Страница 14 из 26
Под свои бывальщины за два дня подвёл мастер черновой пол, настелил чистовой, пообещал, что теперь будет тепло и сухо. Денег нисколько не взял, хотя Ольга Семёновна совала сложенные вчетверо четыре десятки.
– Славка друг Кирки. С друзей деньги не берём, – отрезал Герасим, но пообедал с удовольствием. Сухомятка дома надоела.
– Так давайте я хоть у вас приберусь, выстираю,– заикнулась Ольга Семёновна. – Или пол вымою.
– А Нюрка на что? У тебя, Семёновна, и так уборки невпроворот. Зови, коли чего надо, – и, забрав свои клинья, дед с внуком ушли.
С тех пор Герасим Савельевич стал для Ольги Семёновны главным авторитетом. Белая, как кипень, голова его вызывала умиление и почтение. Умник да рукодельник. Она кланялась ему издали, даже через дорогу, о здоровье справлялась и благодарила за ремонт пола. Теперь, казалось ей, никакая зима им не страшна.
И Кирка – Канин Нос постоянно отирался около казармы, будто бы к Славке завёртывал футбол попинать. А когда появилась в Дергачах Катерина Первозванова, все они стали друзьями – не разлей водой. Да и Верочка Сенникова не отставала. Тоже с ними была.
Кирка теперь сюда притаскивал всякие маманины гостинцы, привезённые из Москвы или с юга. Иногда звали они Витю Логинова, но его мама Клара бдительно следила за сыном и, открыв форточку, звала домой:
– Витенька, заниматься.
И неслась на улицу заунывная мелодия.
– Не игра. Короче – зубная боль, – цыкая зубом, оценивал скрипичную музыку Кирка – Канин Нос.
К тому времени люди вроде забыли о Киркиных воровских проделках. Да и Мишки Ворожейкина нет.
Когда дед Герасим начинал пояснять, что живёт он в доме номер два и внук у него двоечник, теперь Кирка вставлял:
– Короче, дед: дом-то у тебя номер три. Забыл что ли?
Люция без Рево
Славка не задумывался, кем он станет, когда вырастет. Ведь до взрослых лет ещё так далеко. А вот его одноклассник и сосед из «казармы» Витя Логинов уже давно точно определил себе будущее. Скрипач. Закинув за спину, словно ружьё, свою скрипку в футляре, он пилил на велосипеде два раза в неделю в Медуницкую музыкальную школу. И конечно, всё у него было ясно. Правда, изводил он своей игрой соседей по «казарме». Видно, самому Вите нравились занудливые звуки, а остальные воспринимали это как наказание. Терпели в надежде, что когда-то это кончится, завершится учёба в музыкалке, и уедет Витя куда-нибудь совершенствовать свой смычок.
Витя был мальчик воспитанный. Всем говорил: «здравствуйте», «извините» и даже «пожалуйста». Это мамочка Клара Викторовна с пелёнок учила вежливости. Клара Викторовна тряслась над сыночком. На работе сослуживцам говорила только о нём. Сочинения домашние писала для него, рылась в книгах, когда давали Вите задание подготовить сообщение по истории или географии. Кажется, готова была за Витю прыгать и бегать на физкультуре. Лишь бы Вите было хорошо. Конечно, только артистом, музыкантом должен был стать Витя Логинов.
Кирка определённой цели не имел, но практично заявил:
– До армии покантуюсь, а там видно будет. Может, в военное училище пойду, маршалом стану, а может запевалой, у меня глотка во, – и орал: «Мама, я доктора люблю».
– Вот это здорово,– восхищался Славка.
Верочка – Фарфоровая куколка тоже была учтивая и вежливая. Она рассыпала на пианино гаммы, которые нравились не всем, но это длилось не так долго, потому что она поняла, что из неё Рихтера не получится и стала наигрывать лёгкие песенки, которые вполне можно было воспринимать, как музыку.
– Скрипка – такой инструмент, которому, как любви, все возрасты покорны, – трогательно признавался учитель музыки
Константин Егорович. – Людей развеселит, а музыканта всегда прокормит.
Вот таким заядлым скрипачом мечтал стать Витя Логинов. Он знал своё будущее, а Славка – нет, потому что у него не было таланта. Причём никакого. Он даже петь не умел и стеснялся своего голоса.
Нравилось ему летом и даже зимой ходить в лес. Летом за грибами-ягодами, а зимой на лыжах просто для своего удовольствия. Он воображал себя путешественником Амундсеном, на худой конец, Нансеном, а пожалуй, лучше Владимиром Клавдиевичем Арсеньевым, который написал книгу про Дерсу Узала. Для того, чтобы стать путешественником – открывателем новых земель, надо быть выносливым, упорным и неутомимым. Вот Славка и торил лыжню, утопая в рыхлом снегу. Жаль, конечно, что все острова, моря и заливы на всех морях уже найдены и названы. Наверное, надо самому придумать, что открыть. Ездили же чехи Ганзелка и Зигмунд по всему свету на автомобиле, а Тур Хейердал в поисках древних цивилизаций плавал на папирусных судах. Но Славке пока в голову ничего не приходило, куда поехать и что открыть.
В детстве Славка просто без всякой цели гонял с гор на коротеньких лыжах. В овраге, который назывался пренебрежительно Засора, он по примеру ребят постарше прыгал на нырке, сделанном из снега. Это такой маленький бугорок-трамплинчик. На нырке редко кто мог устоять. Вот и Славку так бросало, что, упав, не знал, где руки, где ноги, где голова. Но он вновь и вновь лез в гору, чтоб опять оказаться в сугробе. Из Засоры возвращался Славка весь в ледяной коросте, которая покрывала и шапку, и затрапезное пальтишко с короткими рукавами, и штаны, и валенки. Сил не было сбить этот панцирь, пока не выходила Ольга Семёновна с веником-голиком. Но и веник толком не помогал. Мать сдирала со Славки пальтишко и долго хлопала его.
– Чучело-чемучело, ты нарочно что ли в снегу валялся? – ужасалась она, развешивая одежду возле печки. Славка, хлюпая носом, уписывал жареную на сале картошку и хвалился, что сегодня он два раза устоял, когда прыгал с трамплина.
Настал такой день, когда пришёл домой Славка сухой, даже не завозившись в снегу. Нырок был покорён. И теперь на него с почтением смотрели не только самая мелкая малышня, но и ребята постарше, у которых не хватало решимости прыгнуть с трамплина.
В это время появился у Славки кумир – девятиклассник Олег Трушков, который пробегал пятикилометровую дистанцию за девятнадцать минут и поставил юношеский рекорд Медуницкого района. Олег был красивый, ловкий, смелый, ходил в спортивном костюме на «молниях». Мог с шиком проехаться по перилам лестницы со второго этажа. Когда в коридоре прыгали парни, оставляя ботинком след на стене, то Трушков свою отметину от подошвы оставил выше всех.
В это время и появилась у Славки мечта стать спортсменом, как Олег Трушков, завести настоящие беговые лыжи с жёсткими крепленьями «Ротофелло». Долго копил Славка деньги, экономил мелочь, что давала мать на буфет.
И вот когда Олег Трушков, закончив школу, уехал в спортивный институт имени Лесгафта, Славке удалось купить лыжи. Он почувствовал себя счастливейшим человеком. Даже в коротенькие декабрьские дни находил время выскочить на лыжню и пробежать трёхкилометровку, в воскресенье же с утра отправлялся сначала на «пятёрку », а потом на «десятку». Нравилось, как лыжи режут снежный коленкор, какая оглушительная тишина наступает, когда он останавливается, какое чистое небо и как золотит солнце еловые шишки, висящие кистями на ветках. Не добрались пока до них белки.
Ему было приятно идти энергичным попеременным накатом, упруго отталкиваясь палками, легко опережая двигающихся прогулочным шагом, молодящихся дам и их мужей, девиц с кавалерами, выбравших лыжню для закрепления знакомства. Славка ими пренебрегал. Ему не терпелось вырваться на снежный простор. Сначала скучное мелколесье – ивняк, ольшаник, другая дребедень, потом березняк. Но вот лыжня вбегает в сосновый реликтовый бор. И Славка – мчится вперёд. Он испытывал в эти минуты ощущение полёта. Мелькали литые стволы сосен, расфранченные, увитые снегом ёлки. Он чувствовал уверенность, упругую силу, стремление лететь по лыжне ещё быстрее.
Однажды он засунул под куртку будильник, поскольку ручных часов у него не было, и не поверил, когда оказалось, что пятёрку пробежал за девятнадцать минут, а десятку за сорок четыре. Это время было лучше, чем у щеголеватого кумира Олега Трушкова. «Наверное, часы сбились от сотрясенья», – не поверил Славка.