Страница 9 из 26
– У меня сороковой, – крикнула она и пошла к сцене, привлекая внимание своей необычной одеждой, причёской и решительной беспечной походкой.
– Предъявите ваш билет номер сорок, – крикнул диск-жокей Спартак Пупышев, подняв очки.
– Ой, потеряла. Только что был в руке и нет, – удивилась Катерина и начала рыться в сумочке. Славке стало страшно за неё. – Но был, был, – проговорила она и изобразила на лице такое отчаяние, что люди согласились: был у девчонки билет № 40.
– Ну как, поверим? – крикнул великодушно диск-жокей Пупышев.
– Поверим, – закричали девчонки из Дергачевской школы, – Был сороковой!
Диск-жокей вручил Катерине огромного плюшевого оранжевого крокодила. Такого дорогого подарка никому ещё не доставалось, а Катерине он достался.
– Вам как раз по цвету подходит, – сказал Пупышев, аплодируя Катерине.
А она, закинув крокодила на плечо, прошагала на своё место.
«Не было у неё сорокового билета, – понял Славка. – Но как она решилась пойти и сказать, что был. Авантюристка».
Потом говорили, что у какого-то парня из дальнего села Троицкое оказался сороковой номер, но он замешкался и не поспел вовремя. Искаться же не стал. Мало ли, может, у девчонки рыжей ещё какой-то особый сороковой номер был.
Диск-жокей Спартак Пупышев, он же худрук ДэКа, устроил для провинциалов из сельских школ и, конечно, для своих медуницких дискотеку и заорал в микрофон:
На танцплощадке – розовые личики.
Танцуем на зашарпанном полу.
Отличниц приглашают лишь отличники,
А двоечницы маются в аду.
Но первыми ринулись как раз троечницы да двоечницы – продувной народ. Славка смотрел, где там Катерина, а она уже давно, извиваясь, отплясывала с чёрненьким кудряшом Вовкой Свистуновым. Как Славка Катерину проглядел? А Вовка ухватил. Славка тоже пошёл неуверенно топтаться, приближаясь к Катерине.
– Ты отличник что ли? – озорно взглянув на него, крикнула она.
– Так и ты, наверное, не отличница? – нашёлся он.
– Как сказать. Пятёрки водились, – уклончиво ответила она.
А диск-жокей, разогревая школьный народ, запустил простенькую песенку, которая почему-то всем понравилась: «А на нашу дискотеку ходит девушка одна, я скажу вам по секрету: очень нравится она».
Тут и придумывать самому ничего не надо: подпевай, и любая девчонка поймёт. «А поймёт ли? Ну как не поймёт, ведь она сама меня поцеловала», – крутилось под танец в Славкиной голове.
А Верочка Сенникова, оказывается, тоже любила танцевать. Она прыгала около Славки и Катерины, ну а Сестренницы Топоровы, как два белобрысых бесёнка резвились, во всё горло подпевая песню и строя всякие рожицы. Без этого они не могли.
И никто не знал, что Славку и Катерину связывает тайна, которую знают только они. Хорошо, когда одна тайна на двоих. Её легче сохранить.
Когда толпились, ожидая автобус, Славка заметил, что почти все девчонки из Дергачей были в оранжевых, как у Катерины, кофточках, мини-юбочках и держали в руках одинаковые бутылочки с напитком «Буратино». Они то и дело прикладывались к лимонаду. И Фефёлина Светка была в оранжевой кофте и пила лимонад из горлышка, и Верочка Сенникова, и Сестренницы Нелька и Тамарка Топоровы.
У Катерины на плече лежал оранжевый крокодил, которого она целовала в плюшевую морду и оповещала всех, что она по психотипу не исполнительница, а лидер, поэтому и крокодил достался ей вполне законно.
– Правда ведь, крокодильчик? – спрашивала она.
– Слушай, Первозванова, ты скажи честно и откровенно, был у тебя сороковой номер или нет? – с напором допытывался нахальный Вовка Свистунов. Он запросто и танцевал с ней, и теперь вот клеился.
– Ты что «следом» хочешь быть? Первый допрос, – парировала Катерина. – Крокодильчик вот не против, что достался мне. Разве лучше, если бы он уехал в какую-нибудь глухомань? Он по масти мой, оранжевый.
Узнав, что шефский автобус пойдёт до Дергачей, к молодёжи пристали старушки: немного места займём, а быстрее рейсового приедем.
Шефский автобус атаковали с гамом, хотя народу было не так и много. Расселись сами, усадили старушек.
– Да постою я, постою. У вас своя компания,– отказывалась от места учительница-пенсионерка Нина Ивановна, но села с удовольствием.
Дундя Березиха, тучная, поседевшая, пробравшись в автобус последней, почему-то напустилась на Катерину.
– Ну-ко, егоза, уступи мне место. Ноги больные у меня, ужо не доржат.
Наверное, любая из девчонок, живущих в Дергачах, тут же вскочила бы, но не Катерина.
– А ты, бабуля, всем в молодости место уступала? – придирчиво спросила она.
– А как жо, в молодости завсегда, – клятвенно произнесла Березиха.
– Вот почему у тебя ноги-то и болят, – наставительно сказала Катерина и, освободив своё место, сразу плюхнулась в девичий густерик. – Расселись, а ну уступите место. Я вас на три дня старше.
Девчонки залились смехом.
– На меня одежда действует магически, – признавалась Катерина. Оденусь и вхожу в роль. Вот я стюардесса, вот модельер, а вот Эдита Пьеха.
– Ну хвастуша: я – не я – кобыла не моя, – передразнила Катерину Березиха.
– А ты бабка, почему подслушиваешь наши секреты девичьи? – откликнулась Катерина.
– Тут и слушать нечего. Ясно, что хвастуша, – проворчала Березиха.
– Вы знаете, девчонки, – опять завладела разговором Катерина, – я свои сочинения заканчиваю словами: «Примите мои ошибки – за улыбки». Нормальный учитель улыбнётся и поставит «четвертак», а зануда, конечно «троячок».
– Чья это егоза эдакая, – удивилась Березиха,– Славка, знаешь ты её, фрю эдакую? Рыжую-бесстыжую?
Славка ответить не успел.
– Я – Катерина Первозванова, – откликнулась сама Катерина. – Да, я рыжая, да, бесстыжая, ну и что из того?
– Ой, девка, – подобрела вдруг Березиха, – Видать у тебя в голове ветер, в заднице дым.
– Нехорошо, бабуля, так выражаться. Ведь век двадцатый – очень цивилизованный век, – упрекнула Катерина Березиху под гогот автобуса.
– Между прочим, я не рыжая по природе, а нежная блондинка, могу стать жгучей брюнеткой. А рыжей я стала из-за хны.
Березиха закрутила головой:
– Да тебе, видать, всё хоть бы хны, – зацепилась она, – Ой, парни-парни, бойтесь. Эта вам головы закрутит так, что не открутить.
А Катерине и вправду было хоть бы хны. Разглядела на обочине среди дурнотравья голубые цветочки.
– Цикорий, ах, это цикорий, – закричала она.
– Какой цикорий? – оборвала её несогласливая Березиха. – Это Петровы бадоги называются.
– Ну, ладно, бабка, мир. Петровы, так Петровы. Бадоги, так бадоги. Девчонки, поём:
Бананы ел, пил кофе на Мартинике,
Курил в Стамбуле злые табаки, – заорала Катерина. Песня от тряски рвалась, но Катерина упрямо тянула её.
– Ой, девчонки, смотрите – кенгуру, – вдруг закричала Катерина.
– Где? – все кинулись к окнам, даже автобус качнулся. На обочине паслась обычная коза, на обычной верёвке.
– Козлуха, – разочарованно протянула Верочка.
– Ха-ха-ха. Обманули дурака за четыре пятака, – закричала Катерина. Ну, сумасбродная.
– Ой, бес – не девка. Эдакая загниголовая. Всем башки закрутит, – не то осуждала, не то дивилась Березиха.
Наверное, права была колдунья Березиха. Катерина уже начала головы крутить. И, конечно, самому первому Славке.
Почему-то в школе Славка никому из девчонок не оказывал предпочтения, хотя кое-кто строил глазки. Наверное, происходило это потому, что все они были на виду со своими маленькими изъянами и капризами. При одноклассниках они не старались казаться лучше, чем были на самом деле. Так же, как в семье перед братьями и родителями.
А если Верочка – Фарфоровая Куколка стремилась казаться примерной, так это только отвращало Славку от неё, а не привлекало, потому что он чувствовал какую-то фальшь и неестественность. А это было ему не по нраву.
Катерине нравилось удивлять девчонок, пугать старух и восхищать своим нахальством парней.