Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 17

– Свой, Тагай! Свой! – прикрикнул старик на хмурого пса.

Показав огромные белоснежные зубы, кобель лениво зевнул. Не спеша развернулся на месте и, позвякивая толстой цепочкой, молча направился в просторную будку. Немного там повозился, улёгся и скоро затих.

Глеб боязливо направился к стоящей у сарая телеге. Вынул из неё полупустой синий «сидор» и, не мешкая, вернулся к крыльцу. Здесь возле ступеней глубоко вросла в землю широкая массивная лавка, срубленная из толстых осиновых плах. Такая древесина нескоро сгниёт.

Парень поставил рюкзак на плотную землю, утоптанную до каменной твёрдости, и легко опустился на сиденье скамейки. Устраиваясь, немного поёрзал на гладкой доске. С интересом повертел головой.

Прямо за домом располагался большой огород, на первый взгляд, довольно ухоженный. Высоких сорняков не заметно. В дальнем правом углу ровной площадки стояла небольшая деревенская банька, срубленная из толстых стволов.

За ней высилась огромная ель, поднявшаяся над всеми соседними кронами метров на десять-двенадцать. Глеб обратил вниманье на горизонтальную ветку, росшую возле самой вершины. Она была сломана и, скорее всего, это случилось очень давно.

В левом углу домового участка стояла простая, без искусов, уборная, сколоченная из старых досок. В центре потемневшей от времени двери виднелось небольшое окошко в форме сердечка. Видно, дед, когда-то давно постарался.

Судя по лёгкому шуму, долетавшему из соседней конюшни, старик всё ещё возился с уставшей гнедою лошадкой. Как-никак пробежала за день, не менее тридцати километров. Нужно её быстро распрячь, осмотреть, не потёрлась ли где? Дать сена, а так же воды.

Спустя пять минут, возница закончил работу. Вышел из сарая во двор и запер ворота на простую щеколду, срубленную из тёмного дерева. Взглянув на праздно сидящего гостя, он неспешно направился к дому. Молча поднялся с земли на крыльцо под узкой двускатною крышей, и, обернувшись назад, лёгким кивком позвал Глеба с собой.

Подошёл к прочной двери, ведущей внутрь крепкого добротного дома. Потянулся к стальному засову и вынул из пробоя обычную щепочку, заменявшую ему надёжный замок. Толкнул внутрь тяжёлую створку. Переступил через высокий порог и скрылся в тёмных сенях.

Подхватив со скамьи свой рюкзак, парень направился следом. Вошёл в неосвещенное помещение и увидел в противоположной стене яркий проём, ведущий вглубь просторного дома. Свет оттуда бил прямо в глаза. Рассмотреть, что находится перед ним парень не смог.

Помня, что в подобных местах обычно стоят бочки, бадьи и прочая крестьянская утварь, Глеб осторожно, стараясь не споткнуться о незнакомые вещи, пересёк небольшую прихожую.

Вошёл в открытую дверь и понял, что находится в кухне. Слева, возле порога стояли запылённые сапоги старика. Гость опустил рюкзак на пол, настеленный их широких досок. Скинул кроссовки и поставил их рядом с крестьянской обувкой хозяина.

Большую часть помещения занимала огромная русская печь, не очень давно беленая свежею известью. Всё здесь было на месте, внизу расположилось подпечье, с сухими дровами. Чуть выше, подшесток, с двумя чугунками. Над ним, глубокий шесток, в котором виднелась заслонка чёрного цвета. Сверху, уже на кирпичной трубе, вьюшка с задвижкой.

Боковая стена массивной конструкции упиралась в дощатую перегородку и, по всей видимости, выходила в соседнюю комнату. Слева находился продолговатый кухонный стол, покрытый старой клеёнкой с совершенно стёртым рисунком. Тут же разместились четыре простых табурета, изготовленных каким-то народным умельцем.

Несколько деревянных кадушек и разномастные вёдра, стояли вдоль длинной стены свободной от какой-либо мебели. Почти все они были накрыты разными крышками, как деревянными, так и жестяными. Над ними висела широкая полка с разнообразной кухонной посудой.

Небольшое, оконце выходило на пустынную улицу тихой деревни. Филёнчатая дверь рядом с печью вела в жилые горницы дома. Глеб услышал, что старик возится за тонкой перегородкой. Никого не стесняясь, прошёл прямо туда и оказался в большой светлой комнате. Стены помещения были совершенно пусты.

Только на противоположной от двери поверхности висела простая деревянная рамка. За запылённым, давно не мытым стеклом, виднелись десятки фотографических карточек различных размеров. Все они оказались чёрно-белой расцветки и сильно пожелтели от долгого времени.

Взглянув на древние снимки, Глеб сразу узнал хозяина дома, снятого в различные годы его продолжительной жизни. Почти везде рядом с мужчиной стояла какая-то женщина явно вогульского типа. Скорее всего, она являлась женой старика.

С середины дощатого потолка свисала электролампочка без абажура. Светильник крепился к витому серому проводу в оплётке из ниток. Он шёл по стене по маленьким фарфоровым изоляторам, размером с фалангу среднего пальца руки.

В переднем, «красном» углу, вместо православных икон, темнела круглая тарелка старинного радиорепродуктора. Нечто похожее, Глеб в видел в кино, про далёкие послевоенные годы. Тогда подобная вещь имелась почти у всех граждан советской страны.

Под чёрным устройством радиосвязи стояла большая и очень высокая двуспальная койка. Такое произведенье искусства Глеб видел лишь один только раз в своей жизни. В тот год, когда он впервые приезд к бабушке с дедушкой. Потом, мода на подобные инсталляции куда-то ушла и все стали относиться к спальному ложу значительно проще.

В этом доме всё осталось в том состоянии, как было принято в пятидесятых годах двадцатого века. То есть, имелась стальная кровать с высокими спинками, украшенными блестящими бляшками, стержнями и мелкими шариками.

Сама постель представляла собою пару ватных матрацев, на которых находилась перина толщиною в полметра. Сверху белело покрывало с богатым подзором. То есть, с широкой вышивною каймой, идущей понизу.

На покрывале лежало несколько маленьких думок, с вышитыми вручную котятами, щенками и птичками, неведомых никаким орнитологам. В изголовье высилась пирамида, сложенная из разновеликих подушек и укрытая тонкой накидкой из прозрачного тюля.

Над «шикарным» вычурным ложем висела, поблекшая от долгого времени, большая клеёнка. На ней виднелось горное озеро с тремя лебедями. За небольшим водоёмом темнел очень маленький, похоже, трёхкомнатный, готический замок с зубчатыми башнями и острыми шпилями.

На переднем плане «ковра» устроился Рыцарь с лихими усами времён позапрошлого века. Он щеголял ярко блестящими латами и красною розой в руке. Воин стоял на левом колене. Смотрел на дорогую избранницу, которая находилась поблизости, и протягивал ей крупный цветок. Принцесса была с такой тонкой талией, которая может встретиться только у игрушечной куклы по имени «Барби».

Неведомый народный художник нарисовал эту картину такими ядовито-кричащими красками, что даже минувшие десятилетия не смогли с ними что-либо сделать. Их невообразимо неестественный цвет нельзя было ничем приглушить. Даже серая пыль и та не справлялась с такою задачей.

Почему-то у Глеба создалось впечатление, что эту кровать не разбирали уже очень давно. Он вновь посмотрел на рамку с чёрно-белыми фото. В этот раз ему бросилось в глаза нечто совершенно другое.

Вернее сказать, он разглядел самую большую, и судя по чёткости линий, сравнительно новую карточку. На ней парень увидел хозяина дома, стоящего возле открытого гроба. В не крашенной домовине лежала пожилая усопшая женщина, видимо жена Латимира Серковича.

Пока Глеб вертел головой, старик стоял на коленях возле большого ларя, притулившегося возле фундаментального ложа. Наконец, он закончил возиться в глубине сундука. Что-то потянул на себя и вытащил наружу увесистый свёрток, покрытый кусочками ткани разного рисунка и цвета.

Развернув стёганое одеяло, он небрежно бросил на его большой половик, расстеленный вдоль помпезной кровати. Глеб с удивленьем увидел, что коврик был связан из разноцветных лоскутьев, скрученных в небольшие верёвочки.