Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 106

 10.

Журавку, который нашел первый цветок абрикоса, встречали, как героя. Каждый подходил, спрашивал сам, не доверяя другим, а потом летел туда, где распустился счастливый знак. Вокруг дерева толпились люди. Те, что уже увидели цветочек собственными глазами, улетать не торопились. Сердца у всех сразу размякли, души оттаяли: «Наконец-то! Быть второму урожаю!». Многие шутили друг над другом и своим страхом – это тоже был хороший знак – Мудрый Волк об этом знал. Вот вернутся посланники, и можно будет устроить праздник, скромный конечно, с такими запасами не разгуляешься, но такой, чтобы люди вспомнили, что они одна семья и нет среди них паршивых овец.

Луна к абрикосовому дереву не полетела. Ведь, если вдруг цветок завянет, не принеся плода, то все решат, что это ее недобрый взгляд погубил новую жизнь. И все же ей тоже было радостно. Сегодня в каждом доме, конечно, хозяйки достанут на ужин ароматного варенья, напекут хлеба, выставят кувшинчик вина. Отпразднуют с опозданием новоселье, вспомнят о позабытом дне рождения. Во многих домах будут сегодня смеяться, заводить веселые песни. Жизнь побеждает!

Только три семьи проведут вечер, как обычно: там ждут, устремляя глаза на север. Да Огненная Бабочка в разгар веселья задумается и поведет зябко плечами: холодно ли там Соколу? И запоет тихонько, заставляя других смолкнуть:

Какой ветер рвет твои крылья

В голубых небесных ладонях?

За какой ты гонишься былью

И в кудрявом облаке тонешь?

За тобой посылаю песню

Вместо сердца – лети скорее!

Может, вспомнишь меня, если

Тихим словом тебя согрею?

Напою тебе ветер в спину,

Силы крыльям, душе – покоя.

И в грозу тебя не покину,

От беды и тоски укрою.

Только пусть к моему порогу





Твое сердце ведет незримо

Всю разлучницу путь-дорогу,

Чтоб не мог пролететь мимо…

 

Если ветер хороший, ровный можно вырвать хоть несколько мгновений для уставших крыльев. Распустить их, сделав неподвижными, так, чтобы только кончики перьев трепетали. И воздух, словно чья-то невидимая рука подержит немного на ладонях, а то и толкнет вперед на много метров, сокращая дорогу. Так хорошо парить одному. Но вдвоем, да еще с поклажей… Ошибешься, подрежет воздушный поток и мигом окажешься без поддержки, повалишься вниз. Ладно еще, если крылья не заломит ветер, ставший вдруг капризным и порывистым. А полетит вниз один – второму не выправиться…

Но приходилось рисковать. На четвертый день дороги и доля секунды без взмаха крыла – счастье. Это даже Вещая Куница понимала, хотя и болталась между двумя посланниками без дела. Поэтому она стала командовать им, чувствуя свежий поток ветра:

-Расправляй!

И несколько мгновений Сокол с Барсом летели, широко раскрыв крылья, опираясь на упругий ветер. Едва поток ослабевал, Вещая Куница кричала:

-Взмах! – они делали один на двоих взмах и успевали выправиться, не проваливаясь в воздушную яму.

Куница вся подалась вперед на своем седле, чтобы вовремя учуять движение воздуха, глаза у нее горели. Она была похожа на сказочного дракона, а Барс и Сокол были всего лишь двумя ее крыльями, которым она повелевала: «Расправляй! Взмах!». И эти слова звучали, как заклинания.

Барс подумал, что, может быть, Куница никогда до этого путешествия не поднималась в воздух, и подивился тому, как она безошибочно угадывает самую лучшую минуту для того, чтобы раскрыть или сложить крылья. А, может быть, эта способность у каждого человека в крови? Или провидица потеряла крылья уже после того, как научилась летать, и теперь просто вернулась в привычную стихию, вспомнила все до мельчайшего поворота пера? Ведь говорят же, что это невозможно забыть! Если уж один раз пробовал подняться в небо – оно не отпустит, будет звать, рвать наружу душу, сниться по ночам, будет вздрагивать в постели человек, слыша, как ветер звенит в перьях, чувствуя веселую кровь в крыльях, даже если их больше не существует… Тяжко, наверно, просыпаться после такого сна тому, кто утратил способность летать…

Попутный ветер гнал посланников на север все быстрее. Это сначала подбадривало, давало силы, потом незаметно подкралась тревога. Впереди половина дневного перелета, а непогода все усиливалась. Солнце так и не появилось. Заморосил дождь. Капли воды сначала весело отскакивали от перьев, потом стали скатываться все неохотнее и, наконец, перестали стекать. Барс и Сокол тотчас почувствовали, как потяжелели крылья. Хуже того – стала намокать поклажа и потянула вниз. Вода всегда тянет к воде! Холода посланники не чувствовали – хватало жара собственных разгоряченных полетом сердец. Вещей Кунице приходилось хуже, но она слишком занята была разглядыванием горизонта, чтобы заметить это – нет ничего проще, чем потеряться в такую непогоду.   

Потом переменился ветер. Сначала несильно толкнул в грудь, как бы пробуя на крепость, после уперся всей ладонью. Барс и Сокол, низко наклонив головы, прорывались вперед. За драгоценные мгновенья парящего полета платить приходилось тройную цену. Они словно стояли на месте! Вещая Куница прокричала что-то, похожее на ругательство, на непонятном языке. Как тут не подумать о злом колдовстве, которое не пускает чужаков на свою землю?!

Слажено делать взмахи не получалось – ветер выламывал крылья, Куницу задергало в седле, она ругалась, как пьяный мужик, которому вылили на ногу горячее вино. И снова зазвучало, как заклинание:

-Взмах! Взмах! Взмах!

Это не сильно помогло. Их перестало раскачивать из стороны в сторону, но они почти не двигались вперед, как заколдованные. Стало ясно, что до берега им не добраться. Да и вернуться назад нельзя – слишком далеко! Барс покосился на Сокола, пытаясь поймать его взгляд, и тут же получил вицей по правому боку.