Полуночница

Ивар кинул на меня недобрый взгляд, и я виновато потупилась. Сквозь заросли раздался чей-то низкий гортанный смех. «Всё-таки не животное», — поняла с внезапной досадой.

— Дальше можете не красться. Смело выходите вперёд. Всё равно девка всю игру сломала... — пригласили нас.

Мы спешно переглянулись. Ивар быстро напустил на себя равнодушный вид и вышел на небольшую поляну. Я тоже последовала за ним, но с заминкой. Осторожно выглянув из-за его плеча, я потрясённо охнула.

— Не трусь, жить буду, — усмехнулся мне незнакомец.

Он устало привалился спиной к дереву и за бравадой скрывал боль. Высокий лоб мужчины покрыла испарина. Курчавые тёмные волосы прилипли к коже. Черты лица были правильными, но остро отточенными и резкими. Их будто решительно высекли ножом по дереву. Одежда смотрелась неброской и простой.

Рука, прижатая к боку, скрывала колотую рану. Наспех сооружённая повязка насквозь пропиталась кровью, побурев почти до черноты. Я кинула сочувствующий взгляд.

— И кто тебя так? — спросил Ивар, присаживаясь на корточки.

— А-а, — неопределённо тряхнул незнакомец головой. — Друг... бывший.

Он с досадой скрипнул зубами и сплюнул на землю. Вор понятливо кивнул.

— Вам чем-нибудь помочь? — встряла я.

— Уна! — зачем-то укорил Ивар, а раненый со смешком ответил:

— Чем ты, малышка, поможешь? Разве что массаж расслабляющий сделаешь... — насмешливо предложил он, а затем успокоил. — Да ты не бойся! Это царапина. Само пройдёт.

— Воды? — спросил спутник.

— Да уж не откажусь...

Ивар взял с пояса флягу и приставил её к губам мужчины. Тот жадно глотнул. Вор помог ему напиться. Сам раненый тяжёлый сосуд держал с трудом. Ему мешала слабость. Когда он закончил, Ивар положил наполовину пустую флягу у его рук.

— Спасибо.

Ивар махнул рукой:

— Треокий решит, может, ещё свидимся. Удачи тебе! Уна, — кивнул он мне, веля идти дальше, и сам взял вещи, готовясь снова отправиться в путь.

Я не сдвинулась с места и удивлённо уставилась на него.

— Ты что, собираешься его бросить?!

Лежащий у дерева тихо прыснул, а мой провожатый настойчиво повторил, надеясь воззвать к моему благоразумию, как он это потом объяснил:

— Уна! Этот человек, — неприязненно произнёс Ивар, досадуя на внезапно проявленное сострадание, — сам тебе сообщил, что будет в порядке.

— И ты так просто уйдёшь? — не понимала я.

Раненый в открытую засмеялся, хотя я не находила причин его радости. Ивар устало вздохнул:

— Ты никогда не будешь просто делать, что я прошу, так?

Я кивнула, хотя он не ждал от меня ответа.

— Ладно, иди за хворостом, а я подумаю, что можно сделать. Но сразу предупреждаю: заниматься лекарством не намерен. Всё будет на тебе.

Я пошла набирать сухих веток, и маг остался с мужчиной один на один. Отходить далеко от стоянки я побоялась: во-первых, одна могла легко затеряться; во-вторых, опасалась ещё кого-нибудь встретить. Когда я вернулась и свалила найденное в кучу, Ивар поманил меня и показал травки, которые лежали на его руке.

— Смотри, крапива, облитая кипятком, хорошо останавливает кровь, а если заваришь арнику или пижму, то получишь хорошее обезболивающие. Действуй и не забудь сменить повязку.

Я принялась за дело, а друг обратился к раненому:

— Барни, — сказал Ивар, и я поняла, что они успели познакомиться за время моего отсутствия. — Скажи, если бы ты обнаружил раненного человека в лесу, стал бы помогать?

Они обменялись непонятными взглядами, и темноволосый мужчина уверенно ответил:

— Нет, друг. А на девку свою не злись. Женщины, они народ жалостливый.

Я фыркнула, то ли обидевшись на подобное обращение к себе, то ли посмеявшись над утверждением.

— Меня вообще-то Уна зовут, и я тебе помогаю.

Они оба меня проигнорировали, но Барни наградил заинтересованным взглядом.

— А скажи, почему? — скорее для меня, чем для себя попросил Ивар. Раненый резко посерьёзнел.

— Рядом может оказаться тот, кто рану нанёс, да и от пострадавшего не всегда можно услышать слов благодарности. Местность полна лихачей. Да и чего время попусту тратить?

— Слышала? — поинтересовался вор.

— Слышала, — огрызнулась я.

И стала заниматься пострадавшим. От обезболивающего он наотрез отказался, и я не стала настаивать. Не силой же вливать? Но пока занималась перевязкой, мужчина пристально следил за моими действиями, и я вспыхнула от смущения. Руки неловко дрожали. Было странно касаться чужой кожи. Мне пришлось распахнуть его рубаху, расстегнув ряд мелких пуговиц. Устав от долгих разговоров, Барни прикрыл глаза. Пушистые ресницы бросали длинные тени.