Страница 13 из 18
Я был окончательно завоёван. Но на комплименты продолжал отвечать комплиментами.
– Кто мой любимый американский режиссёр? Пол Томас Андерсон, – ответила она на мой вопрос.
Сначала я с удивлением отмечал, что так говорил почти каждый американец из тех, с кем я обсуждал кино. Все были просто без ума от «Ночей в стиле буги», или «Нефти», или «Мастера». Потом я понял их восторг. Что касается Зое, то она спокойно относится к Вуди Аллену, зато любит братьев Коэнов. Обожает Стэнли Кубрика. И ещё ей нравится нуар. Мы остановились на том, что всегда можно проложить мостики между людьми, между русским и американцем. Что бы ни вещали с экранов и мониторов политики, популисты, ангажированные журналисты, самодуры и прочие безобразные чудовища, у нас нет причин для вражды.
Тем временем дождь усилился, а мы подошли к забору, отделяющему улицу от кладбища. Позади нас остались станция Rockridge, Колледж-авеню, эстакада и забытые богом пустынные улицы, омываемые прохладным ливнем. В моей голове «тыквы»: I can’t go on digging roses from your grave to linger on beyond the beyond Where the willows weep and the whirlpools sleep You’ll find me the coarse tide reflects sky…And the night mare rides on! And the night mare rides on! With a December black psalm And the night mare rides on!25 Скрежет гитары в проигрыше, словно срывающийся ветер, захлёстывающий дождевыми каплями лицо. Перкуссия шёпота призраков гуляет по мокрой траве. Силуэты людей и домов оживают словно оборотни. Щемящая тревога съедает радостью приключений, пронзает сердце насквозь и вытаскивает его наружу. Сердце как барабаны со всеми хай-хедами, райдом, крэшом, бочкой, томами и альтами. Оно играет без ударника. Желудочки качают кровь со скоростью адронного коллайдера. Мы все поглощены тем, что сейчас будем нарушать правила. Проникать на территорию кладбища в то время суток, когда оно закрыто для посетителей. Билл ведёт нас за собой, как апостол-бунтарь.
– Don’t be afraid, guys, follow me26, – подбадривает он.
Обходим забор с самой незаметной для камер и других посторонних глаз стороны и перелезаем. Двухметровый скользкий забор, готовый в случае неаккуратных движений вонзиться острием в яйца и задний проход. Мы по очереди преодолеваем опасную высоту и спрыгиваем в кусты. Словно воры или извращенцы, мы попали на кладбище Сейнт Мэри, боясь быть застуканными.
Нарезаем круги, поднимаясь по горе вверх, мимо могил и надгробий, урн с прахом и мавзолеев. Это не просто кладбище, это огромный парк мертвецов, отдельный город на костях, где для всех усопших созданы просто восхитительные условия. Три гектара успокоительной земли, подымающейся к небесам. Мы смотрим на это и охреневаем. Да тут просто великолепно лежать мёртвым! Вокруг всё ухожено, ровный стриженый газон, чистейшие дороги, эвкалипты, ели, сосны, секвойи, калифорнийские цветы, которых в темноте не различить. Среди деревьев бегают олени. Все надгробия похожи друг на друга, одного размера, одного стиля. Белые каменные глыбы в полметра, в которых нет ничего лишнего. Потрясающая иллюстрация равенства и единства всех людей после смерти. Никаких тебе позолоченных крестов, гранитных пафосных памятников с фотографиями во весь рост. Только белые камни с высеченными именами и датами рождения и смерти. Никаких оград и заборчиков, отделяющих одну могилу от другой. Расстояние от камня до камня – не более метра. Всё поле усыпано надгробиями, а на некоторых участках камни разместились под деревьями. Под таким изящным зелёным газоном трудно представить, что по трупам ползают черви. В атмосфере чистой зелени, стройных деревьев, которые разносят по полю воздух вечной жизни, просто не может быть грязных, разъедающих мёртвое мясо червей. Здешним усопшим можно позавидовать. Рай, спустившийся на землю, под которой они погребены, их спокойствию не помешают даже такие ночные мудаки как мы, наоборот, они показывают нам свой загробный уют и рассказывают о том, что, в сущности, смерть – это не страшно. Если всё сделаете правильно, говорят они, Господь после смерти в беде не бросит. Он не поступает так с хорошими парнями. Посмотрите на наши поля и поверьте на слово.
Наверное, прошло уже полчаса, как мы нарезаем круги, гуляя по кладбищу под затянувшимся дождём. Билл ведёт нас на самую высокую точку кладбища, и это уже, видимо, Mountain View Cemetery. Рядом с высокой насыпью, венчающей пик горы, мы видим тракторы, самосвалы и пустые гробы, зловеще вырисовывающиеся в сумерках. Они лежали в грязи, видимо, дожидаясь очередного мёртвого клиента, либо были списаны в утиль гробовщиком, недовольным своей работой. Всё это выглядело как остановленная и замершая на ночь работа по транспортировке трупов и расфасовка тел по гробам. Я не приблизился к тракторам и гробам из-за грязи, засасывающей ноги. К тому же остальные уже поднялись на насыпь и присвистывают от удивления, смотря вдаль.
И действительно, здесь мы были ещё выше, чем на вершине индейской скалы. Весь San Francisco Bay Area был как на ладони перед нами. Можно было увидеть всё: как спокойно перед рассветом лежит эта часть Калифорнии, омываемая заливом Сан-Франциско. Можно было едва-едва распознать вдалеке небоскрёбы делового центра Сан-Франциско, порт Окленда с его кораблями, яхтами и баржами и близлежащие районы Окленда. Очень хорошо было видно, как далеко простирается залив, отделяющий Аламиду от Сан-Франциско. Ради этого стоило сюда притащиться в такую рань под обстрелом дождя, который вот-вот да обрушится на нас диким ливнем. Мы стояли на самом пике Маунтин Вью и стучались головами в покои Бога, ему было очень легко принимать новые отошедшие души здесь, где они могли видеть, в каком умиротворении лежат их тела на этом райском кладбище. Отсюда очень приятно наблюдать за тем, что происходит вокруг, потому что кажется, что среди всей этой ювелирной божественной красоты просто невозможны убийства, предательства, разбои и прочие человеческие несчастья. Всего этого предостаточно в Окленде, всё это происходит в Сан-Франциско, случается и в Беркли. Люди всегда недостойны тех мест, в которых они живут.
Ливень начинает нас нещадно хлестать. Он просто сошёл с ума, ничто не способно сдержать обезумевшие потоки воды. Одежда прилипала к коже, кроссовки отяжелели от воды, и передвигаться стало крайне проблематично. Казалось, что прямо сейчас мы оказались в эпицентре большого всемирного потопа, и все мы в мгновение ока погрузимся на дно мирового океана. В такие минуты всё всегда кажется сверхъестественным, потусторонним. Любой шорох, любой свет, любой звук принимается за предзнаменование чего-то страшного и пугающего. Когда мы начали спускаться, то заметили невесть откуда взявшийся свет, который блуждал по дорогам и тропинкам рядом с нами. Это был свет от фонаря или фар, и он был недружелюбен. Нам показалось, что нас спалили и принялись искать. Мы бежали от этого света прочь, сбегали с дороги к деревьям, врезались в них, прятались за деревья, чтобы этот фонарно-фарный луч не выхватил нас. Возможно, мы затаптывали экзотические цветы, а под нашими ногами пробуждались и шептались обеспокоенные покойники. Возможно, мы начали их бесить своим топотом, и нас уже проклинали из-под земли. Мы больше не думали об этом, потому что страшнее всего сейчас – быть застуканными копами, охранниками или ещё кем-либо, у кого есть пушка и право стрелять. Спустя несколько минут свечение усилилось, казалось, что источник света уже не один. Выглядывая из-за деревьев и кустов, я видел, как по дороге катилась машина и била в темноту фарами – в двух километрах от нас, внизу. Кажется, она поднималась. Мы дёрнули в другую сторону прочь. Мы, должно быть, совсем заблудились. Было одновременно весело, жутко и страшно. Если бы можно было пробить дыру в груди, сердце бы давно это сделало, но нет, оно раздувалось до размеров Сатурна, а заодно раздувало и меня. Я не бежал, я катился по земле, как ком из грязи и воды. Мы все были в этом равны. Разве что Билл на правах предводителя нашей шайки сохранял человеческий вид. Начали шутить о том, что будет смешно и нелепо, если нас застрелят на кладбище из ружья секьюрити, если мы получим пару пуль и свалимся на мертвецов. Всё это щекотало нервы.
25
слова из песни The Smashing Pumpkins – «Behold! The night mare»: Я не могу и дальше выкапывать розы из твоей могилы, чтобы задержаться за пределами запредельного, где плачут ивы и спят водовороты. Ты найдёшь меня там, где грубый прилив отражает небо. А кошмар продолжается! Кошмар продолжается! Чёрным декабрьским псалмом кошмар продолжается! – англ.
26
Не бойтесь, ребята, следуйте за мной – англ.