Полуночница

А потом случилось нечто, что перевернуло весь мир вверх дном: хозяин дома пропал. Я пришла к нему, как обычно, не удивившись, что он не ответил на мой стук — Ивар никогда не открывал тотчас же. Но сколько бы я не кричала за дверью, шагов за ней не раздалось. Разочарованная, я вернулась в трактир. Расмур при виде меня лишь пожал плечами.

— Не было? Тогда приготовь жаркое, Уна.

И всё. Будто ничего особенного не произошло. Лишь эта спокойная уверенность держала меня на плаву.

В тот день, во время занятий танцами, друг постоянно ругал меня за невнимательность. Я постоянно уходила в себя и, будто забывая, что нужно двигаться, замирала на месте. Я отдавила Аресу все ноги, когда он наконец-то обречённо бросил мне:

— Позанимаемся завтра.

Я ушла, ощущая странное облегчение. Хотя обычно я с нетерпением ждала наших вечерних уроков, сегодня мне совсем не хотелось двигаться, натянув на лицо улыбку и поддерживая вежливый разговор. Видя мою замкнутость, Арес не стал интересоваться причиной волнения, хотя явно за меня тревожился. Как бы то ни было, почему-то я не решилась поделиться с другом своими проблемами, несмотря на то что обычно от него ничего не утаивала.

А на следующий день Расмур снова отправил меня с новой корзиной в руках, но история только повторилась: каждый раз я шла к дому на пристани и не встречала хозяина. Так продолжалось шесть дней. Признаюсь, по нашим молчаливым ужинам с шулером я начинала уже скучать.

Но потом он вернулся. Выглядел ещё более помятым, чем обычно, — как оборванный кот. На его теле виднелось множество синяков и порезов, а на пищу мужчина так быстро накинулся, будто не ел всё это время. Я сидела без движения, увлечённо разглядывая его, что даже забыла про карты, но Ивар никак не показал, что заметил необычное внимание к себе. Он казался страшно усталым, как будто вот-вот готовым уснуть.

Я ушла, ощущая странное волнение, и всю ночь не могла потом заснуть, переживая из-за него. В обед, выпросив у Расмура перерыв, пошла в нижнюю часть города, чтобы навестить человека, который ещё не стал мне другом, но определённо уже занял в моём сердце важное место.

В столь раннее для него время Ивар ещё спал. Я поняла это, увидев его ещё более помятым, чем обычно. Обнаружив меня за дверью, он не высказал удивления, как будто предполагал, что я могу прийти. Впрочем, ему всегда удавалось предугадывать мои поступки.

На столе я заметила сожжённые свечи и кипы бумаг, разложенные по всей поверхности. Это были какие-то чертежи и сложные расчёты, которые я окинула быстрым взглядом, не решаясь ознакомиться подробнее.

— Ты работаешь по ночам? — поинтересовалась я у него.

— Обычно, да, — пожал мужчина плечами. Это объясняло, почему днём у него такой заспанный вид.

— Ты расскажешь мне, что делал тогда на площади?

Он разжёг трубку и поднёс её ко рту. Комната наполнилась горьким запахом табака. Вместо того, чтобы ответить мне, Ивар спросил:

— Что бы ты сделала, если бы тебя искали?

— Зачем ты задаёшь мне этот вопрос? — нахмурилась я, вспомнив Итолину Нард.

— Ответь мне, Уна. Представь, что тебя разыскивает твой дружок...

— Его зовут Арес, — поморщилась я.

— ...А ты не хочешь, чтобы он тебя нашёл, — не обратил внимания на замечание хозяин дома. — В этом случае каков бы был твой следующий ход?

Я призадумалась.

— Сменила бы место своего обычного пребывания. Лучше — отправилась бы в другой город.

— А ещё? — не унимался Ивар.

— Если всё слишком серьёзно, то изменила бы имя.

— А дальше — внешность, — кивнул он. — Это сбило бы со следа недалёкого человека, но не настоящую ищейку. То, что ты перечислила, — обычные действия человека. Слишком предсказуемо. Слишком скучно. Если меняешь легенду, позаботься, чтобы новая оказалась достаточно хороша. Тебя может выдать даже не внешность — привычки. От них слишком тяжело избавиться.

— Но разве есть ещё вариант? — обескураженно произнесла я, ещё не понимая, к чему он клонит.

— Конечно, — ответил новый знакомый. — Например, спрятаться у всех на виду. Знаешь, кто меньше всего всегда в толпе людей привлекает внимания?

— Нищие, — догадалась я.

— В их сторону избегают смотреть. Брезгливо сторонятся, стоит показаться бездомному, и морщатся от едкой вони, боясь прикоснуться.

— А подаяния? — попыталась подловить его я.

— Даже в этом случае, Уна, бродяжки остаются никем. Их бедность обезличивает. Никто не задумывается, красиво ли у нищего лицо, хорош и мягок ли голос. Никто не захочет признавать в них знакомых, даже если всё-таки зацепит свой взор. Самое большее — отметит сходство, но не узнает.

— Но я же...

— Именно так, — обрадовавшись, улыбнулся он. — Ты поняла, что увидела именно меня, а не кого-то ещё, чьё лицо показалось тебе отдалённо знакомыми.