Полуночница

— Вы сами лечили меня? — удивилась я.

— Да. Что вас смущает? Я лекарь.

Я нахмурилась. Меня не покидало ощущение, что меня водят за нос. Хотя я не могла ни к чему придраться, что-то в этой истории по-прежнему смущало.

— А кто меня нёс? — поинтересовалась я. — Где всё случилось?

— Это допрос? — возмутился целитель. — Милочка, за свою жизнь я таких, как вы, немало перетаскал. Руки у меня труженые, а вы куда легче мужчин, которые попадают ко мне обычно. Да и с чего вы решили, что мне некому помочь?

— Простите, — смутилась я. — Я не подумала. Спасибо вам.

— У вас всё? — недовольно пробурчал старик, видимо, обидевшись на проявленное к нему недоверие.

— Да, — утвердительно ответила я, хотя на самом деле солгала.

Я стыдливо отвернулась от него, пряча глаза и не решаясь задать главный тревожащий меня вопрос. Вряд ли обычную девушку просто избили на улице. Я хотела надеяться, что надо мной никто не надругался, но сама слабо в это верила. Ране Ноттон явно заметил впечатление, произведённое своими словами, но не подал вида. Мне казалось, мысли в моей голове для него — не секрет, и тем не менее он не ничего пояснил, возможно не пожелав сказать правду. Я не нашла в себе сил узнать это у него. На затворах сознания дремал ужас, природы которому я не знала.

После долго молчания старик смягчился и сказал:

— Прямо по коридору кухня. Идите, вас покормят.

Он дождался, пока я выйду из комнаты, и снова зашуршал газетой. Отгородившись ею, как стеной, он спрятался за бумагой, приняв равнодушный вид. Мне оставалось лишь последовать совету и пойти есть. Меня вёл манящий запах еды. Чувствовала себя ужасно голодной.

Пахло тушёным мясом и знакомыми для меня сушёными травами, висящими в пучках на стенах. Пряный аромат отдавал нотками резкой горечи, смешиваясь с едва уловимым терпким духом, самодостаточно вклинивавшимся в общий заданный тон. Яркую сладость шалфея дополнял свежий аромат листьев мяты, а колючая острота горчицы таяла под давлением тмина, укропа и фенхеля. Мясной запах, исходящий от чанов, сливался с резким уксусом и виноградным букетом вержуса.

У жаровни орудовала толстая повариха с собранными в тугую косу пшеничными волосами. У широкой шеи несколько выбившихся прядей завивались кольцами и прилипали к потной коже. На лбу от жара выступила бисеринами испарина. Щёки зарумянились от готовки и горячего пара.

Смотря на неё, я удивилась, что хозяин имел средства на содержание обслуги. Его дом, скромный и простой, не производил впечатления богатого. Напротив, внутри всё было обставлено весьма неброско и скудно, что не вязалось с большими тратами. Но, наверное, он как хороший целитель мог себе это позволить.

Женщина заметила, как я мнусь в дверях, и крикнула:

— Заходи! Нечего стоять.

Она добавила к мясу купырь и зёрна горчицы, а затем стала помешивать. Всюду валил обжигающий пар, заставляя ощущать себя будто в горячке. Как и у поварихи, мои щёки тоже тут же раскраснелись. Но я внезапно расслабилась, не боясь жара. Напряжение сошло. В привычной обстановке я почувствовала себя, как дома.

Несмотря на слабость, я решилась помочь, но женщина мигом меня отогнала:

— Нечего хозяйничать на моей кухне! — негодующе воскликнула она, и я вспыхнула от такого несправедливого обвинения. Зачем-то принялась оправдываться, хотя не совершила ничего дурного:

— Я только хотела помешать. Бульон закипел, — примирительное сказала я. Женщина зорко на меня посмотрела, окинув с головы до пят. От этих пытливых и оценивающих взглядов у меня появилось стойкое желание сбежать, позабыв о голоде. По всему выходило, что увиденным она осталась недовольна и, с неприязнью причмокнув, презрительно бросила мне:

— Сядь. Ещё не хватало беспокоить господина Ноттона, когда ты упадёшь от слабости.

Несмотря на разрешение, она ясно дала понять, что не прониклась ко мне особым теплом. Наваждение, вызванное очарованием места, прошло. Кухарка развернулась и забубнила:

— Помочь она захотела! Грязи мне тут понатаскала... Подберут же всякую, — сплюнула, — шваль!

Я вспыхнула, услышав её слова, но не подняла головы, не желая поддаваться на провокацию. Повариха явно хотела хорошенько повздорить, и я лишь раздосадовала её непоколебимым спокойствием. Хотя всё внутри закипало, я терпела, стараясь не поднимать лишнего шума в доме целителя, в котором находилась на правах гостьи.

Не дождавшись ответа, сварливая кухарка кинула на стол глиняную миску, обрызгав меня неприятного вида похлёбкой. В жидкости плавали непонятные овощи, переваренные и разваливавшиеся на куски. Сама она оказалась давно остывшей, перемешенной с разными крупами. Самодовольно ухмыльнувшись, хозяйка кухни провозгласила:

— Ешь!

На вкус содержимое миски оказалось ещё хуже, чем выглядело внешне, но, понимая, что неизвестно, когда поем ещё, я попыталась с ним справиться. Я постаралась отвлечься от мыслей о пище, не думать о кулинарном таланте Расмура, чудесном мясном запахе, витавшем у чанов, и заглатывать ложку за ложкой, не морщась. Но не будь в моей памяти воспоминаний о голодном детстве, я не смогла бы справиться с мерзким на вкус месивом.