Фроанхельская битва

Год 764 со дня основания Морнийской империи,

6 день суйриного онбира месяца Рагелии.

Статуя Рагелии Фроанхельской казалась поистине огромной — высотой в одиннадцать человеческих ростов, не меньше. Она одиноко стояла у окончания мыса, выдающегося далеко в море, склонив голову над цветком, который сжимала в руках.

Сутулая спина и опущенные плечи, растрёпанные волосы со съехавшим набок платком и печальное лицо с закрытыми глазами — всё в ней выражало скорбь и утрату. И если бы не эдельвейс с позолоченными пестиками и белопенными лепестками, словно звёздочка, упавшая с неба прямо к Рагелии на ладони, тягостное впечатление надолго поселилось бы в сердце, но этот цветок…

На фоне потемневших от грязи бронзовых листов, которыми, точно кожей, была обтянута глиняная статуя с металлическим каркасом внутри, он сиял золотом и чистотой белой глазури.

— Красиво, — сказал Талиан. — Лучше подарка городу не придумаешь. Вы сами решили, как она будет выглядеть?

— Да. Правда, в изначальной задумке цветка не было. Это скульптор, наслушавшись местных легенд, добавил его от себя.

Тан Анлетти нахмурился — набежавшая волна вымочила ему сандалии и нижний край плаща — и, отряхнувшись, устремил взгляд к горизонту. Они гуляли по городу несколько часов, пока не вышли на набережную. После шумного лагеря с его суетой, толкотней и криками из-за развернувшегося лесоповала, минуты, наполненные размеренным рокотом прибоя, дарили покой.

За эти часы Талиан забыл, что в Фроанхель их привела война, потому что устоять перед суровой красотой города оказалось невозможно.

Здесь он впервые увидел по-настоящему укреплённую пристань, примыкавшую к родовой крепости Исэнгунов, подходы к которой защищали три квадратных башни с установленными на них самострельными машинами.

Здесь не было бедняцких лачуг, соседствующих с роскошными особняками, как в Джотисе. Все дома в городе стояли стеной к стене, без проулка и даже щели между ними. Строго по квадрату. На одиннадцать — тринадцать домов получался довольно просторный внутренний двор.

Тан Анлетти рассказал, что такая постройка здесь называется анклавом и, за редким исключением, принадлежит одному клану, который удерживает её силой. В мирное время стычки между соседями легко перерастают в кровопролитные бои, потому что война у кюльхеймцев в крови.

После этого Талиан перестал удивляться тому, что дома были преимущественно из камня, в два-три этажа, с массивными входными дверьми и окнами-бойницами, превращающими каждый квадратный анклав в небольшую крепость.

Но что поразило сильнее всего, везде было чисто.

Тан Анлетти подобрал плоский камень и запустил его в море: подняв столб брызг, тот ушёл в воду почти у самого берега.

— Думал, статуя поможет мне снова встретить родных. Но либо ни у отца, ни у братьев не оказалось дара, либо я построил её слишком поздно…

— Поздно? В каком смысле?

— Нэвии не живут вечно, — ответил тан Анлетти, прицеливаясь, и запустил в полёт следующий камень. — Если нет предмета, с которым они связаны, то, растратив запас магических сил, они рассыпаются в пыль и исчезают навсегда.

Талиан скользнул взглядом по рукояти «Кровопийцы», на которой остался гореть один-единственный камень, и сердце сжалось в нехорошем предчувствии.

— А таким предметом может стать только статуя?

— Необязательно. Человек с даром нэвистера способен привязать нэвия к чему угодно: к украшению, к оружию, к доспехам, к статуэтке и даже картине, — но для остальных, подобным даром не обладающих, единственный вариант — это изготовление статуи. — Тан Анлетти обернулся и посмотрел на него с интересом. — А почему вы спрашиваете?

— Эмн… ну…

Талиан рассеянно почесал затылок. Врать у него до сих пор выходило плохо.

— Мой треугольник стал светиться голубым, — нашёлся он с ответом. — Может, в нём поселился нэвий?

— Исключено.

Резкий ответ тана Анлетти разбудил подозрения. Тот не спешил делиться знаниями, поэтому молчание в данном случае могло означать что угодно.

— Так вам известна причина?

Мужчина подошёл ближе к воде, подобрал один из плоских камешков, которыми был усыпан берег, и зашвырнул его на сорок шагов вперёд. Прекрасный бросок, но Талиану не нравилось, когда к нему во время разговора поворачивались спиной.

— Пробуждается ваш истинный дар, который долгие годы подавляло заклинание, связавшее вас с Фарианом в единое целое. Малиновый цвет и связанная с ним воздушная стихия были не вашими, а его. Думаю, дело в этом.

Имя Фариана в устах его убийцы кинжалом полоснуло по сердцу.

— Зачем вы его убили? — спросил Талиан, и пальцы сами легли на рукоять меча. Он ничего не забыл и не простил.

Убийство Фариана словно воздвигло между ними нерушимую стену, которая незримо присутствовала рядом.