Страница 59 из 132
— Выхватил, — соврал Арий.
— Что же, рано или поздно это должно было случиться.
Низкорослый чародей мотнул головой и зашагал через зал, ласково поглядывая на витрины.
— Только не пытайся меня обмануть, — неожиданно сказал он. — Может, моя бабка и была кикиморой, но я не так глуп, чтобы не увидеть очевидного.
— Чего? — искренне удивился, Синдибум.
— Высший маг никак не решит на чьей я стороне? — усмехнулся смотритель храма.
Он остановился и закрутил руками.
— Да?
— А на чьей вы стороне?
— На правильной.
— И я на той же, — уверенно заявил Арий, хоть и представления не имел о высшем маге какой башни идёт речь.
— Убеждён? — с сомнением протянул низкорослый чародей.
Его чёрные глазки опасно сузились.
— Ещё бы!
Смотритель зашагал вглубь храма памяти, и Синдибум поспешил следом.
— Вчера тоже приходил один такой, самоуверенный оливковый чароплёт, — забормотал низкорослый чародей. — Всё выспрашивал, надёжно ли охраняется бублик. Говорил, что времена нынче неспокойные и чернобуки только и мечтают, как бы заграбастать нашу драгоценность, — он остановился, указав на витрину.
Под толстым стеклом лежал большой, заверенный несколькими магическими печатями, свиток. Его концы загнулись, а пергамент пожелтел, расслоившись по бокам, но выглядел он всё равно внушительно. Такими документами абы где не раскидываются. Рядом примостилось украшенное драгоценными камнями перо и резная чернильница из блестящего металла с резными ножками.
Арий наклонился поближе, а смотритель храма натужно пыхтел где-то сбоку.
— Реликвия стала невольным свидетелем подписания рабского мира, — тускло проговорил он. — Она, конечно же, в этом не виновата, но отпечаток предательства всегда запечатлеется на ней.
— Вы считаете, что добрая война лучше худого мира? — задумчиво спросил Синдибум.
Без чар разобраться сложно, но он не чувствовал в чернильнице никаких «отпечатков», ни просто следов мощного волшебства. Да и на бублик она совсем непохоже, откуда тогда такое название?
— Нынешнее поколение о войне имеет самое посредственное представление. Да, было голодно, страшно и опасно, но мы жили по-настоящему, не то, что сейчас, — смотритель храма недовольно фыркнул. — Десять разрешенных заклинаний в день! Почему мегамаги считают, что лучше меня знает сколько раз в день мне нужно колдовать? Разве это справедливо? Я ведь никак не вмешиваюсь в их жизнь.
Арий не знал что ответить. С низкорослым чародеем явно что-то было не так. Реликвия под стеклом, огромное дерево посреди храма памяти, всё казалось ненастоящим. Хотелось зажмуриться и потрясти головой, чтобы избавиться от морока.
— В прежние времена справедливости было больше. Хотя чародеи были такими же подлыми, ленивыми и злыми. Но скоро всё изменится.
— Это точно, — поддакнул Синдибум, представляя, как получит чародейский свиток и его жизнь заиграет новыми красками. — Осталось совсем чуть-чуть, эта реликвия последняя.
Смотритель храма закивал и поправил:
— Предпоследняя.
— Как это? — не понял Арий.
Низкорослый чародей неожиданно метнулся к стене. Короткие руки закружились, вычерчивая замысловатую руну, и витрины разъехались в стороны, открыв переливающийся огнями проход.
— В зале только копия, — пояснил он, махнув ладонью за спину Синдибума. — Всё по-настоящему ценное я запираю в хранилище. Чтобы охотники за безделушками не разнюхали. Кто тебя послал?
— Высший маг, — попытался обмануть Арий.
— Какой?
— Высший, — затаив дыхание, выдавил Синдибум.
— Не доверяет, — насупился низкорослый чародей и скрестил руки. — Всё заговоры ищет! А сам-то только и мечтает мегамогов свергнуть. Вот только без помощи ему не обойтись. Черная башня по-прежнему самая главная, и без неё никуда. Так что мы ещё посмотрим, чья в итоге возьмёт. Проходи!
Арий недоверчиво взглянул в проход. Огни скакали по стенам и потолку, с шипением падая на пол.
— Сразу за вами.
Смотритель храма заковылял первый, покачивая огромной головой.
— Я ведь ни разу не давал повода, — пожаловался он. — Служил верой и правдой. А когда реликвия наконец-то нашлась, он послал неизвестно кого. Ну и что, что бабка кикимора. Зато я жил в тринадцатой башне. Кто может сейчас этим похвастаться?
Синдибум пожал плечами. От вкрадчивого голоса и безумных рассказов становилось не по себе. Вот только отступать было некуда.