исчезли, кожа была чистой: ни шрама, ни царапины.
— Я думал, что похоронил эту часть себя навечно. Выжег её из памяти. Вырвал из груди вместе с сердцем. А вы взяли и заставили её вернуться. Как? — Тан Анлетти убрал кинжал и посмотрел куда-то ему за спину. — Думаю, вы и сами не знаете. А сейчас… боюсь, меня догоняют дела.
Талиан обернулся: по каменистому берегу к ним со всех ног мчался мальчишка в коричневой зенифской тунике. Тан Анлетти поклонился, прощаясь, но уйти Талиан ему не дал — впился пальцами в плечо, заставив остановиться.
— Не смейте подохнуть и бросить меня без ответов.
На мгновение брови мужчины взметнулись вверх, глаза радостно вспыхнули и правую половину лица озарила улыбка, которую тот сразу же стёр, вернув себе прежнее выражение.
Тан Анлетти кивнул, и Талиан опустил руку, а потом долго смотрел ему вслед. Сердце словно раскололось надвое: одна часть клялась никогда не простить, когда вторая молила о прощении — и единого мнения не было, как и ответа.
Когда силуэты тана Анлетти и вестника растаяли вдали, Талиан уселся прямо на камни и повернулся лицом к морю. Там, среди набегающих волн и пенных брызг, танцевал Фариан.
Тонкие руки тянулись вверх как крылья подстреленной птицы — разбитые и изломанные, неспособные больше летать. Он вскидывал ноги высоко-высоко, едва ли себе не за голову, будто они могли вернуть ему небо. Бросался всем телом вверх и неизбежно падал. И крутился на месте всё быстрее и быстрее, хотя и понимал: скорость никогда не заменит полёта.
— Когда ты собирался мне сказать? — спросил Талиан негромко, не сомневаясь, что Фариан расслышит каждое слово.
Но тот продолжал танцевать…
В каждом движении — нестерпимая боль. Шаг или поворот, взмах руки или глубокий прогиб — всё кричало о ней, но вместе с тем смотрелось гармонично и невозможно красиво.
Танец, даже без музыки и слов, заставлял кровоточить сердце, но отвести взгляд было равнозначно трусливому бегству — и Талиан продолжал смотреть на прощание птицы с небом, на прощание Фариана с ним самим, которое неизбежно наступит, когда в рукояти «Кровопийцы» погаснет последний камень.
А значит, уже совсем скоро.
— Никогда. Понятно, — пробормотал он себе под нос. — Значит… Не хотел снова зависеть от других? Даже от меня?
Ответом ему стал холодный и острый взгляд, брошенный из-под ресниц, и гордый поворот головы, будто Талиан неосторожно задел что-то, не зажившее до конца внутри, и оно отозвалось новой болью.
На плечи навалилась неподъёмная тяжесть. Страх потери. Злость на глупого раба. Душащая обида — детская, почти до слёз, — и безысходная тоска.
Талиан отмёл всё это, одним рывком поднявшись на ноги. С него хватит! Если нужно развязать узел, затянувшийся намертво, он его просто разрубит!
Обнажив клинок, Талиан обнял острую кромку рукой и крепко сжал.
— Пока я жив, магия в камнях будет всегда.
«Просто поверь», — хотел бы добавить, да только не смог: горло стянуло спазмом. Он прекрасно понимал, что заставило Фариана молчать. Жить, зная, что твоя жизнь находится в руках другого и в любую минуту тот может её оборвать — невыносиая мука. Остаться рабом даже после смерти...