Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 26

Они лежали рядышком на мыске, перегребая друг у друга песочек, тихо улыбались. Славка осмелился поцеловать Катерину. Теперь уже в губы. Даже голова закружилась. Так это было здорово. А как было приятно смотреть в её глаза и опять целоваться. Теперь уже уверенно, зная, что Катерина тоже непрочь. Они с запозданием поняли, что время идет к вечеру, что смолкли крики осипших от оранья ребят.

– Поплыли обратно, – сказала Катерина, взъерошив Славкины волосы, и ловко скользнула в воду. Славка послушно, привязанно плыл следом, любуясь Катериной. Какая всё-таки необыкновенная была она. Красивая, точёная. На берегу одиноко догорал костерок. Обиделись, ушли приятели, не дождавшись их. Но это было полбеды. Беда была в том, что Катерина и Славка не нашли своей одежды и обуви. Славка обежал кусты, осмотрел ямы водороины. Нигде не было их одежды. Катерина принялась звать Кирку и Верочку, но никто не отвечал им, и нигде не было пропажи. Неужели кто-то чужой польстился на его затрапезную майку и тренировочные штаны?

– Это Кирка спрятал, – уверенно заключила Катерина. Она своим женским чутьём поняла, что в Кирке вскипела ревность. Катерина со Славкой, а он торчит тут. Вот и решил навредить. Ревность ревностью, месть местью, но как теперь домой-то идти? В одних плавках что ли?

– Давай пробежимся, как будто тренируемся перед кроссом, – сказал Славка. Конечно, хорошего было мало через весь посёлок бежать почти нагишом.

– Я ему всю морду расцарапаю, – зло крикнула Катерина и стукнула кулаком по стволу сосны. Лицо у неё было решительное, злое, но красивое.

– Давай я тебя поцелую, – некстати сказал он.

Катерина хмыкнула:

– Ну, ты даёшь. Давай лучше сделаем дикарские костюмы. Будто мы на съёмках фильма о Робинзоне Крузо. Я – Пятница, а ты мой друг – дикарь.

Славка наморщился. Ему было вовсе не по вкусу заниматься маскарадом, но он принялся рвать листья чёрнопалочника, осоку, собирать палки для копий. Хорошо, что отыскались куски провода и оборванная верёвка, которую он расплёл на отдельные нити. Теперь можно было связать траву в пучки. Получились юбочки и накидки на плечи. И вправду, будто костюмы полинезийцев, но мазать свою рожу углем Славка отказался. Хватит этого. А Катерина же намалевала какие-то знаки на лбу и щеках и потребовала, чтобы Славка подставил свой лоб.

– Будешь слушаться – поцелую, – сказала она и Славка согласился.

После этого в дикарском обличье Катерина вдруг принялась приплясывать, взмахивать «копьём» и выкрикивать какие-то никому не понятные воинственные заклинанья:

– Будо-рудо, будо-рудо-каракати. Мако-муко-бу-бу-бу. Мы из племени Муко-бу, но не людоеды, – заключила она.

Хорошо, что по пути с карьера им попалась только тётка Дундя Березиха, но она не поняла их африканские крики.

– Эко, эко. Что с вами, ребята? – испугалась она.

– Одежду спёрли, – признался, не умеющий врать Славка.

– Надо жо, народ пошёл, – посочувствовала Березиха, – Да вы в кустах посидите, а я вам какую-никакую одёжу приволоку.

– Не-не, мы дикари из племени Муко-бу, – запротестовала Катерина, вошедшая в дикарскую роль.

По округлившимся глазам Верочки, увидевшей их в таком обличье около казармы, Славка понял, что Сенникова не причастна к прятанью их одежды. Наверняка, Кирка один это сотворил.

– Я с подонком Каниным и разговаривать больше не буду, – решительно пообещала Катерина.





На следующий день Кирка сам притащил их смятую в ком одежду.

– Эх вы, – начал он попрекать Славку и Катерину, – На самом виду на дереве всё висело. Не могли догадаться, вверх поглядеть.

Но судя по тому, что штаны и майка были в песке, вовсе не на дереве прятал их Кирка.

– Подонок, подонок, идиот, – закричала Катерина. С криками смягчался и утихал её гнев. А Славка молча смотрел на Кирку. Бегающий увёртливый взгляд выдавал больше, чем слова. Вот, оказывается, что может вытворить Канин Нос. Вредина же он, однако.

В виноватых Кирка ходил недолго. Чувствовалось, что он доволен розыгрышем. Проучил Славку и Катерину.

Незаметно истаяли последние каникулярные денёчки. Пролетело куцее вятское лето. Пора за парту. Славка купил-таки новые ботинки, модную сумку с лямкой через плечо. Её привезла Анна Герасимовна. У Кирки их было две, и он уступил одну Славке. Теперь будут щеголять оба с одинаковыми сумками.

А Кирка вовсе замодничал. Раньше носил какие-то рабочие штаны, которые состояли из одних карманов. В этих карманах терялись у него ручки, расчёска, перочинный нож, гайки, винты, изолента.

– Всё в карманах Кирка тащит и набит карман, как ящик, – поддразнивала его Катерина.

Перед началом учебного года обзавёлся Канин Нос моднючими джинсами. Мать привезла с югов. Ни у кого таких не было. Катерина со знанием дела изучала Киркины джинсы, чтоб сделать заключение – «фирма» это или «самостроки». Что-то говорила про «лейбл», «коттон». Славка и слов-то таких не слыхивал. А Кирка в джинсах вроде и в росте прибыл. Моднючий парень стал, щёголь да и только. Настоящий выпускник десятого класса!

Начало 1978-1979 учебного года для Дергачевской школы Медуницкого района ознаменовалось многими событиями. Не только появлением джинсов у Канина Носа. Во-первых, их два девятых «а» и «б» слили в один десятый. Обнаружилось, что ушли в техникумы многие девчонки и мальчишки. До ушей родителей докатилось, что в районах области всех выпускников посылают на работу в колхоз: доить коров, крутить быкам хвосты. Для того что ли десять лет в школу бегали?!

Дальновидные, учёные жизнью люди предприняли меры предосторожности. Оба класса почти ополовинились.

В их классе да и в других старших классах парни были сплошь технари. Отцы, матери и братья работали на торфяных полях. Кто профилировщиком – выравнивал поле, кто на фрезбарабане – разрыхлял верхний слой торфа, кто на ворошилке готовил крошку для просушки. Валкователи сгребали её потом в валки. После этого за дело бралась главная машина УПФ – уборочно-перевалочно-фрезерный комбайн. Этот как слон в сравнении с мелким звериным населением. Вот он-то насыпал огромные курганы-караваны, из которых грузили торф в узкоколейные вагоны. Все технари мечтали работать на УПФ. О машинистах УПФ чаще всего писали газеты, они красовались на Доске Почёта.

Конечно, дома шли разговоры о торфах и о технике, а в школе – физик и химичка – ориентировали в торфяные техникумы. Денежно и не так уж хлопотно. Летом три месяца страда, а зимой жизнь влеготу. В общем, видели многие ребята из Дергачей себя уже торфодобытчиками и мечтали пойти, кто в техникум, кто в институт, а те, кто послабее, – в ГПТУ – учиться на тракториста-экскаваторщика или машиниста УПФ. И, конечно, с пренебрежением эти парни относились к чисто словесным наукам: истории, литературе – им это не понадобится и даже о физкультуре говорили через губу: фигня!

К десятому классу половина детей торфозаготовителей ушла в ГПТУ и техникумы. Остались те, что не хотели продолжать отцовскую профессию. Нынче их было трое. Самый приметный Петя Малых – верзила по прозвищу Малыш. Малыш был атлет. Он запросто метал гирю, гонял на мотоцикле. По натуре был добродушный, простой и весёлый человек, готовый всегда прийти на помощь.

Появились в школе два новичка – дети начальников.

Особняком держались эти два технаря – сын главного инженера торфопредприятия Эдик Резников и сын главного технолога Соснина – Олег. Эдик Резников учился в девятом, а Олег Соснин в десятом. Олег вроде и числился в их классе и в то же время не сливался с ним, скептически, свысока относился ко всяким суетным делам, вроде осенних балов, походов по родному краю, стенгазетам. Кроме того, этим ребятам казалось, что они будут продолжателями отцовских постов. Наверное, были уверены, что, окончив политехнические институты, вернутся сюда или куда-то повыше уже признанными руководящими специалистами.

Молоденькие учительницы терялись перед ними, и даже Фефёла слегка заискивала, замечая во всём облике этих парней отражение отцовского величия и влиятельности. Олег учился неплохо, был хороший математик. А на переменах они держались особняком, так сказать, по классовому признаку.