Семейные хроники Лесного царя (2 том)

Яр стоял в задумчивости, облокотившись о перила лестницы и положив подбородок на ладонь. Солнце припекало макушку, ветерок играл с прядями волос, и Яру уже надоело заправлять за ухо болтающийся перед глазами завиток. И всё же он заправлял, потому что волосы щекотали нос, а чихать в такой важный момент было бы некрасиво.

      С высоты пятого яруса внутренний двор царского дворца напоминал колодец, хотя с земли выглядел довольно просторным. Его окаймляла ажурной спиралью длинная галерея с лесенками, мостиками, с ритмичным узором арок. Башни, что возвышались по четырем сторонам света, были значительно выше основного здания дворца, соединялись они между собой многочисленными ветками, воздушными крытыми мостиками-переходами. Так что, когда Яр поднимал голову к небу, ему иногда чудилось, будто он оказался в огромной птичьей клетке. В клетке, которую он выстроил сам, в которой запер себя добровольно и которая на самом деле не способна оградить его и его близких от перипетий внешнего мира.

      «Пап, вы куда там все пропали? Сколько вас еще ждать?» — в очередной раз возмутился Тишка.

      «Мышонок, потерпи немного, — попросил Яр виновато. — Ты привел особого гостя. По такому поводу мы обязаны собрать общесемейный совет.»

      «Какие церемонии!» — мысленно фыркнул Светозар.

      Тронный зал располагался внизу, но имел такие огромные окна, что прекрасно просматривался даже отсюда, с высоты верхней галереи. По случаю жаркой погоды витражные ставни были распахнуты через одну. Острое эльфийское зрение позволяло издалека сверлить взглядом красноволосого дракона в темечко, при этом сам Яр оставался для гостя практически невидимым. Руун в волнении ходил взад-вперед, меряя шагами солнечные дорожки от трех окон, наверняка не замечая, как втаптывает яркие зайчики от цветных стекол в высокий ворс узорчатого ковра. Судя по тому, что дракон ежеминутно нервно оглядывался по сторонам, он шкурой ощущал пристальное внимание хозяина дворца. Однако выглянуть в окно и рассмотреть верхний виток галереи и того, кто там расположился, он не мог — мешали слепящие солнечные лучи.

      Евтихий вернулся домой с полчаса назад. Сразу отпустил Полкана в конюшни, (ибо чудо-конь спешил проведать, всё ли в порядке с его гаремом кобылок). Прибывшую с ним дочь Сильвана старший царевич почти всё время держал за руку, Яр не мог этого не заметить. Даже когда к ним прибежала счастливая старейшина гоблинов, Тишка следил за их объятиями с плохо скрытым беспокойством и при первой же возможности подозвал Грушу обратно к себе поближе. Еще больше Яр нахмурился, заметив, что доверие это взаимно — Грюнфрид очевидно волновалась перед встречей с родителем и на удивление предпочла остаться под защитой Тишки, а не пошла с гоблиншей, чтобы освежиться и отдохнуть после путешествия. Сам Евтихий, будь он один, сразу бы нашел отца, затискал бы и зацеловал с разлуки, после чего спокойно отправился бы в баню, смывать пыль дорог. Но из-за гостей приходилось терпеть и ждать. Ведь, не будь рядом Тишки, Руун точно раздумал бы встречаться со своим бывшим возлюбленным и сбежал бы, сиганув в распахнутое окно.

      Внутренний двор пересекли две стремительные тени: ведьма на метле и быстрокрылая горлица благополучно приземлились на широком балконе.

      «Вот и наши дамы!» — объявил Яр.

      «Наконец-то», — пробурчал Светозар.

      «Заждались нас? — весело отозвалась Милена. И тотчас взвизгнула, так что эхо ее голоса разнеслось звоном по всей Дубраве, даже Яр чуть не оглох: — Тишка вернулся?! А дочку мою привез зелененькую? Уже лечу-бегу к вам!»

      «Солнышко, где ты свою метлу потеряла?» — спросил Яр.

      «Щуру оставила! На всякий случай, вдруг ему пригодится,» — беззаботно отозвалась Миленка. Яр уловил легкие шаги своих любимых чародеек, они торопливо спускались по крутым ступенькам винтовой лестницы.

      «Пап, а маме понравился дядюшка Виар!» — ехидно наябедничала на родительницу Миленка.

      — Красивый, обходительный мужчина, вот это настоящий князь! — донесся голос Лукерьи, сперва тихо, но делаясь всё громче с каждым преодоленным витком лестницы. — Конечно, на такого редкого красавца посмотреть приятно. Сама будто не пялилась на него постоянно?

      — Но помолодевший Щур ей понравился еще больше! — воскликнула Милка.

      Она козочкой перепрыгнула через несколько последних ступенек — и кинулась в раскрытые объятия отца. Яр поймал свою «малютку», с трудом удержался на ногах, отчего оба вынужденно закружились в подобии танца. Лукерья, глянув на них, покачала головой и ушла вперед, ведь от тронного зала их отделяла еще ровно половина дворца.

      — Пап, а ты позволишь Щуру ухаживать за мамой? — с невинным видом спросила дочурка по пути. — Он холост, она свободна, а он так давно в нее влюблен! Мне кажется, им будет весело стареть друг с другом.

      — Не думаю, что Щур снова захочет пережить старость и терпеть болезни. Кажется, ему уже хватило, — улыбнулся Яр, не глядя в сторону бывшей супруги. Та тоже отвернулась.

      — А Красимира мне жалко! — продолжала щебетать царевна. — Он ужасно расстроился, когда понял, что проигрывает дряхлому старикашке. А ведь он влюблен в маму не меньше, чем Щур. По годам он мучается, конечно, не так долго, но пылает неразделенной страстью столь же пламенно!

      — Солнышко, оставь своей маме право решать самой, с кем разделить будущее, — мягко произнес Яр. Лукерья, обернувшись, сверкнула очами так, что лесного царя озноб пробрал. Он благоразумно сменил тему: — Милена, подумай лучше о том, зачем ты пригласила к нам в гости дракона. Первого возлюбленного твоего будущего мужа! Не боишься, что Силь вспомнит былое?

      — Во-первых, папочка, в наш Лес дракона пригласил ты сам. Еще сто лет назад, помнишь? Твое царское решение для нас закон.

      Яр хмыкнул на ловкое крючкотворство дочурки.

      — Да-да, не перекладывай ответственность за свои порывы на меня, — пригрозила пальчиком довольная царевна. Продолжила: — Во-вторых, бедняжке просто некуда податься. Неужели тебе не жаль бездомного несчастного красавчика, последнего представителя своего рода? Если мы не примем его к себе, не защитим от людей, драконы совсем переведутся на свете. Это же огромная потеря для природного богатства! Ну, и в-третьих, если сейчас, до нашей свадьбы, Ванечка не поговорит по душам со своей зазнобой, тогда мне действительно всю жизнь придется тягаться с ним за его сердце. Нет, я помню, что у Ванечки два сердца, но мне нужны оба, целиком!

      — У колдуна два сердца? — ужаснулась Лукерья, передернула плечами. — Я знала, что он нелюдь, но чтоб настолько!

      — Он не виноват, это моя работа, — пояснил бывшей жене Яр. — Я отдал ему сердце из своей груди, чтобы он смог выдержать любовь нашей дочери.

      Лукерья скривилась еще больше:

      — А ты теперь, выходит, бессердечный? Нет, не надо, больше ничего не говори, не хочу ничего знать! — она демонстративно закрыла уши ладонями.

      — Ванечка должен увидеться с ним лицом к лицу и самостоятельно понять, что между ними больше ничего нет, — пылко объявила Милена. — И он должен его простить за всё, что произошло в прошлом, чтобы они оба обрели свободу жить настоящим. А главное, чтобы я могла со спокойной душой и чистой совестью наслаждаться моим возлюбленным, не подозревая, что в момент близости он думает не обо мне, а о драконе.

      — Умница моя! — восхитился гордый отец. Дочка в ответ на похвалу довольно похихикала.

      Перед дверями тронного зала никого не было. Зато вокруг да около прятались по темным углам, хоронились за колоннами, таились в нишах русалки, мавки, шуликуны и даже кухарки-кикиморы — то есть почти все обитатели дворца полным составом. Яр усмехнулся, но разгонять челядь не стал, ибо некогда и нет смысла: если что-то подслушают, то всё равно переиначат навыворот. А сплетен и так не избежать, на всю Дубраву новости разнесутся. Царь пропустил дам вперед и плотно притворил за собой двери, веселясь от мысли, что тяжелые створы обязаны выдержать натиск ушей, что к ним сейчас прилипнут с наружной стороны.

      В зале их ждали трое, только не те, кого Яр думал здесь увидеть.

      — Ой, Ванечка! Ты уже тут? — всплеснула руками Милка. Однако подойти к своему некроманту остереглась, очень уж тот мрачно глянул на вошедших.

      Сильван сидел на мягкой скамье, одной из тех, что были расставлены вдоль стен. Нахохлившись, ссутулил острые плечи, уперев локоть в колено, а подбородок водрузил на ладонь. Хмурый, смотрел в никуда, занятый внутренними переживаниями.

      Рядом с ним расположился Драгомир, уткнувшийся в очередной томик руководства по чернокнижию, коих Милена привезла из башни целый сундук вместе с самим некромантом.

      По другую сторону от Драгомира сидел Руун Марр. Дракон выглядел плохо: бледный в синеву, что было особенно заметно при смуглой коже. Обеими руками он держался за голову, согнувшись чуть не вдвое, будто его скрутило страшной болью.

      — Сокровище, а где Мышонок? — уточнил Яр, встав в недоумении перед скамьей.

      Сын сообщил, не отрываясь от чтения:

      — Вышел. Груша Сильвановна переволновалась и попросила сопроводить ее в уборную. Так Руун сказал, мы с ними разминулись.

      — Почему девочка пошла с Тишкой? — изумилась Лукерья. — Нешто у нас служанок нет?

      — При них гоблинша, не волнуйся, — успокоил ее Яр.

      — Груша в Тишку вцепилась так, что руку свело, разжать не смогли, — пояснил Мир, продолжая листать книгу.

      — А почему дракон за голову держится? Ванечка его побил? — нервно хихикнула Милена.

      — Я к нему и пальцем не прикоснулся, — процедил Сильван, не глядя в их сторону.

      — Когда мы вошли, эти двое так посмотрели друг на друга, что я побоялся, как бы не подрались, — признался Драгомир. Долистав руководство, томик захлопнул, сунул под мышку, поднял глаза на отца и сестру. — Поэтому я соединил их через Лес, чтобы они смогли честно объясниться в чувствах, не запутавшись в словах и не перессорившись заново. Заодно я вложил Рууну знание здешнего языка, ему не помешает.

      — Ты мне весь мозг в кашу перемешал, — простонал Марр, чуть не плача. Зато почти без акцента!

      Сильван фыркнул, в нем не нашлось сочувствия к мучениям бывшего любовника.

      — Бедненький! — подошел к дракону Яр, принялся гладить по голове, добавляя к утешению лечебные чары. Младшего сына пожурил: — Мирош, ты мыслил в правильном направлении. Но ведь ты еще не научился в должной мере управлять силой своего колдовства. Ты понимаешь, что по неосторожности мог полностью сжечь его разум?

      — Извините, — вздохнул Драгомир. В свое оправдание добавил: — Зато я почти разобрался, каким образом он управляет стихией огня. Это очень интересный и необычный способ. Если мы сумеем воспользоваться подобными чарами правильно, это поможет в борьбе с лесными пожарами.

      — Прекрасно, сокровище, но постарайся впредь быть аккуратнее с ним, — покивал Яр. Руун, избавленный от мигрени, блаженно выдохнув, обнял его за пояс и прижался горящим лбом к его груди. — Всё-таки драконы внутри очень хрупкие создания. И возможно, что этот — последний на всём свете.

      — Хорошо, пап, я буду с ним осторожен, — покладисто согласился Драгомир. — Кстати, я заметил еще кое-что интересное: смена обликов с драконьего на человеческий у него происходит совершенно не так, как это описывается для волков-оборотней. То есть никаких мучительных искривлений костей и суставов при превращении, никаких многочасовых перестроек мышц и внутренних органов. Он просто меняет один вид на другой — при этом оба они истинные! Это как две стороны у монеты. Силь, он ведь часто делает это неосознанно, верно?

      Некромант, живо заинтересовавшись рассуждениями своего ученика, позабыл о проблемах и увлеченно вступил в обсуждение:

      — Ты прав, он легко может обернуться во сне, например. Раньше я не задумывался над этой его способностью.

      — Перевоплощение не занимает больше секунды, так? — продолжал Мир. — Словно есть какой-то невидимый карман в воздухе, откуда он достает свое второе тело и прячет туда первое. При этом оба тела существуют одновременно, но мы можем видеть лишь одно из них. Однако лекарский дар отца воздействует на оба как на единое целое. То есть, даже когда Руун в человеческом облике, у него всё равно есть хвост и крылья, но мы их не видим. Хотя невозможно утверждать, что они невидимы, ведь их невозможно каким-то образом пощупать — их просто нет, и при этом они существуют.

      — Малыш, ты прав, это одно и то же тело. Но дело не в «кармане», как ты выразился, а во множественных измерениях пространства, в которых существует двойственная сущность дракона. Представь дом. Ты стоишь так, что тебе виден только фасад здания, поэтому может показаться, что перед тобой плоская стена. Но если имеешь возможность пройти вглубь, то увидишь, что здание имеет другие стены, оно продолжается за счет дополнительного измерения, пересекающегося с первым — ширины и глубины. Это если не говорить о высоте и времени, а ведь с течением лет здание также изменяется. Теперь представь, сколько может быть стен у здания, выстроенного в шести или более измерениях? Нам, живущим в обычном видимом мире, будут доступны только четыре стены и крыша, но здание от этого меньше не сделается. Это как если бы мы пользовались только тремя ступенями лестницы и не имели силы забраться выше.

      — О, я понимаю, что ты имеешь в виду, — покивал Драгомир.

      — Кстати, у меня где-то был отличный трактат восточного алхимика на эту тему, — вспомнил Сильван, — там прекрасно объясняется сущность множественного пространства…

      Яр и Милена довольно переглянулись, Лукерья закатила глаза к небу. Теперь ссоры и недопонимания остались в прошлом, ибо Драгомир показал своему наставнику ненавистного дракона с новой стороны. Руун насторожился, поднял голову: почуял, что два экспериментатора теперь не оставят его в покое, пока не изучат до последней чешуйки.

      Двери зала открылись, являя вернувшихся Светозара и Грюнфрид.

      — Мышонок!!!

      — Папка!!!

      — Я так соскучился!

      — И я — ужасно!!!

      Старший царевич с порога кинулся к отцу, Яр полетел навстречу — на бегу бездумно оборачиваясь легкокрылой крошкой-феей, совершенно не боясь, что в таком виде крепкие сыновние объятия могут оказаться для него роковыми.

      — …А ведь отец по схожему принципу уменьшается в крылатую фею: переносит большую часть веса, используя дополнительные пространства, как перевернутое увеличительное стекло! — между тем осенило Драгомира. Он оглянулся на возгласы, улыбнулся: — Да, именно вот так он и превращается.

      Сильвану стало не до научных изысканий. Он поднялся с места, не отрывая взгляда от замершей гоблинки.

      — Они так долго ждали этого момента! — тихонько всхлипнула Милка, утирая слезы умиления.

      Пока Яр и Тишка шумно обнимались и звонко целовались, Сильван и Грюн в молчании несмело подошли друг к другу. Маг опустился перед дочерью на колено, чтобы заглянуть ей в глаза, сияющие, смущенные, полные слёз счастья. О чем они между собой шептались, никто не слышал, даже они сами. Грюнфрид пыталась что-то беззвучно лепетать, вероятно, просила прощения за свой побег. Но Сильван не понимал ее — сам покаянно твердил о своей вине перед нею, что бросил ее одну на полжизни, шептал одними губами без голоса, оттого что горло сдавило подступившими рыданиями.

      — Надо им водички попить, а то икать будут, — озабоченно решила Милена и торопливо вышла из зала, чтобы отдать распоряжение прислуге. Потом царевна громко высморкалась, так что из-за дверей было слышно, и только после этого вернулась к семье, светло улыбаясь.

      — Нет, эдак не годится! — выскользнув из рук старшего сына, объявил Яр, поглядев на мага и гоблинку. Мимоходом вернул себе обычный размер, принялся командовать: — Солнышко, подними своего мужа с пола! Окна распахнуты, по полу сквозняки дуют — простудится еще!

      В приоткрывшиеся двери робко сунулась мавка с кувшином морса и кружками на подносе. Яр махнул рукой:

      — Мышонок, забери, поставь туда. Помоги сестре напоить Силя, а то и ему придется голос возвращать. А я пока… — он подошел к остолбеневшей в ужасном предчувствии Груше.

      Та стояла, распахнув глаза, боясь дышать — так пугал ее лесной царь, хотя из присутствующих он был по росту и деликатному телосложению к ней ближе всех.

      Яр чуть пригнулся — и, властно положив ладонь на кучерявый затылок, поцеловал гоблинку в губы. Проник в ее приоткрывшийся рот глубоко и настойчиво, не торопясь отпускать.

      — Пап, ты что творишь?! — закричал Тишка, пораженный в самое сердце, всплеснул руками, отчего вылил морс из кружки себе на одежду.

      — Ха-ха, теперь ты терпи, братец! Мне из-за Ванечки больше досталось! — позлорадствовала Милена. Она успела подхватить пошатнувшегося некроманта под локоть — у Силя подкосились ноги от такого зрелища.

      Груша возмущенно мычала, тщетно пыталась отпихнуть от себя наглеца, косилась на Светозара выпученными глазами, налившимися праведным пламенем…

      Тем временем Драгомир и Руун, внимательно следя за происходящим, нашли, о чём поговорить между собой:

      — Ясно, в кого ты такой бессовестный уродился, — негромко заметил уязвленный Руун. — При первом знакомстве твой папаша тоже полез копаться в моей памяти. И ведь что ты искал-то! Не стыдно, а? Голова до сих пор гудит, и перед глазами двоится.

      — Прости, — отозвался младший царевич. — Мне нужно было узнать. Не лезть же за этим в голову к Сильвану, он быстро от меня закрылся бы и еще накляузничал бы отцу.

      Дракон хмыкнул:

      — Ну и семейка!

      — Ты вправду любил его. Больше жизни, — вздохнул Мир, не скрывая восхищения.

       Дракон смерил его взглядом:

      — И он любил меня. Спасибо, благодаря тебе я узнал это доподлинно, как и горечь его ненависти ко мне. Хотя и так не сомневался в силе его чувств.

      Драгомир покачал головой:

      — Он всё еще любит тебя, поэтому не имеет решимости простить. Тебе придется заново заработать его доверие. Вернее, он уже простил тебе всё, кроме самой первой лжи.

      Дракон пожал плечами:

      — Нужно ли мне его доверие теперь? У него начинается новая жизнь, в которой мне нет места.

      — Почему ты так стремишься найти себе хозяина? — решился задать волнующий вопрос Драгомир. Уставил на собеседника пронзительный взгляд, от которого Руун немного смутился, себе на удивление. — Тебе нравится быть рабом? Это же глупо! Не понимаю.

      — Не рабом, а добровольно отдаться во власть того, кого… — машинально возразил дракон. Прикусил язык, поняв, что сболтнул лишнего. Но раз уж начали разговор, раз уж мальчишка оказался шустрым и проницательным, то следует объяснить так, чтобы понял. — У тебя было домашнее животное?

      — Конечно, — не задумываясь, кивнул Мир. — Козы, поросята. Когда я живу с мамой, я отвечаю за скотину.

      — Нет, не то, козу ты не пустил бы в свою постель, — рассмеялся Руун. — Была у тебя любимая собака? Кошка?

      — Рысь, — опустив глаза, вспомнил более подходящий пример царевич. — Отец обожает рысей. Однажды погибла кошка, остались котята, совсем маленькие. Папка не мог без слез на них смотреть, поэтому я забрал всех себе, выкормил, вырастил и отпустил в лес.

      — А если бы не отпустил? — спросил Руун. Дотронулся до острого подбородка, заставил поднять голову и посмотреть в глаза. Провел костяшками пальцев по скуле, впалой щеке. Аж в сердце защемило — до чего же худой мальчишка! Как после долгой болезни. Такой был и Сильван, когда они только-только встретились в хижине отшельника. Знакомый затуманенный взгляд с болью, затаённой глубоко на дне, спрятанной ото всех под привычной пустой улыбкой.

      — Один котенок не захотел уйти, — признался Драгомир. — Он остался, всюду ходил за мной, мы даже спали вместе.

      — Ты любил его, да? — подсказал Руун. — Заботился о нем, был ласков и предупредителен. И он полагался на тебя, доверял твоему выбору, ел из твоих рук.

      — Так ты?.. — раскрыл глаза шире Драгомир. Залился румянцем, отодвинулся. — Ты сумасшедший. Никто в здравом уме не пожелает сделаться игрушкой для другого.

      — Игрушкой? Разве ты не понимал, что он зависит от тебя, но при этом имеет собственные желания и волю? Разве ты не считал себя обязанным делать всё, чтобы он был доволен и счастлив?

      — Да, ты прав, он не был игрушкой. Он был моим другом. Частью моей жизни.

      Руун кивнул, признавая, что Мир уловил суть.

      — Не могу поверить, что Сильван был твоим хозяином, — пробормотал Драгомир.

      — Он и не был, — вздохнул Марр, усмехнулся. — Он сам нуждался в повелителе, каким отчасти стал для него твой отец. Или во владычице, как твоя сестра. У нас с ним всё равно ничего путного не вышло бы. В то время нам была необходима любая поддержка, мы вцепились друг в друга, как утопающий за щепку. И едва не утонули оба.

      — Боже, как это грустно, — всхлипнула Милена, утирая глаза платочком. Громогласно высморкалась. — Извините.

      Руун чуть не подпрыгнул на месте: оказывается, Милена под шумок отвела своего некроманта к соседней скамье и сама тихонько села рядышком, так что прекрасно слышала каждое их слово.

      Сильван тоже слышал. Не отрывая взгляда от Яра, который своеобразным способом возвращал Грюн голос, маг, серый от переживаний и стыда, прошелестел:

      — Ты прав, Руун. Тысячу раз прав. Мы ошиблись друг в друге с самого начала. Полюбили, в надежде убежать от одиночества, увидев в другом отражение собственных страхов. И после ошиблись, не объяснившись, не выслушав и не сказав того, что должны были сказать. Наша вина взаимна и равна. Я понял это не сегодня. И я простил тебя за всё. Кроме одного — в самом начале ты солгал мне. Мне нечего было скрывать от тебя, я не знал, как это — подозревать другого в обмане. Ты же обрадовался моей глупости и использовал меня в своих целях. Твоего молчания я тебе не прощу никогда.

      — Твое право, — обреченно согласился Руун. — Я и сейчас не могу тебе ничего рассказать, увы. Ни о том, как я оказался на пороге твоей хижины. Ни о том, почему был на волоске от смерти.

      — Полно, Ванечка, — вступилась Милена, — неужели ты не спас бы его? Даже если бы он рассказал тебе правду тогда, что его нарочно подкинули тебе, специально избили и приказали втереться в доверие — неужели ты поступил бы иначе? Прогнал бы? Оставил бы умирать? Нет, Ванечка, ты никогда не поступил бы так жестоко.

      Маг промолчал.

      — Правильно, солнышко, — поддакнул Яр. Он разорвал поцелуй и теперь крепко держал Грюн, обмякшую в полуобмороке, приложив ладонь к ее горлу, управляя невидимыми нитями силы. — Я ему твердил то же самое. Да и вспомни, Силь, разве он тебя соблазнил против твоей воли? Заставил тебя насильно что-то сделать? Он попросил помочь — и ты согласился. Он молчал, да, но и ты сам дурак, что не расспросил вовремя ни о чем. Поднажал бы со страстью, авось он и признался бы. Хотя, если честно, я тоже на него зол — за его привычку сбегать. Мало сбежал от тебя, заточив в башне, так и от меня потом удрал! Не дослушал, не дал договорить, рассердил Лес, а ведь могли бы вдвоем сообразить, как освободить тебя. Нет, вместо этого я по его вине проспал всю зиму, как сурок, а потом сто лет ничего не помнил и не ведал! Если б не Миленка, ты так и помер бы тихо, став самому себе надгробным ангелом.

      Руун Марр стиснул челюсти. Мир заметил, какого труда ему стоило выслушивать отповеди молча, не начав оправдываться.

      — Ну, вот так, сойдет, — наконец-то прекратил Яр мучить еле дышавшую гоблинку. Передал с рук на руки Евтихию, обессиленному противоречивыми чувствами. — Связки я ей восстановил, теперь сможет даже петь.

      — Благодарю, — вздохнул Сильван.

      — Не стоит, она же моя внучка, — ухмыльнулся Яр. Легонько похлопал Грушу по щекам, чтобы не висела на руках у Тишки, точно тряпичная кукла. И когда та открыла глаза и затрепыхалась, смущенная внезапными объятиями растерянного возлюбленного, Яр попросил: — Ну-ка, скажи что-нибудь?

      — Ой, не терпится услышать, какой у Грушеньки голос! Наверное, мелодичный! — воодушевилась Милена.

      Покосившись на Светозара, Грюн честно попыталась что-то произнести. Судя по ее личику, ей не терпелось осыпать лесного владыку самыми отборными гоблинскими ругательствами. Но кроме невнятного шепота ничего не выходило, как ни старалась.

      Яр протянул руку и просто ущипнул свою названную внучку за попу. Та громко взвизгнула от неожиданности:

      — Ай!!!

      — Очень мелодичный голосок, как у павлина! — ехидно заметил Руун.

      На что Груша надулась и оскорбилась. Подобрала ножки удобнее, руками обхватила Светозара за шею покрепче и всем видом показала, что у нее имеется верный защитник, который насмешек над своей дамой не допустит.

      — Прекрасно, — подытожил Яр. — Голос есть, разговаривать сама научится.

      — Я помогу, научу! — вызвалась Милена. Широко заулыбалась, так что названная дочка от такой улыбки опасливо прижалась к груди своего рыцаря.

      — И раз уж все друг друга почти простили, можно считать семейный совет закрытым, — объявил лесной владыка.

      — Погодите, а как же главная новость? — выступила вперед Милена, дернула к себе жениха, приобняла его за пояс, крепко прижала к своему боку. — Мама, папа, мы с Ванечкой просим вашего родительского благословения на женитьбу!

      — Благословляю! — буркнула Лукерья, ибо все возражения давно исчерпала.

      — Так ты всерьез? — обрадовался старший брат. Груша, восседавшая у него на ручках, придирчиво оглядела свою мачеху с ног до головы, после чего отвернулась, словно это событие ее не касалось.

      — Когда свадьбу играть будем? — уточнил у дочери Яр.

      — Хоть завтра! — радостно объявила царевна. — У меня всё заготовлено, кухарки только ждут приказа, чтобы кушанья к пиршеству настряпать.

      — Давайте через неделю, — попросил жених неуверенно. — Там новолуние будет, звезды сойдутся… В общем, удачный момент для любого начинания. Я надеюсь.

      — Значит, через неделю, — кивнул Яр. — Водяные и лешии из дальних провинций успеют добраться. Эх, пир закатим!

      Руун смотрел на смущенного мага и не верил собственным глазам. Дракону вообще с трудом верилось, что это всё происходит наяву. Яр, похлопав его по плечу, заставил его очнуться:

      — Руун Марр, ты тоже приглашен, будешь дружком жениха! Оставайся у нас, гости в Дубраве, сколько пожелаешь. — Он доверительно подмигнул и, понизив голос, добавил: — Однако на твоем месте я бы поспешил убраться восвояси поскорее. Два не в меру любопытных некроманта-алхимика на одну твою душу — это слишком опасно. Вдвоем придумают такие опыты, что, боюсь, живым не выберешься.

      — Папа! — обиделся Драгомир.

      — Что, мое сокровище? — невинно спросил родитель.

      — Отец, не прогоняй его, ему некуда податься, — вступился Евтихий. — У него башню отобрали, а в заграничных королевствах на бездомного дракона будут охотится все, кому не лень.

      — Брось, я найду, где устроиться, — отмахнулся от помощи старшего царевича Руун. Кивнул Яру: — Спасибо за гостеприимство, ваше величество, я не обременю вас своим присутствием дольше, чем это будет необходимо.

      — Ах, выражается, как настоящий придворный! — восхитилась Миленка.

      — Отец, я хочу его себе!

      Вся семья обернулась к Драгомиру. Тот горел решимостью получить желаемое. У Рууна сердце встрепенулось в груди от этого упрямого вызова в глазах, однако дракон поспешил отогнать подальше неуместные мысли.

      — Отец, отдай его мне! — потребовал младший царевич.

      — Мирош, зачем он тебе нужен? Если для экспериментов, то я не могу такого допустить, мне его жалко. Он же разумная тварь, а не бессловесное растение.

      — Не для опытов, я уже дал слово быть с ним осторожным. Ему нужен хозяин, я попытаюсь… Хочу попробовать… — Мир осекся, не зная, какие слова подобрать.

      — Но, сокровище моё, — опешил Яр, — это же взрослый дракон, а не собачка. Ты с ним не справишься, подумай хорошенько!

      — Папа, ты обещал! — упорствовал Мир. Вдруг понял, отчего все смотрят на него округлившимися глазами, и смутился. Но сжал губы, готовый стоять на своем.

      — Обещал? Когда это?!

      — Вспомни: выстроить мне башню, приставить дракона, чтобы сторожил…

      — А, ты в этом смысле! — с облегчением перевел дух Яр. Признал: — Да, было. Ну, хорошо. Руун Марр, будешь служить моему младшему сыну! Охранником. Согласен?

      — Почему нет? — пожал плечами дракон, вроде бы равнодушно, но в глубине глаз зажегся хищный огонек. — К такой работе мне не привыкать, да и твой царевич милее иной принцессы.

      — Хорошо. Потом осмотрите Дубраву и решите, где поставите себе башню на двоих, — подытожил Яр.

      — Сразу видно, кто у папки в любимчиках! — фыркнул Тишка без капли зависти, одобрительно потрепал брата по волосам.

      — Но, Яр?! — вскинулся Сильван. — Как ты можешь допустить это… этого ящера к родному сыну?!

      — Руун нормальный парень! — поручился за приятеля Тишка.

      — Твое величество, если так будет спокойнее, возьми с меня клятву… — начал было Марр, но Яр от него отмахнулся:

      — Нечего бросать слова на ветер! Ты не подозреваешь, с кем связался — Мирош тебе не Мышонок!

      — А что я? — не понял Тишка.

      — Силь, — обернулся Яр к магу, — это наш с тобой сын. И не нам винить его в том, что он унаследовал наши вкусы. Ну, хочется ребенку дракона — ради бога! Лишь бы в радость.

      — Кстати, вы мне объясните, откуда у Мирошки взялся второй отец? — поймал на слове Тишка, обвел подозрительным взглядом семейство. — Как так получилось? Из-за этого мама собралась уйти от папки?

      Лукерья удрученно закатила глаза к потолку.

      — Я тебе за ужином расскажу, — успокоила брата Милена.

      — Дубрава у нас не тесная, часто сталкиваться не станете, — продолжал увещевать мага лесной владыка. — Я не буду сажать тебя с этим чешуйчатым гадом за один стол, если сам не захочешь. Можешь с ним не здороваться. Но как наставник ты просто обязан научить нашего сына с ящером правильно обращаться.

      — Не стоит, я уже всё видел в его памяти и всё понял, — признался Мир, кивнув на растерявшегося от такого оборота дракона. Юный некромант перевел взгляд на своего учителя и добавил, скромно опустив ресницы: — В твоей памяти я тоже копался. Совсем чуть-чуть.

      — Я же показывал тебе только то, что нужно для обучения! — возмутился Сильван, стушевавшись больше перед Яром, ведь тот не хотел посвящать сына в тонкости взрослой жизни раньше времени. — Как у тебя получилось?

      — Я пониже осознанных мыслей прошел, прямо в глубинную память через воспоминания о запахах, — поделился Мир. — Помнишь, ты случайно подпалил волосы над свечой? И сразу вспомнил, как проводил ночи с драконом, а Руун сопел тебе в макушку. В этот момент я и подловил тебя.

      Старший некромант был впечатлен, даже вымолвить ничего не мог.

      — Молодец, сокровище, быстро учишься. Но больше так не делай! Особенно без разрешения, — строго погрозил сыну отец. Обернулся к магу: — Вот видишь, Силь, какой у тебя старательный ученик, а ты в него не веришь! Смотри, еще придется спасать дракона от такого хозяина.

      Когда все, посмеиваясь, разошлись, и в тронном зале задержались только младший царевич и дракон, Руун счел нужным уточнить:

      — Я согласился остаться, потому что мне некуда возвращаться. Мне по большому счету безразлично, где строить новую башню или рыть нору. Мне нравится твой отец и, кажется, с твоим братом мы неплохо подружились. Но учти, я не назову хозяином мальчишку-сопляка. Изволь сперва подрасти.

      Драгомир выслушал, серьезно кивнул:

      — Понимаю. Ну, а мне не нужен ни питомец, ни раб. Я даже не прошу стать моим другом, тем более любовником. — Он понизил голос: — Мне нужна помощь в мести. Я собираюсь убить человека. Я раньше никого не убивал. Не хочу, чтобы меня за этим занятием видели родные. Но мне требуется кто-то, кто бы остановил меня, если…

      Он замолчал, запутавшись в словах.

      — Ясно, — обронил Руун. — Позови, когда понадоблюсь.

      Драгомир проводил его взглядом до выхода из зала. Оставшись один, закрыл лицо руками, судорожно выдохнул.

      За дверью Марра подловила Лукерья Власьевна:

      — Ишь ты, драко-он! — протянула она, прищурив глаза, в эту минуту как никогда напоминая свою дочь. — И что в тебе нашли мои мужики эдакое, за какие достоинства привечают?

      — У них спроси, — устало огрызнулся Руун.

      — Ты не дерзи, я всё ж тут царица, хоть и бывшая, — усмехнулась ведьма. — Пойдем, чаем напою. Или чем покрепче угостить? Хочешь самогона? Хотя нет, ты и так огнедышащий. А я рюмочку наливки пригублю, не каждый день дочь выходит замуж за мертвеца. Не ершись, просто посидим, поболтаем с тобой. Узнать мне хочется…

      — Меня? Я просто бездомный ящер, — скривился Марр.

      — Не тебя, нужен ты мне! Мирош с тобой сам разберется, он у нас мальчик умный, любознательный, пусть и скромный. — Она взяла его под локоток и повела к своим покоям, где уже распорядилась накрыть стол и поставить самовар. — Про Ваню, Сильвана то бишь, расскажешь. Кто таков на самом деле, какой из себя был по молодости, чего от него ждать. Где внучку нам пригулял такую подозрительную. Надо же, как ты его довел, что он с гоблинами снюхался!

      Руун рассмеялся в голос:

      — Яблочко от яблони!

      — Чего это? — нахмурилась ведьма.

      — Светозар тоже думал, что Грюн — дочь Силя от гоблинши.

      — А разве нет? — вскинула брови Лукерья.

      — Она наша с Силем, наполовину моя, — признал он.

      — И вы туда же? Ох, ну и мужики в нашем семействе темные! Творят, что взбредет в голову! — вздохнула ведьма неодобрительно. — То-то она мне показалась какой-то дикой, эта ваша Груша. Не такую я хотела жену для Евтихия. Ну, авось и не получится у них сойтись, уж больно ростом отличаются. Для ухаживаний это изюминка — таскай на ручках, пока не надоест! А вот в брачной жизни сильно мешать будет. Как детишек вынашивать станет, вообще думать боюсь. Хотя, сдается мне, Яр и тут что-нибудь придумает, учудит.

      _______________

      

      Томил отказался от первой брачной ночи. Вернее, смутившись, попросил отложить супружескую близость до более спокойных времен. На что Нэбелин страшно оскорбилась — ведь она так давно ждала этого события! Она ничего не сказала, только кольнула в самое сердце укоризненным взглядом. И ушла из дома — заявила, что хочет прогуляться перед сном, будто за день не нагулялась. Разумеется, Рэгнет кинулся за ней следом, сопровождать и охранять, хотя Томил слышал, как до этого в соседней комнате он жаловался лекарю, что умирает от усталости и смертельно хочет выспаться. Всё-таки напрасно Томил плохо думал о родственных привязанностях между эльфами — отец есть отец, даже для Рэгнета забота о дочери превыше всего.

      Томил протомился некоторое время. Кажется, задремал неспокойным сном — очнулся вдруг в темноте, заморгал в растерянности. Свеча не горела, и было неясно, она оплыла до конца и погасла только что, чем его и разбудила, или же огонек задуло сквозняком — но когда? Четверть часа, два часа, минуту назад? Томил совершенно потерялся в расчетах. И в темноте ощущал себя неуютно. Дом отца стал чужим, на каждом шагу встречал его углами, порожками, подножками, вениками сухих трав по лицу…

      Выбравшись на крыльцо, Томил Сивый вздохнул полной грудью. На высоком небе сияли звезды, размытыми тенями мелькали поночуги. В кустах и высокой траве пиликали сверчки. У соседей на чердаке, тихонько постукивая коклюшками, кикимора выводила жалостливую песню.

      Эльфы до сих пор не вернулись. И где их носит? Нужно их искать. Или оставить в покое? Пусть они вдвоем где только не бывали, чего не повидали, но теперь-то Томил ответственный за их безопасность, тем более это его город. Но куда они могли податься — тот еще вопрос.

      Томил опомнился, что для поисков не помешает захватить фонарь. Только развернулся зайти в дом, как по улочке полоснул отсвет огня. Кто-то направлялся к дому лекаря с фонарем в руке, словно в ответ на его мысли. Томил вышел навстречу к калитке, сердце радостно ёкнуло: сами вернулись! Нагулялись, остыли, простили... Однако тусклый красноватый свет масляной лампы, спрятанной за мутными стеклышками, высветил другую фигуру, тоже знакомую, но далеко не ту, кого он ждал. Шириной в плечах Богдан сразу за двоих эльфов сошел бы.

      — Сивый, не спишь? Хорошо. Я за тобой.

      — Шмель? Ты... Почему так поздно шастаешь?

      — Рогволод велел привести тебя. Идем, он ждет.

      Томил насторожился, даже в темноте было очевидно, как необычно хмур его друг.

      — Подождет. Мне нужно найти...

      — Твоих эльфов? — перебил Богдан. — Они у князя. Идем.

      — Как? — опешил Томил. — Что им там делать?

      — Так вышло. В общем, он приказал их схватить, — через силу признался Шмель.

      — И Рэгнет позволил?! — от изумления и злости аж голос осип. — Почему? Что Рогволод с ними сделал? Они же полмира вдвоем прошли! Они же!.. Как так?! Неужели не могли дать отпор и сбежать от вашей дружины?!

      — Не ори на всю улицу, люди спят! — Шмель просто зажал ему рот свободной рукой, чтобы опомнился. — Рогволод пригрозил, что, если они будут сопротивляться или сбегут, то он... Он обещал бросить в земляной мешок мою семью. Поэтому твои эльфы дали себя поймать, из-за меня. Прости.

      — Но... Нет, твои... Ты... О, господи!..

      Томил схватился за голову от таких вестей, поразивших, словно гром средь ясного неба.

      — Ничего с ними не случилось, никто их пальцем не тронул, — попытался успокоить друга Богдан, но говорил без должной уверенности. — Идем, там и увидишься с ними.

      ...В просторной палате гридницы, что примыкала к княжескому терему, несмотря на поздний час кипела бурная деятельность. Рогволод собрал вокруг себя всю военную свиту. С облегчением Томил разглядел эльфов, сидящих поодаль от суетящихся людей — не связанные, не избитые, живые и невредимые, хотя мрачные, как тысяча зимних ночей, что, впрочем, не удивительно.

      — Томилушка, наконец-то и ты к нам присоединился! Давай, показывай, где на крепостной стене чародейские щиты поставишь. — Рогволод снова склонился над разложенным на столе планом города, оставшимся после последней перестройки башен. Ткнул пальцем: — Вот здесь и здесь надо прикрыть понадежнее, сюда мы все пушки переставили. А над избами не обязательно, сгоним народ при надобности к монахам, пусть молятся усерднее.

      — Разве я обещал тебе помогать? — холодно спросил Томил.

      Негромкий гул голосов, заполнявших палату словно жужжание в улье, стих.

      — А разве у тебя есть выбор? — выразительно наклонил голову князь. Отмахнулся: — Так, не морочь меня. Давай пошустрее соображай! С тебя прошу немного, только прикрой город на несколько часов, пока будем обстреливать тот берег. Оберегов для меня и для дружины сообрази, чтобы Яр не пронюхал о нашем отъезде. Человек двадцать с собой возьму, не больше.

      Томил молчал, хотя орать хотелось во всю силу легких. Внутри его раздирали противоречивые чувства: если он поможет князю с побегом, на город обрушится кара разъяренного лесного царя. Если он не поможет, то его самого запросто удавят, эльфов заточат в темнице, где даже бессмертие не спасет. И Шмелю с семьей не поздоровится.

      — Какой срок даешь? — глухо спросил он.

      — Пара часов есть в запасе, перед самым рассветом начнем, — деловито заявил князь.

      — Я не успею. Нужно сперва подготовиться. Обереги вообще две недели делать, чтобы вправду помогали.

      — А ты постарайся, Сивый, напрягись, — ласково произнес Рогволод, а брови свелись к переносице.

      — Не лучше ли договориться? — попытался воззвать к разуму Томил. — Если попробуешь сбежать, тебе никакие обереги не помогут! И сам пропадешь, и людей погубишь. Сына своего пожалей! Дозволь мне обратиться к Яру? Щура позову, он коротко знает их семью...

      — Щур преставился, да будет тебе известно, — отрезал Рогволод, снова уставился на карту.

      — Это тебе неизвестно! — перебил князя Томил. В сердцах стукнул по столу, по карте ладонью, Рогволод поднял на него побелевшие глаза. — Друг Яра воскресил Щура в новом, молодом теле! И Яр прислушается к его словам! А Щур будет на моей стороне! На нашей!

      Рогволод выпрямился, смерил своего разгорячившегося советника колючим взглядом с ног до головы. Проронил:

      — Мертвеца воскресил, стало быть? Значит, не зря люди о черном колдуне слухи распускают. Беспокойные мертвяки на погосте его рук дело. Так вот, Томилушка, следующим ходячим покойником я быть не намерен. Здесь я ни на день дольше не останусь. Пусть хоть весь город сгорит, но я отсюда выберусь. С твоей помощью или через твой труп — решай сам. Велю содрать с тебя кожу — то-то будет защитный оберег! Ты ведь на короткой ноге с Яровым семейством, вот твой дух меня и выручит. Что скажешь? А тебя потом воскресят, не бойся. Твои лесные друзья, видишь, какие умелые.

      Томил не посмел отвести глаз, взгляд князя придавил его к полу, захолодив кровь в жилах до могильного льда.

      — Я помогу с амулетами, — подала голос Нэбелин. Всё это время Шмель негромко переводил суть разговора для эльфов. — Нужно ведь просто сделать так, чтобы лесная нежить не разобрала, что перед ней люди? Это я сумею.

      — С защитой города грех не помочь, — обратился и Рэгнет к своему зятю. — Вдвоем с тобой управимся в срок. Пройдемся от башни до башни, это недолго.

      — О чем твои ушастые родственнички бубнят, Томил? Ну-ка, растолкуй! — потребовал с подозрительностью князь.

      Каким-то чудом Томил заставил онемевший язык шевелиться, передал предложение эльфов.

      Рогволод расплылся в довольной улыбке, обернулся к Шмелю:

      — Вот же, не зря я в Томку верю — какую жену себе нашел умницу! Я всегда говорю: семья — это силища! А твоих, Богдан, ты всё равно позови. Пока Томкина родня будет при деле, твои в тереме посидят. У моей княгинюшки больно много лишних нарядов накопилось, пусть твоей Варваре отдаст поносить. Как раз я велел ей сундук собирать в дорогу, вот и разберут шмотки, чтобы лишнего не напихала. А твой малой — его Васькой кличешь, верно? Очень он на моего оболтуса похож, тот же рост, те же вихры — издалека сам их путаю, ха-ха! Передай Варваре с ним прийти, обоим обновки справим.

      Томил чуть не заскрипел зубами, так стиснул челюсти от злости: замысел князя был яснее некуда! Наряженная в богатые платья жена Шмеля и его сын должны будут изображать княгиню и княжича, пока настоящие с Рогволодом и избранной дружиной пустятся в тайный побег из собственного города.

      

      ___________

      

      — …То есть, Груша получается сестрой Мирошке? — вопрошал Светозар.

      — Получается, — согласилась Милена.

      — А тебе она падчерица?

      — Ага!

      — А мне она кто тогда? Племянница? Или сестра? — не унимался Светозар.

      — По возрасту скорее тётя, — захихикала Милка. — А что это тебя волнует? Думаешь, старая она для тебя?..

      Голоса стихли, отдаляясь. Руун Марр улыбнулся подслушанному разговору: у Яра и наследники все в него, вечные дети, чепуха в головах.

      Дракон нашел себе уголок по душе — небольшой укромный балкончик в промежутке между скрещением лестниц и галерей. Здесь, под навесом цветущих ветвей какого-то душистого чудо-растения, можно было побыть в одиночестве, полюбоваться видом Дубравы в сумерках. После чаепития в обществе Лукерьи, после нескольких часов неприкаянного блуждания по залам это было то, что нужно. Тишина, если не считать голосов вечерних птиц снаружи и обрывков болтовни обитателей дворца, слышной через открытые окна. Синяя прозрачная темнота, прореженная сиянием крупных жуков-светляков. А сверху — звезды, мерцающие сквозь листву и ветви.

      Удивительно, как Сильван отыскал его здесь. Руун не обернулся на шорох: тепло разлилось в сердце дракона раньше, чем собственный разум понял, чьи это шаги.

      — Спрятался? — улыбнулся маг, встав рядом, и тоже устремил взгляд вдаль, на бродившие по темным тропинкам огоньки.

      — Сам пришел? — выгнул бровь дракон. — Больше не злишься на меня?

      — Да... То есть, нет. Это так непривычно — я столько лет придумывал тебе оправдания. И вот теперь точно знаю, что ты не предавал меня, что я сам, по своей слабости угодил на костер. Смалодушничал и струсил, вместо того, чтобы сделать так, как ты просил. Это ведь я должен был помочь тебе выбраться из плена. Светозар рассказал, в каких условиях тебя там держали... И потом с Грюнфрид — я сам себя загнал в ловушку.

      — Нет уж, лучше и дальше злись на меня, чем на себя, — покачал головой Руун. — Еще захвораешь, снова зачахнешь от самоедства, а у тебя на носу свадьба.

      Сильван невесело рассмеялся.

      — Светозар поведал Яру, что сталось с его отчим домом? — спросил дракон.

      — Да. И Кса... И Яр внимательно выслушал рассказ из уважения к сыну. После заявил, что эльфы это заслужили. Он не желает им помогать и строго запретил своим детям вмешиваться. Милена его полностью поддержала. Я понимаю его чувства, ведь он был почти ребенком, когда его изгнали. И сразу оказался похищен, заперт в борделе — он никому не рассказывал, что именно тогда ему пришлось вытерпеть, ни с кем не делился подробностями, кроме меня. И при этом семья вспомнила о нем, только когда им потребовался его дар! Только тогда они решили разыскать его. Подобное отношение ничем не может быть оправдано.

      — Что ж, не мне жалеть Орсааркса и его подданных, — пожал плечами дракон.

      Сильван не возразил.

      — Не верится, что всё это действительно происходит, — признался Руун. — У тебя есть дочь, есть сын. И невеста. У тебя!

      — Мне тоже не верится, — кивнул Сильван. — Я и сам узнал о сыне, только когда попал сюда, а познакомился с ним совсем недавно. Дочь хоть и росла на моих глазах, но я-то был для нее всего лишь статуей, не родителем. Невеста же… Боже, как так получилось?

      — Не оправдывайся. Уверен, Милена точное подобие своего отца — ее желаниям нет преград. Увидела, захотела — получила. Ты же не мог отказать такой настойчивой красавице.

      — Она спасла меня.

      — Тем более ты не вправе отказать. У тебя просто нет выбора, — усмехнулся дракон.

      — Она любит меня, — тихо произнес некромант. — Собственнически. Ревниво. Со всей силой.

      — Я заметил, она сильная девушка.

      — Руун?

      — М-м? — Чтобы занять руки, Марр дотянулся и сорвал благоуханный цветок с ветки, раскачивавшейся от ветерка над его головой.

      — Теперь я знаю, что ты чувствуешь ко мне. Прости, что из-за меня ты мучился виной все эти годы, так долго.

      — Мне тоже показали, что тебе пришлось вытерпеть из-за меня, — сказал в ответ дракон, нежа цветок в своих ладонях, гладя атласные лепестки. Не глядя на бывшего любовника. — Боюсь, теперь меня будут терзать ночные кошмары еще чаще. Лишусь аппетита, облезу от стыда за содеянное, полысею…

      — Марр, заткнись, — попросил Сильван. Забрал цветок себе, тем самым заставив наконец-то посмотреть в глаза. — Не прикидывайся передо мной, я не поверю в твою фальшивую ухмылку.

      — Прости, — вздохнул дракон. Чтобы не утонуть в серебристых требовательных глазах, погладил длинную прядь слегка сиреневых волос, принялся наматывать на палец, наслаждаясь блеском и гладкостью. — Прости меня за всё. Нет, сам заткнись! Даже если ты сейчас опять скажешь, что простил, мне будет еще хуже от твоего великодушия.

      — Руун, какой же ты врун и болтун, — застенчиво улыбнулся Сильван, как умел улыбаться в их общем прошлом, еще не омраченном несчастьями и предательством. — Ты знаешь, как в этой семье выясняют истинные чувства друг к другу?

      Маг тоже взялся за длинные ало-черные пряди, выбившиеся из хвоста, потянул к себе. Дракон покорно приблизился. Они встали вплотную, но почти не касаясь друг друга.

      — Намекаешь на Ксавьера и его любимого дядюшку? Я слышал эту историю.

      — Не только. У Драгомира к Яру была такая же страсть-наваждение, я сам тому свидетель.

      Сильван потянул еще немного, и Руун пригнул голову чуть ниже. Теперь их губы оказались слишком близко. Сильван опустил ресницы, вспоминая это ощущение жаркого дыхания на своей холодной коже. Марр был ему благодарен, сейчас дракон мог жадно рассматривать лицо возлюбленного, не страшась ответного взгляда. Кажется, Сильван ничуть не изменился с их предпоследнего расставания, когда они еще были вместе, только волосы больше не черные, но ему и так хорошо, волшебно.

      — Сумасшедшая семейка. Я тебе завидую! Хотел бы я тоже посмотреть на их лобызания собственными глазами. А еще лучше самому присоединиться! — мечтательно рассмеялся Руун. Понизил голос до соблазнительного шепота: — Так что, предлагаешь мне поцелуй на прощанье?

      — Распрощаться нам не суждено, мы теперь будем часто сталкиваться, — отозвался Сильван. Ожег его взглядом, вдруг распахнув глаза, без колдовства поймал в сеть чар: — Не перебивай! Я узнал сегодня, что на самом деле испытываешь ко мне ты, тебе открылись мои чувства. Но сейчас, пока никто нам не мешает, мы должны понять, что чувствуем мы сами. Нам нужно прислушаться к самим себе. Чтобы не солгать себе и тем, кто нас выбрал. Ты должен понять, кто я на самом деле для тебя. Я хочу выяснить раз и навсегда, что испытываю к тебе.

      — А если нам понравится? — многозначительно и отчасти наигранно ухмыльнулся дракон. — Нет, я-то не против, отнюдь.

      Он осмелел настолько, что положил руки на поясницу Сильвану и нахальным рывком прижал его к себе. Против ожиданий и страхов некромант не возмутился. Он, конечно же, вспыхнул смущением, отвел глаза, но вырываться или бить в ответ, похоже, не собирался.

      — Я был счастлив с тобой, — честно сказал Сильван, — тогда, в хижине отшельника. Это были самые светлые дни в моей жизни. Я благодарен тебе за них. Но повторить прошлое невозможно. Потому что мы изменились, оба.

      — Зачем же тогда ты предлагаешь целоваться?

      — Чтобы развеять морок иллюзий. Чтобы удостовериться. Избавиться от сомнений.

      — А если я не хочу? — огорченно признался Руун. — Это будет больно, наверное, жить с потухшим сердцем, без всякой надежды.

      — Ты должен. Ради меня. Ради себя самого, — настаивал некромант, не скрывая, что и ему страшно решиться на такой шаг.

      — Черт с тобой, уговорил!

      Руун порывисто обнял своего мага, потянулся поцеловать — но не прикоснулся к губам, предоставляя Сильвану право сделать ответное движение навстречу. Или не сделать.

      Миг колебания. Сильван закрыл глаза и прильнул своими бледными, почти белыми губами к его ярким, вишневым с угольно-черными контурами. Слишком разные: снежно-холодный и пламенно-горячий, нежный и требовательный, неуверенный и готовый к покорности.

      Почти минута их прошлого наяву. Словно не было целой жизни.

      Сильван очнулся первым, оторвался, опустил голову, зашептал, чуть задыхаясь:

      — Спасибо. Спасибо тебе за то, что было между нами.

      — Нет, это ведь ты меня спас, — не отпускал его Руун. — Я хотел умереть, но ты дал мне смысл бороться за жизнь, с тобой мое существование перестало быть никчемным и пустым.

      — Ты пробудил меня к жизни. — Сильван положил голову ему на плечо.

      — Я любил тебя. — Дракон закрыл глаза, наслаждаясь оставшимися мгновениями. — Не прощай мне мою ложь. Не разрывай последнюю нить.

      — Я тоже любил тебя. Не прощу, никогда.

      — Всё-таки эльфы поганый народ — назначил меня дружком жениха! — неожиданно рассмеялся дракон. — Твой Яр издевается надо мной! Над нами!

      — В бессмертной жизни слишком расточительно помнить обиды, — улыбнулся Сильван.

      — Это точно, не годится портить себе печень и нервы на всю грядущую вечность. Врагов нужно убивать сразу.

      — О чем это ты? — насторожился некромант.

      — Да так, ни о чем.

      Но Сильван не поверил, нахмурился, заглянул в глаза:

      — Мир поэтому пожелал тебя оставить, чтобы ты помог ему отомстить князю?

      — Ты отлично знаешь своего ученика, — оценил дракон. — А еще жаловался, что он рос без тебя. Наверстаешь потерянные годы без проблем, будешь с ним ближе, чем он с родным отцом. Хотя, ты же не станешь с ним целоваться? Или нет? Черт, зачем я это представил!

      — Болтун, — снисходительно улыбнулся Сильван, поправил ему длинную челку — и легонько щелкнул по кончику носа: — Не вздумай ляпнуть такое при Милене!

      — Свадьбу еще не сыграли, а ты уже сделался примерным мужем? — ухмыльнулся Руун.

      Сильван ничего не сказал, просто смотрел ему в глаза. Дракон без лишних слов разжал руки. Некромант выскользнул из объятий.

      — Пожалуйста, присматривай за Драгомиром, — попросил он, задержавшись в дверном проеме. — Ему досталось немало боли. Мы не можем позволить его сердцу очерстветь — именно сейчас он выбирает свою судьбу.

      Он ушел, оставив после себя тепло в груди, сладость на губах и растерянность в опустевшем разуме. Словно всё, все чувства, мысли и устремления, кружившиеся бестолковым вихрем, разом улеглись в голове в идеальном порядке... И Руун не знал, что теперь ему делать и для чего жить дальше.

      Руун Марр услышал шуршание у себя под ногами. Цветок, сорванный им и оброненный Сильваном на пол, поднялся на тонкие цыплячьи ножки и посеменил к ажурному ограждению балкончика.

      — Стой, куда?! — воскликнул дракон.

      Толком не понимая, зачем это ему нужно, он попытался поймать воришку романтичного мусора. Но шуликун, вцепившийся в растрепанный бутон, оказался очень проворным: выписывал неожиданные восьмерки между его ног, бегал зигзагами, шустро прыгал, ускользая прямо из-под пальцев и когтей. Руун не единожды по его милости приложился лбом о перила, умудрился сам себе наступить коленом на кончик хвоста, но всё-таки упустил мелюзгу. Победно запищав, шуликун удрал вместе со своей добычей, протиснувшись через одну из многочисленных дыр в ограждении балкона. Руун вскочил на ноги, высунулся наружу, перегнувшись через бортик — и проводил взглядом воришку, улепетывающего по отвесной стене.

      Дракон усмехнулся: и вправду, зачем ему этот мусор? Хотел засушить цветок на память о последнем поцелуе? Так у него нет томика со стихами о любви, чтобы спрятать бутон между страниц. Не одалживать ведь для этого у Сильвана один из его талмудов по некромантии.

      _________

      

      Чтобы поставить щит над городом, требовалось немало сил, которых у Томила явно не хватало после недавно перенесенной тяжелой болезни. К тому же за короткое время обойти городские стены и подняться на каждую башню, чтобы замкнуть защитный круг — тут выдохнется даже здоровый человек. Тем более на верхней площадке каждой башни, на каждом столбе, поддерживающем остроконечные кровли, приходилось кропотливо писать тайные знаки и письмена — пером, выдернутым из хвоста черного петуха. Чернилами, в которые Томил щедро нацедил собственной крови.

      — Возьми моей накапай! — неоднократно предлагал Рэгнет. — Тебя уже шатает!

      Но Томил, заматывая порезанную руку тряпицей, упрямо отказывался:

      — Колдовство будет привязано ко мне, ты не должен вмешиваться. Если что-то случится, возьми Нэбелин и бегите. Только ты сможешь увести ее отсюда.

      — Как я могу не вмешиваться? — пожал плечами эльф, грустно улыбнулся. — Если ты погибнешь, она тоже быстро завянет. Кстати, кто тебя научил ставить магический купол?

      — Щур. Не отвлекай меня, прошу.

      — Прости. Я просто заметил кое-что знакомое в твоих заклятьях. Похожим образом мы прячем от чужих глаз свои замки.

      — Возможно… — Томил невольно остановился, кончик пера замер над досками, покрытыми мелкими торопливыми письменами. Чернила бурого цвета быстро высыхали на поднявшемся холодном ветру. — Скорей всего Щура обучил этому сам Яр. Отец рассказывал, как они вместе останавливали таким способом коровью чуму, прокатившуюся по округе много лет назад. А после уже я закрывал город от набега речных разбойников.

      Он оглянулся на эльфа, догадавшись, к чему тот клонит. Рэгнет же многозначительно усмехнулся:

      — Забавно, но я знаю, кто обучил этим чарам вашего лесного царя.

      — Полно болтать-то! — прервал разговор один из четверых дружинников, что сопровождали их по приказу князя. Впрочем, от парней тоже был толк — держали факелы. — Долго ли ведьмовать еще собираетесь?

      Томил наградил нетерпеливого воина таким мрачным взглядом, что тот сразу заткнулся.

      — Ш-ш, — одернул товарища дружинник постарше, — не суйся с указами к колдунам, а то сглазят, не дай боже! К кому тогда побежишь? К бате его, к лекарю? Гы-гы-гы!.. — сдавленно загоготал в кулак.

      — А я что? — стушевался парень. — Я ничего, я про время только напомнил. Не разумею я, о чем они тут бубнят, мало ли что затевают?

      Пока охрана негромко переругивалась между собой, выплескивая нервное напряжение, Рэгнет не терял время даром и нашел способ усовершенствовать защитный купол над городом.

      — В лес он меня не пропускал, видите ли… — мурлыкал эльф, прикрыв глаза.

      Он играл быстрыми пальцами на воздушных нитях заклинания. Под его руками в темной пустоте ночи ненадолго зажигались и тут же гасли хитро переплетенные полосы и линии, уходя веером к горизонту, он умело заплетал их в еще более запутанные петли, вставлял новые знаки и буквицы, мгновенно изменявшие прежний узор на противоположный.

      Томил забыл о собственном колдовстве, опустил руку с чашкой, не заметив, пролил кровавые чернила, сломал в сжавшихся пальцах черное петушиное перо.

      — Что ты творишь? — в ужасе и восхищении прошептал он.

      Рэгнет, закончив, оставив в воздухе неслышный простым смертным звон, удовлетворенно хлопнул в ладоши:

      — Вот так будет покрепче! — Развернувшись к Томилу, пояснил: — Не спорю, Ксаарз многому научился за этот век. Но азам чародейства обучил его я, поэтому разобраться в его заклятье мне не составило труда. Та стена, которая не выпускала князя наружу, теперь людям не помешает. Вместо этого она будет поддерживать твой купол, не пропуская чары извне. Во всяком случае, без моего ведома Ксаарз эту преграду убрать теперь не сможет.

      — От некромантии она защитит? — уточнил Томил.

      Эльф пожал плечами:

      — Увидим!

      — Что ж вы в таком разе не смогли проникнуть в Дубраву? — проворчал Томил. Вспомнил о сломавшемся пере, нахмурился. — Переплел бы заклятье наново, прошел бы спокойно, без провожатых.

      Рэгнет помрачнел:

      — Не сравнивай. Здесь мой племянник выстроил стену против людей, а ту преграду построил специально от эльфов, без спешки, тщательно, в первую очередь думая обо мне.

      Томил только хмыкнул. Впрочем, в будущем ему, видимо, придется вникнуть в суть взаимоотношений его новых эльфийских родственников. Но это будет потом, если им удастся разобраться с более насущными проблемами.

      Дружинники похвастались предусмотрительностью — выдали Томилу запасное петушиное перо. Для следующей порции чернил Рэгнет, не слушая возражений, нацедил своей крови в чашку, заверив, что теперь это их общий щит и держать его они обязаны оба в равной мере.

      И всё-таки на последней башне Томил сдался — на несколько минут потерял сознание. Дружинники, чертыхаясь, подхватили его под руки, вдвоем одного. Рэгнету пришлось торопливо доводить письмена до конца и самому замыкать купол.

      — Всё, что ль? — не увидели короткой вспышки в небе охранники.

      Рэгнет не понял их слов, но разобрал смысл, кивнул.

      Спустившись с башни, дружинники спешно направились назад к княжьему подворью.

      — Подождите! Вы должны сначала отвести его к лекарю! — возмутился эльф.

      Чтобы он не перечил, один из воинов молча заломил ему локоть назад и подтолкнул в нужном направлении. Рэгнет без перевода понял, что возражать бесполезно.

      Те двое, что тащили на плечах едва пришедшего в себя Томила, негромко проговорили:

      — Прости, Сивый. Приказ есть приказ. Терпи. Вот уедет князь, мы за Щуром для тебя сгоняем. А пока придется подождать малость.

      Рэгнет, уловив знакомое имя, поостыл — хотя бы не всё человеческое выбил Рогволод из своих людей. Томил же промолчал, на разговоры у него сил не осталось, и так дыхание срывалось на сип и свист.

      Когда вернулись на подворье, суетливое, полное огней, приглушенных окриков, ржания оседланных и запряженных лошадей, дружинники втолкнули их двоих в подвал под кухней. Извинились и заперли на замок.

      Обычно этот подвал был битком забит мешками — сюда разгружали зерно и муку телегами, спускали вниз через особое широкое окно, забранное решеткой. Но нынче собрать урожай люди не успели. Рэгнет осмотрелся, довел Томила до нескольких мешков с оставшимися невеликими запасами, помог сесть, точнее удержал, чтобы не рухнул на пыль и труху.

      — Прости, я не умею обращаться с вами, смертными, — сожалея, вздохнул эльф. — Тем более даром врачевания, как мой племянник, не обладаю. Тебе бы сейчас не помешала его помощь.

      Промычав что-то ворчливое, Томил наконец-то позволил себе сорваться на надсадный кашель.

      

      ________

      

      Сильван всё хорошенько взвесил, оценил, обдумал. Разволновался, засомневался, запутался, испугался — запретил себе думать. Впервые в жизни он сам должен сделать выбор. Раньше его судьбу всегда кто-то решал за него, не спрашивая о его желаниях. Поэтому теперь он растерялся.

      С трудом он решился. Внешне. Внутри трепетал, как никогда прежде. И, пока не струсил окончательно, отправился искать Яра. Первым делом пошел проведать дворцовое подземелье.

      Лесной царь впрямь нашелся среди корней дубов. Устроился на ковре мягкого мха, перед собой зачем-то поставил широкий серебряный тазик, до краев наполненный водой.

      — Вот ты где, — с облегчением улыбнулся маг. — Один? Где все?

      — Все заняты, — сообщил Яр, не отрывая напряженного взгляда от водного зеркала. Взялся пересказывать события: — Лукерья решила привести твою Грюнфрид в «человеческий вид». Милена загорелась ей помогать. Напугавшись двух ведьм, Груша от них сбежала. Мышонка не нашла, зато вцепилась в дракона. Милена попыталась ее отцепить, не тут-то было — пришлось звать Тишку. Тишке Груша доверилась, он передал ее Лукерье. А Милка вцепилась в твоего дракона, попыталась вытрясти из него что-нибудь интересненькое на твой счет, но тот ушел в глухую оборону. А ты сам-то где был?

      — В саду. Думал.

      — Что ж, думать обычно дело полезное, но у тебя вечно какая-нибудь ерунда в голове застрянет.

      — Нет, не беспокойся, — смутился Сильван. Решил сменить тему: — А зачем тебе здесь умывальник? В купальню лень идти? На что ты там ставился? Рыбу выслеживаешь?

      — Ха-ха, очень смешно.

      — И всё-таки?

      — Попросил поночуг полетать над городом. Сразу четыре пары глаз дают панорамный обзор. Смотри, какая четкость! Заметь, это при том, что на дворе ночь.

      Яр провел рукой над водой, и Сильвану тоже стала видна темная картинка — Новый Город, вид сверху. Кое-где тусклые отсветы огней, дым, поднимающийся от печных труб, редкие передвигающиеся точки — припозднившиеся прохожие на узких неосвещенных улицах.

      — Ой, гляди! Там чей-то дом грабят, — заметил с интересом некромант. — Вон, вещи через окно выбрасывают. А домовой куда смотрит? Почему стоит в стороне?

      — Терем принадлежит одному купчишке, нечистому на руку. Он даже меня на прошлогодней Ярмарке пытался надуть. Так что пусть грабят.

      Сильван посмотрел на него пристально:

      — Ты чего-то ждешь? Что-то должно случиться?

      — Не знаю точно, но мне неспокойно, — признался Яр. — Такое чувство, что люди в городе что-то замышляют. Недоброе.

      — Не ляжешь спать?

      — Угу. Лучше понаблюдаю. Тем более всё равно Мирош меня бросил, нынче будет ночевать у Мышонка под мышкой.

      — Не дуйся, мальчишки соскучились за время разлуки, им есть о чем поболтать.

      — Когда я ушел, они выясняли, чем же Тишке не понравилась принцесса, которую твой дракон сторожил. Я вот не понял — подумаешь, на меня похожа! И что? Разве это повод оскорблять девушку отказом? Пфф!.. Кстати, что твой дракон? Поговорили с глазу на глаз? Помирились?

      — Да.

      — Что «да»? Простил его? Будете снова вместе?

      — Простил, но не настолько! — обиделся Сильван.

      — Ну, как знаешь, твое дело, тебе виднее. — Лесной владыка вновь погрузился в созерцание волшебного водяного «зеркала».

      — Яр?

      — Ась?

      — Я думаю… Мне кажется… Я должен, хотя немного поздно об этом говорить…

      — Ну?

      — Я должен попросить у тебя руки твоей дочери?

      — Проси, если хочешь, — пожал плечами Яр.

      — Хочу. Наверное.

      — Если не хочешь, то не проси, — разрешил великодушно царь. — От этого ничего не изменится. Милка решила выйти за тебя, значит, никуда не денешься.

      — Яр!

      — Ась?

      — Ты позволишь мне взять в жены твою дочь?

      — Конечно. Погоди-ка…

      Яр деловито поколдовал над водой, и картинка сменилась — вместо улиц города в тазике отразилась сонная физиономия водяного начальника.

      — Лещук Илыч! — обратился к нему Яр, и сперва рассерженный водяной немедленно принял вид сосредоточенный, внемлющий. — Доброй ночи. Прости, что мешаю твоему отдыху.

      — Ничего, царь-батюшка, извиняю. Случилось что-то?

      — Пока нет. Но у меня на сердце неспокойно. Предупреди своих девушек, чтобы хорошенько сегодня следили за городским берегом. Если что-то подозрительное заметят, немедленно докладывайте мне.

      — Ясно, твое величество, будем бдить.

      Они обменялись еще несколькими фразами и распрощались. В воде вновь проявилось изображение города. Яр погрузился в мрачные раздумья, словно забыв о присутствии мага.

      — Яр!!!

      — Что?! — От неожиданного оклика лесной владыка чуть воду не расплескал.

      — Я прошу у тебя руки твоей дочери! — оскорбился некромант. — Можешь оторваться от созерцания тазика?!

      — А ты не думаешь, что мое согласие ты давно получил? — нахмурился Яр. Вздохнул: — Не лучше ли тебе пойти к Милене и перед ней преклонить колено и предложить свою руку и сердце? Хоть обе руки и два сердца! Уверен, ей будет чертовски приятно услышать от тебя такое предложение. Может быть, где-то глубоко-глубоко-глубоко внутри ее мучает совесть, что она принуждает тебя к браку силой, ты не думал, а? Хотя оно вряд ли, но мало ли вдруг.

      — Ты считаешь, мне следует с ней объясниться? — смешался Сильван.

      — Угу, всё-таки будущая жена, а с женами принято разговаривать, знаешь ли. А как поговорите, приходи ко мне. Я буду тут всю ночь. Захвати вино, посидим, отметим событие, обмоем укрепившиеся родственные узы.

      — Я точно могу тебя оставить одного? Может быть, прислать к тебе кого-нибудь?

      — Всё хорошо, не волнуйся обо мне, — заверил Яр. — Тем более я здесь не один, со мной Лес. Сейчас еще воевод подниму, пусть тоже будут начеку. Иди-иди, Силь, не мешай.

      Некромант послушно направился к выходу. Яр прав, ему придется объясниться с невестой. Но, черт возьми, как же сложно придумать нужные слова, чтобы убедить Милену!.. За спиной бубнил озабоченный лесной владыка, ответов воеводы было почти не слышно:

      — Михайло Потапыч, спишь? Угу, у меня тоже бессонница. Как думаешь, если с городских стен в нашу сторону начнут палить из пушек, они могут поджечь лес? Нет, я предположительно, не вскакивай. Нет, никто еще не стреляет! И возможно, никто не будет стрелять… А если не картечью, а ядром? А если потешными ракетами? Помнишь, на Ярмарке чайные купцы продавали в том году? Да, я-то купил, но и Рогволод для святочных гуляний увел у меня из-под носа три ящика снарядов! Смотри, если не зимой, а нынче пальнуть, да не в воздух, а прицельно — это же пожар устроить раз плюнуть? Тем более погода нынче стояла ясная, дождя давно не случалось, травы сухие. Мда, не предугадал я, что ливни нужны — не хотел насекомых над городом разогнать, вот и пожадничал на свою голову. Нет, дождь получится наколдовать, но не раньше восхода солнца. Вот ветер-то я всегда успею поднять, чтобы ракеты на Матушку сносило… Нет, я ни в чем не уверен. Просто надо же заранее…

      ___________

      

      Рэгнет печально улыбался. Напевая негромким голосом старинную колыбельную, он рассеянно гладил рано поседевшие волосы. Томил сам не заметил, как заснул, как положил голову на колени своему эльфийскому тестю. Рэгнет же делал единственное, что умел, чем мог помочь — успокаивал песней, зачаровывал голосом, чтобы дать возможность отдохнуть и хоть как-то восстановить силы. Щит над городом пока можно удержать и в одиночку. Даже по сравнению с Нэбелин ее избранник был для Рэгнета просто ребенком. Когда-то, почти два века назад он пел эту песню, укладывая спать своего маленького воспитанника, единственного сына любимой сестры…

      Эльф смотрел в проем зарешеченного окна под потолком. Прошел уже час, как их здесь заперли, может, больше. Город проснулся от оглушительных взрывов, прогремевших посреди ночи. Поочередно палили пушки на крепостной стене. Небо озарялось вспышками — огня и магии. В какой-то момент в окне промелькнул клубок шипящего, колючего пламени, по высокой дуге рухнул куда-то за пределами видимости. Куда-то на крыши домов. Вскоре с той стороны разрослось рыжее зарево, и с невидимой отсюда колокольни послышался тревожный гул набата.

      Наконец-то снаружи загремел замок. Но не для того, чтобы выпустить запертых, а чтобы новый дружинник втолкнул в подвал Нэбелин. Получив напутствующий удар между лопаток, эльфийка бегом спустилась по короткой крутой лесенке, едва устояв на ногах. После огней факелов и фонарей подвал показался ей полным непроглядного мрака.

      — Мы здесь! — негромко подозвал ее из уголка под окном Рэгнет. Предупредив ее возглас, поднял руку: — Он просто устал. Мне показалось, ему полезно немного вздремнуть.

      Рассмотрев своих мужчин, Нэбелин засияла умиленной улыбкой, вздохнула с облегчением. Села рядом, на рыхлый мешок муки, не думая, что испачкает одежду. На лишние объяснения слов тратить не стала, уверенная, что отец поймет ее чувства сердцем.

      — Перед дверью сторож стоит, — сообщила она. — Его можно убрать, но на шум прибегут другие. На этом окне тоже замок, вон там, отсюда не дотянуться. Прости. Я могла бы попробовать сбежать, но волновалась за вас.

      — Тебя не обижали?

      — Нет, что ты. Выдали мне в помощницы женщин из свиты княгини. Правда, толку от этих перепуганных куриц не было. Только одна понимала, что я говорю, и смогла помочь найти всё нужное для оберегов. Дарья Адриановна, толстая такая старуха, сметливая.

      — Какую же личину ты придумала для князя? — заранее рассмеялся Рэгнет.

      Нэбелин тоже захихикала, призналась:

      — Выедут из городских ворот под видом своры диких собак. Я так Рогволоду и сказала: быть вам псами! Он согласился, к собакам местная лесная нежить относится милостиво. Только я не предупредила, что собаки, сидящие верхом на оседланных конях — это тот еще цирк! Думаю, нежить такого представления не видала.

      Рэгнет одобрительно хмыкнул. Но Нэбелин уже было не до смеха:

      — Они со стены палят по другому берегу. Сначала пристреливались, переругались, сколько пороха класть, чтобы ядра долетели и стволы не разорвало, но всё сносило ветром на широкую реку. Потом еще пытались запускать птиц, голубей и ворон, с привязанным к лапкам горящим трутом. Но в небе кружат чудища, как сгустки тьмы, на сов похожие — и птицы пугались, разворачивались назад, поджигали крыши домов.

      — Поночуги, — хрипло проговорил Томил. Тяжело поднялся, сел, потер лицо ладонью, сгоняя дремоту. — Эти чудища называются поночуги, птицы их не боятся. Они подчинялись голосу Леса и не могли причинить ему вред. Это птицы подожгли монастырь?

      — Нет, это Рогволод приказал стрелять снарядами для фейерверка. Одна из ракет под порывом ветра едва не угодила в княжеский особняк, а вот другая попала в святую обитель. К счастью, по слухам, никто не пострадал, в трапезной, где обрушилась крыша, в этот час никого не было. Рогволод был рад поднявшемуся переполоху — в суете горожане не заметят его побега. — Нэбелин сначала обстоятельно доложила, и только после разрешила себе осторожный вопрос: — Том, как ты себя чувствуешь?

      — Хорошо, — буркнул Томил, не глядя на своих эльфов.

      Рэгнет заулыбался, обнял его за плечи, не обращая внимания на раздраженное шипение:

      — Прости, Том! Из-за меня ты не смог нормально отдохнуть. Знаю, у меня жесткие колени, не то что у Нэб. Да, дорогая? Не хочешь поменяться со мной местами?

      — Давно хочу, — честно призналась та.

      Томил вспыхнул, насупился, отвернулся — и порадовался, что вокруг темно. Забыл, что эльфы обладают зрением острее, чем у человека.

      Смутить его еще больше не успели: за окошком послышались голоса.

      — Дед Щур! — обрадовался он, вскочил на ноги. Но тут же сел на место, сложившись вдвое от приступа кашля.

      — Во! Нашли! — раздался голос Щура. — Дай-ка угадаю, кто тут из себя старается легкие выплюнуть?

      К решетке на окне с внешней стороны приникли три головы: побольше, в извечной шапке-колпаке при любой погоде — это знахаря; поменьше, в лохматой шапке-ушанке — старшего из городских домовых. Рядом сунулась между прутьями морда «скакуна» старосты, вывалила длинный язык в жадном дыхании после быстрого бега по улицам с домиком на спине.

      — Нет, друг, в окно их вытаскивать муторно, — осмотревшись, решил городовой староста. — Давай морок на сторожа напущу и тресну поленом по башке?

      — А парень после ко мне же придет шишку лечить? — возразил Щур. — Или к Красу за примочками? Нешто нам больше заняться будет нечем!

      — Тогда просто глаза отведу, — вздохнул городовой.

      На том и сторговались.

      Прежде чем покинуть подвал, Щур со стариковскими охами, вздохами и сетованиями торопливо осмотрел своего ученика, пощупал пульс, послушал сиплое дыхание, приложив ухо к груди. Томил скрипел зубами, но возражать не посмел. Только подивился в мыслях, как странно и смешно слышать привычное стариковское ворчание, произнесенное молодым голосом. И молча стерпел воспитательный крепкий подзатыльник:

      — Всё думаешь, что бессмертный?! Если женился на нелюди, сам таким не стал! — рассвирепел не на шутку Щур. — Будто я не вижу, кто тут щит над городом выставил? А сколько на эту громадину сил требуется, ты рассчитал? Помрешь же к утру!

      — Если и помру, — сказал Томил, — у Яра чернокнижник есть, оживит. Наверное.

      — Да не приведи боже тебе попасть в их руки! Поглумятся! Надругаются! Обсмеют с ног до головы! — взвился пуще прежнего Щур, с ужасом припомнив личный опыт воскрешения.

      

      _________

      

      Сильван очень надеялся, что ему удастся пробраться в свою спальню тихой мышкой. Умоется, переоденется и вернется к Яру полуночничать. А невесте утром скажет, что застал ее спящей и не захотел будить.

      Как обычно, остаться незамеченным ему не удалось.

      Милена не ждала от него визитов, она сама поджидала возлюбленного в его покоях. Сидя у окна в широкой ночной сорочке, расчесывала перед сном свои роскошные косы. Чуть заслышала легкий скрип половиц — кинулась навстречу, обняла, зацеловала, толкнула на постель и сама запрыгнула сверху, оседлала, продолжая целовать. Сильван попытался отбиться, вернуть себе хотя бы видимость свободы, но просьбы и протесты остались не услышанными. Пока не гаркнул в голос:

      — Милена Яровна!!!

      — Что?! — опешила невеста, отстранилась. Быстренько проверила, не прижала ли слишком сильно любимого в порыве страсти, не ушибла ли, не сломала ли тонкие конечности. Но нет, всё было в порядке. Она вскинула брови в непонимании. — Что не так, Ванечка?

      — Ну не каждый же день!!! — Сильван, рассерженно пыхтя, отполз из-под нее на свою половину кровати.

      Так он мило злился на взгляд Милены, что она опять ухватила его в охапку и принялась обнимать и тискать, потираясь щекой о щеку, словно ластящаяся кошка.

      — А почему нет? Может, я тебе надоела? — невинно спросила она.

      — Не в этом дело, — насупился маг. Вырываться перестал, ибо всё равно не получится, только силы зря потратит.

      — Ах, значит, и в этом тоже? — развернула она его к себе, чтобы взглянуть в глаза. При этом растерзанный балахон успела стащить с плеч до пояса, тем самым связав руки по локтям, и стала ловко расстегивать пуговки на длинном приталенном кафтане.

      — Прекрати, — отвел он взгляд. И покраснел.

      — Если ты устал, я с удовольствием волью в тебя свежие силы, — предложила Милена, облизнувшись на этот нежный румянец, напоминающий ранний рассвет в снежное морозное утро.

      — Не нужно.

      — Почему же нет?

      — До свадьбы не можешь потерпеть? — буркнул маг.

      Милена умилилась:

      — Ты такой занудный! Сколько раз тебе повторять: свадьба — это праздник для семьи, друзей и близких, чтобы все порадовались за наше с тобой счастье. А мы-то вдвоем можем радоваться каждую ночь!

      — Я… — Он покусывал губы, досадуя на свою нерешительность.

      — Что, Ванечка? — заглянула ему в лицо царевна. Вдруг испугалась: — У тебя болит что-нибудь? Тебе дурно?

      — Нет! Я здоров, — поспешил заверить невесту Сильван, пока та не принялась над ним хлопотать, доводя до белого каления своей чрезмерной заботой. — Я только что был у Кса… у Яра.

      — Да? И что папка?

      — Он в подземелье сейчас, следит за городом, чтобы не затеяли какую-нибудь подлость.

      — Если у корней засел, значит, впрямь очень волнуется, — заметила Милена.

      — Я… я попросил у него твоей руки, — выдавил Сильван.

      У Милены глаза округлились, выдохнула тихо:

      — Что? Правда? И что папка?

      — Сказал, что предложение я должен сделать тебе, а не ему, — искоса кинул взгляд из-под ресниц некромант.

      Милена на мгновение замерла. Осмыслила сказанное. И суетливо кинулась на постель, улеглась на спину, головой на высокие подушки, чинно вытянулась во весь рост, поправила сорочку, сложила руки на груди. Прикрыла глаза, велела:

      — Давай!

      — Что? — не понял Сильван.

      — Целуй страстно и предлагай замуж! — пояснила невеста. — Обещаю, хватать тебя не буду. Вот, зажмурюсь даже, чтобы тебя не смущать.

      — Это обязательно? — замялся маг. — Вроде бы мы уже давно объяснились.

      — Это я тебе объяснилась! — поправила Милена, жаждая справедливости. — А ты мне еще ни разу ничего толком не сказал! — Надула губки: — Получается, как будто я тебя принуждаю под венец идти.

      Сильван признал довод разумным. Пересилил стеснение, подсел поближе, задумался, подбирая верные слова. Милена поскорее снова зажмурилась, правой рукой вцепилась в левую, левой в правую, чтобы не распустились против воли хозяйки и не полезли обниматься.

      — Ты точно уверена, что хочешь связать свою жизнь со мной? — негромко спросил Сильван. — У тебя столько возможностей, ты можешь выбрать кого угодно. Ты уверена, что не поспешила? Что не передумаешь в скором времени?

      Милена упрямо помотала головой. Приоткрыла один глаз, поглядела с укоризной:

      — Опять напрашиваешься на объяснения в любви? Не жди, не передумаю! Давай уже, проси моей руки, а то мне лежать скучно. И вообще, я знаю, что ты о себе мнишь! Что ты недостоин и всё такое прочее. Так вот, повторяю: я девушка непритязательная, мне такой муж, как ты, самый подходящий будет. Точнее, мне нужен именно ты, и ни на какого другого я не согласная. Уж будь спокоен, я-то знаю, чего я хочу. Другой вопрос, чего хочешь ты? Если совсем противно жениться, так прямо и скажи, неволить не стану.

      Она вздохнула.

      Сильван несмело улыбнулся. Наклонился над нею. Прошептал в губы:

      — Милена Яровна, ты станешь моей женой? В горе и в радости? В здравии и в болезни? В бедности и в богатстве?

      — Да! Да! И еще раз да! Что за ужасти ты такие выдумал: в болезни и бедности? — тихонько фыркнула Милена, дрогнула ресницами, и Сильван утонул в теплом океане ее влюбленных глаз. Она же, с наслаждением окунувшись в серебристый туман его взгляда, с улыбкой шепнула: — Ну, чего ждешь? Поцелуй меня, муж мой!

      Сильван осторожно прикоснулся к ее губам. Милена аж замычала от удовольствия и немножко от натуги — изо всех сил сдерживалась, чтобы не захватить ведущую роль. Пользуясь редкой возможностью, Сильван показал ей, что можно наслаждаться и неторопливыми поцелуями. То невесомыми, как опадающие лепестки цветов, то глубокими и желанными, как колодец в знойный полдень. Можно дразнить друг друга без жадности и спешки и распалять еще больше, можно играть вдвоем, понимая желания другого без лишних слов…

      Оторвавшись, переведя сбившееся дыхание, Милена с восторгом шепнула:

      — Это дракон тебя научил так целоваться?

      Сильван отодвинулся от нее.

      — Прости-прости! — поняла, встрепенулась Милена. Села на постели, потянулась за ним: — Умоляю, прости, что напомнила! Но он не выходит у меня из головы. Как только увидела твоего Рууна, так и хожу сама не своя. Ничего не вижу — перед глазами вы вдвоем!

      — Между нами больше никогда ничего не может быть, — тихо и твердо произнес Сильван.

      — Я знаю, знаю! — в рассеянных чувствах отозвалась Милена. — Я не в укор тебе, не подумай. И я не ревную… А может, ревную, откуда мне знать, что это за чувство такое? Просто я покоя себе не нахожу… Расскажи мне, как у вас с ним было?

      Она просительно заглянула ему в глаза. Сильван онемел от невозможности произнести ни слова об этом.

      Дверь спальни распахнулась.

      — Папа!!! — с воплем влетела Грюнфрид, причесанная, с аккуратными гладкими косичками, в белом оборчатом платье. Она в момент преодолела расстояние от двери до кровати, запрыгнула на постель и повисла на Сильване. Тот лишь ахнул от неожиданности.

      Милена нахмурила брови, маг ответил ей виноватым и беспомощным взглядом. Он успокаивающе погладил свою дочурку по спине ладонью, мягко спросил:

      — Ну-ну, Грю, что случилось? Тебя кто-то обидел?

      Гоблинка коротко оглянулась на дверь и ткнула обличающим пальцем:

      — Ы!

      — Никто ее не обижал, — заверила Лукерья, явившаяся за подопечной. — Привели в божеский вид наконец-то: вымыли, причесали, приодели. Накормили вкусным. Хотела спать уложить — вдруг бес в нее вселился, отчего — ума не приложу!

      Говоря это, старшая ведьма окинула пристальным взглядом замершую на постели «новобрачную» и неодобрительно качнула головой. На что Милена гордо вздернула носик и специально повела плечиком так, чтобы у ночной сорочки вызывающе сползла бретелька.

      — Это вы пытались ей втолковать, почему она не может ночевать вместе со своим родителем, — напомнила гоблинша. Она выглянула ненадолго из-за двери, глянула на свою «богиню», заулыбалась — и снова спряталась, дабы не смущать никого своим присутствием.

      — Ы-ы!.. — горестно завсхлипывала Грюнфрид и еще крепче обхватила некроманта за шею.

      — Но она права, Грю, прости меня, — признал Сильван. — Ты стала совсем взрослой девочкой, нам обоим было бы очень неловко, ты же сама понимаешь.

      Милену, которая из жалости уже готова была согласиться на одну ночь исключения, это его неожиданное решение безмерно осчастливило.

      — Хоть кто-то в этой семье помнит о приличиях, — хмыкнула Лукерья.

      Груша вздохнула так тяжко, что новое платье едва не затрещало. Она была готова вступить в сражение за свои права с мачехой и всем миром, но перечить отцу не посмела. Заставила себя собраться с силами и отцепилась от него. Направляясь к дверям, скорбно ссутулившись, шаркая ногами, всем своим видом выражая отчаяние, Грюн, оглянувшись через плечо, на прощанье наградила Милену таким испепеляющим взглядом, что у царевны брови взлетели на лоб. Впрочем, в выразительной стрельбе глазами от нее не отставала Лукерья Власьевна — пригвоздила зятя к месту, да еще скривила губы в презрительной улыбке.

      Ведьма увела Грушу, а вот старшая гоблинша задержалась, присела в подобии книксена:

      — Прощения прошу, дозвольте просьбу?

      — Совсем стала фрейлиной! — рассеянно улыбнулся Сильван.

      — Ну, дык, уж всё лето, считай, тут при дворе, в обществе, — польщено расцвела гоблинша.

      Заторопилась, затараторила: донесли ей, как главе общины, что слухи о возвращении потерянного дитя долетели до новой гоблинской деревеньки. И мужики на радостях там взялись пить! Да так усердно, двое аж чуть в колодце не утопли, умудрились, но вовремя ребятишки заметили. Бабы «ныряльщиков» вытащили и тумаков раздали, не поскупились.

      — Не изволите ли съездить к нам, вместе с дитем? — заключила гоблинша. — Покажитесь хоть на полчасика, чтобы у наших мужиков совесть проснулась, чтобы делами они наконец-то занялись, хозяйствами, огородами.

      — Конечно, нужно съездить! — поддержала Милена. Оглянулась на мага, добавила: — Вдвоем и побудете с Грушей. Полкана возьмите! Тут недалеко, а поговорить в дороге всё равно успеете. Или помолчать вместе, что тоже бывает приятно.

      Сильван пожал плечами:

      — Конечно, завтра же и наведаемся.

      Восторгу гоблинши не было предела. Она кое-как сдерживалась, пока прощалась и сбивчиво желала спокойной ночи, но, затворив дверь, поддалась порыву, запричитала:

      «А, батюшки! Сама богиня народу покажется! Живая! С дитём!.. Ох, лишь бы только на радостях все не упились…» И, озабоченно ворча что-то себе под нос, удалилась.

      Милена посмеялась на писк за дверью, столь не вязавшийся с обликом степенной зеленолицей служанки.

      — Вам с Грушенькой еще долго придется привыкать друг к другу заново, — заметила царевна, стараясь успокоить заметно расстроившегося возлюбленного. Сильван кивнул.

      Заметив, что благодаря настойчивости невесты кафтан на нем уже наполовину расстегнут, некромант вспомнил, что как раз собирался переодеться. Если днем он безропотно носил то, что отвечало взыскательным вкусам невесты, то для ночи у него имелся другой черный балахон: привычного магу мешковатого фасона, сшитый из мягкой ткани, такой удобный, что прекрасно годился вместо халата. Для посиделок с Яром самое то. Друг не станет ругать его за неряшливый вид, а еще сам залезет к нему за пазуху погреться, закутается в широкие…

      Вдруг некромант насторожился, оглянулся на окно:

      — Ты слышишь?

      — Что? — рассеянно спросила Милена, думая о другом.

      — Стрельба со стороны города. Как будто из пушек палят.

      — Ну и леший с ними, пускай стреляют, — отмахнулась она. — У людей вечно какие-то глупости на уме.

      — Яр ждал этого, — произнес Сильван. — Как думаешь, они смогут стрельбой поджечь Лес?

      — Ой, да ты что! — рассмеялась царевна. — Они с трех-то шагов прицелиться не способны.

      — Я пойду к Яру. Может, ему потребуется моя помощь, — решил Сильван.

      — Нет, останься со мной! — воспротивилась Милена. — Папка сам разберется, у него для этого есть водяные, воеводы и все остальные. А ты нужен мне!

      Она усадила его на край постели. По выражению ее лица Сильван понял, что Милена считает жизненно необходимым непременно продолжить прерванный разговор.

      — Не обижайся, Ванечка, — попыталась она объяснить. — Я не только из любопытства хочу узнать, про вас с Рууном. Мне очень нравится, что ты весь такой сложный и загадочный. Я глубоко уважаю тебя, твои желания, я обожаю твою скромность и целомудренность… Да-да, и то, как ты мило краснеешь по любому пустяку! Но послушай, сахарный мой, я должна понять, как с тобой нужно правильно обращаться.

      Сильван рассеянно смотрел в окно. Машинально отметил, что над горизонтом со стороны города появилось подозрительное свечение. К тому же его беспокоило необычное возбуждение, в котором пребывал Лес. Стены дворца словно гудели, пропуская от земли невидимые токи. Как будто Лес ждал чего-то и заранее готовился испугаться. Будь его воля, некромант предпочел бы немедленно вернуться к Яру и узнать, что происходит в городе. Однако сам Яр велел ему объясниться с невестой, трепетный отец не простит небрежения к чувствам любимой дочери.

      — Я боюсь ошибиться! — горячо заявила Милена, продолжая выговаривать его напряженной спине. — Если я сделаю что-то не то, что ранит твою чувствительность, тогда ты смертельно обидишься на меня, будешь молчать и вежливо на меня дуться лет сто. Я этого не переживу! Так вот что я подумала: расскажи, как у вас было? У тебя с твоим драконом. Ванечка, я понимаю, что тебе говорить об этом тяжело и неприятно. Папка вообще запретил мне заикаться о змеях, драконах, летучих мышах и прочем, что может тебе напомнить о том предателе. Но теперь-то Руун здесь! — Она пересела поближе, чтобы видеть его лицо, хотя бы в профиль. — А папка мне сказал, что ты был влюблен, по-настоящему. Ты до сих пор с теплом вспоминаешь о романтической поре вашего уединения в хижине отшельника, разве я не вижу, как тогда сияют твои глаза? Так расскажи мне, как он с тобой обходился, что делал, что тебе нравилось. Мне нужно многому научиться! Ведь ты у меня первый и последний, я ни с кем, никогда, ни разу! Помоги мне понять тебя. Научи меня чувствовать тебя! Так же, как твой дракон научил тебя самого.

      Милена взяла его руки в свои. И замолчала, терпеливо ожидая его ответа.

      За время проникновенной речи множество мыслей стремительно пронеслись в смятенном разуме некроманта. Он успел пройти все этапы — от унижения и злости из-за бесцеремонности, до понимания ее затруднительного положения и признательности, что Милена смогла вот так открыться ему в своих страхах. Ведь правда, она всего лишь невинная чистая девушка, которую Яр ограждал от всех забот и скверны жизни. Что она может знать о плотской любви, кроме подсмотренных украдкой чужих свиданий? Сильван уже на своем теле успел убедиться, как она наивна, напориста и прямолинейна. Не удивительно, что она сама поняла — с таким любовником, как Руун, ей пока не сравниться.

      Сильван оказался безмерно изумлен таким открытием — неужели его царевна на самом деле в глубине души боялась? Всё это время боялась, что он выберет не ее? Она старалась завоевать его любовь всеми способами, она представала перед ним уверенной покорительницей, но это была лишь прекрасно исполненная роль — сыгранная для него?

      — Ванечка? — напомнила Милена о своем существовании. Ей показалось, что любимый слишком глубоко увяз в размышлениях.

      — Руун Марр… Он постоянно просил меня быть посмелее, — произнес Сильван, пряча глаза.

      Милена просветлела лицом, воспрянула духом:

      — Так-так! Это он правильно, в этом я с ним уже согласная! И?

      — Он просил, чтобы я им командовал.

      — Это как? — живо откликнулась царевна. — Ну-ка, ну-ка?

      — Чтобы я приказывал ему. Вроде того: ляг на спину!

      — Да-а? — Она тут же выполнила приказ и с нетерпением ожидала следующего.

      — Р-руки в-вытяни над головой, — запинаясь, продолжил Сильван.

      — Ага-ага! И? — охотно подчинилась Милена.

      — Р… раз… р-раздвинь ноги, приподними колени, — мучительно краснея, пробормотал он. И смотреть на воодушевленную невесту было стыдно, и отвести взгляд невозможно.

      — О-о-о! — изумилась этому приказу Милена. Лукаво улыбнувшись, исполнила со всей грацией и томностью. Поощрила продолжать: — Ну-ну?

      — Он любил, чтобы я садился ему на бедра, — еще тише признался Сильван.

      — Давай, покажи! — потребовала Милена.

      Пришлось ему подчиняться в свою очередь, оседлать ее крутые бедра, расставив колени. Но сколь ни старался он избежать слишком откровенных прикосновений, специально приподнялся, чтобы впрямь не сесть на нее, вот только попа у царевны оказалась куда богаче по сравнению с драконьей, поэтому колени пришлось развести шире, отчего поза получалась очень жаркой. Слишком, чтобы молча стерпеть. Он закусил нижнюю губу. Милена не пыталась сдерживаться, она выгнулась под ним, откровенно намекая, что ждет большего.

      — А тебе это нравилось? — протяжно выдохнула она.

      — Н-нет… Если только немножко, — откровенно соврал Силь, задыхаясь от стыда. — Н-не ёрзай, пожалуйста.

      — Ох, прости, постараюсь, — спохватилась она, замерла смирно. — Ну и? А дальше-то что?

      — Затем я должен был приказать ему строго: возьми меня! — признался Сильван, сдаваясь в мыслях и телом.

      — Ах, Ванечка, ты такой!.. М-мм!.. — восхитилась Милена. — О да, еще разок взгляни на меня из-под ресниц! О-о-о, да, вот так!.. Божечки, мне нравится твой бывший, хоть он и паразит! Но, Ванюша, как же я могу тебя взять, если ты приказал держать руки вверх? — в недоумении уточнила она.

      — Ну, он же был мужчиной, — напомнил Сильван, мысленно проклиная себя за распутство.

      — А-а! Поняла! Ох, как обидно, что мне-то тебя взять нечем… — шутливо огорчилась она. — Но зато я могу тебя всласть затискать!!!

      И она накинулась на него, подмяла под себя, прижала к постели, придавив всем своим телом, мягким, упругим, аппетитно округлым в нужных местах.

      — Ах, М-милена! П-перестань! Н-не н-надо-о… о… а-ах!..

      — Ванечка, ты у меня такой милы-ы-ый!..

      Почувствовав, как он вдруг замер под ней и даже от щекотки перестал уворачиваться, Милена приподнялась на руках:

      — Что такое? Ванечка?

      — Тебе не нужно знать, как у нас было с Рууном, — негромко, но твердо произнес Сильван, завораживая ее прямым взглядом глаза в глаза. — У нас с тобой всё будет совершенно иначе. Так и должно быть — всё по-другому. Из меня никудышный любовник. Ты пока неопытна, слишком тороплива и порывиста. Нам не нужно сравнивать друг друга ни с кем. Мы будем учиться вместе — понимать, открывать друг друга. Тем более ты отлично справляешься с «учебой» сама, без всяких подсказок — каждую ночь с тобой мне всё легче сходить с ума и терять голову.

      — Боже, какой ты у меня умный! Такие вещи говоришь с таким серьезным лицом, — улыбнулась она, сидя на нем. Пригладила ему волосы. Чмокнула в губы. — Люблю тебя!

      — Я тоже тебя… кажется, — чуть слышно признался он.

      — Я знаю, — самодовольно заявила Милена. — Иначе ты давно бы нажаловался на меня папке, и он бы тебя от меня спрятал. Но ты терпишь меня и мою порывистость. Так значит, всё-таки сходишь с ума? Значит, я не настолько ужасная любовница, м-м?

      Сильван стиснул челюсти, уже жалея, что поддался на ее провокацию и наговорил сегодня слишком много лишнего, чего невесте и знать бы не надо.

      — А своему дракону ты так же долго не поддавался? — мурлыкала Милена, пьянея от ревности и страсти. — С ним ты был таким же снежным недотрогой?

      — Еще хуже, чем ты думаешь, — прорычал сквозь зубы Сильван.

      Порядком разозлившись, он вспомнил, что всё-таки мужчина, пусть хилый, но всё равно сильнее капризной царевны. Сбросив ее с себя почти боевым приемом, освоенным за время путешествий в компании Ксавьера, он мгновенно поменялся с ней местами. Теперь Милена лежала под ним, раскрасневшаяся, пылкая, не отводя зовущих сияющих глаз. Он прижимал ее запястья к постели, удерживал, придавив всем телом, бедрами к бедрам, она с намеком стиснула его колено ногами…

      — О, боже! — ойкнули от двери.

      Оба обернулись, и Милена торопливо вскочила, спихнув с себя своего мага.

      — Мирош? — встревожилась она, узнав по голосу. — Тебе чего? Случилось что-то?

      Дверь снова приоткрылась, являя крайне смущенного младшего Яровича.

      — Я послушал, у вас тихо, подумал, что вы уже спать легли, — пробормотал он в свое оправдание. — Хотел тихонько попросить Сильвана выйти ко мне на минутку, поэтому не постучал, чтобы обоих не разбудить…

      — А если покороче! — потребовала ясности сестрица. Похлопала по кровати, чтобы братец подошел, сел и обстоятельно сказал, зачем явился в неурочный час.

      Драгомир, пряча глаза, послушно подошел и сел, вполоборота, держа кисть левой руки за спиной.

      — Тишка давно похрапывает, папка зарылся под корни и секретничает с Лесом, — оправдывался младший царевич. — А я вот…

      — А тебе не спалось. И что ты учудил? — заранее нахмурилась Милена.

      Сильван обошел кровать и сел по другую сторону от Драгомира. Взял его левую руку — и глазам не поверил.

      — Решил попробовать драконье колдовство, — виновато опустил голову Мир. — Думал, что ничего не получится, но почему-то получилось. Только как теперь потушить, понятия не имею.

      «Огонь! Он горит! Огонь!» — зачарованно зашептал Лес, завибрировали невидимые нити, пронизывающие дворец.

      Ногти на левой руке стали черными с ярко-бордовыми полукружьями, вытянулись, напоминая когти — точно как у Рууна в человеческом обличии. Но хуже всего, что они горели. Не сгорали, не обугливались, не тлели. Просто каждая пластинка ногтя испускала свой маленький живой язычок пламени, ровный, бездымный, мягко светящийся зеленоватым светом. Драгомир в доказательство резко помахал рукой в воздухе — огоньки не удалось сбить, они не потухли, не посыпали искрами, просто ненадолго вытянулись в тоненькие, едва заметные глазу полоски. Но стоило остановиться, и язычки пламени стали опять короткими, с ноготь высотой.

      — Ух ты! — поморгала Милена. Осторожно потыкала пальцем: — Они не горячие?

      — Нет, чуть теплые, совсем не жгутся, — заверил Драгомир. — Только я боюсь ложиться спать с такой рукой, вдруг одеяло подожгу?

      — В воду пробовал опустить? — предложил Сильван. Отвернулся, потер виски. Голос его зазвучал глухо, надсадно.

      — Пробовал, они и в воде горят. Извините меня, — еще больше расстроился Мир.

      — Ванечка? — забеспокоилась Милена о женихе, слезла с кровати. — Ты сам-то как? Мирош, он не выносит вида огня, а ты тут со своими когтями!

      — Простите, — вскочил Драгомир. — Тогда я лучше пойду…

      — Стой! Сядь, — велел Сильван. — Я справлюсь. Мы разберемся.

      Он отчаянно тер глаза, чтобы прогнать картины из своего прошлого. Отмахнулся от Милены, попытавшейся вручить ему чашку воды попить. Царевна, испугавшись его бледного в зелень, совершенно нездорового вида, не растерялась — вобрала хороший глоток за щеки и прыснула ему в лицо мелкими брызгами. Сильван охнул от неожиданного «умывания», выразительно поглядел на перестаравшуюся невесту.

      — Это чтобы ты в обморок не упал, — пояснила она.

      — Спасибо, — буркнул некромант.

      — А почему ты у Рууна не спросил? Это же его чары! — сообразила Милена, обернулась к брату.

      — Я спрашивал, — уныло отозвался Драгомир. — Он вообще не понимает, как это у меня получилось. У него-то никогда ногти не горели. Вон он, за дверью ждет, со мной пришел.

      — Куда Марру разобраться в твоем колдовстве! С тобой даже Яр не всегда может справиться, — раздраженно хмыкнул Сильван. — Дай-ка руку, еще раз посмотрю. Мда… Руун в совершенстве владеет даром огня, так как эта способность у него врожденная. Он не сумеет ни объяснить, как управляет потоками пламени, ни научить тебя своим фокусам. Да и сам он совершенно необучаемый, с другими видами колдовства у него всегда было плохо, ужасно плохо, элементарные заклятья выходят чёрте как, криво и…

      И всё-таки Сильван не мог спокойно смотреть на охваченную огнем плоть, пусть даже не было ни намека на запах дыма и гари. Он отпустил руку своего растерянного ученика и, застонав сквозь стиснутые зубы, согнулся, почти касаясь головой колен, уткнулся лицом в сомкнутые ладони. Милена тревожно принялась обмахивать его краем простыни:

      — Надо папку позвать, — решила она.

      — Нет, он занят! — глухо в ладони рявкнул маг. Выпрямился, шумно вздохнул: — Пожалуйста! Дайте мне минуту. Я справлюсь, я в порядке. Я знаю, что нужно делать, всё-таки я твой наставник. Вот черт…

      — Только не говори, что у Мирошки на самом деле трое отцов? — нервно хихикнула Милена.

      — Нет-нет! — Сильван зажмурился, чтобы не видеть горящие ногти ученика, пробормотал: — Во всяком случае, здесь я точно не виноват. Если Яр взял что-то от Рууна, то сделал это сам, без моего участия и ведома.

      Драгомир переглянулся с сестрой. Милена выразительно пожала плечами, продолжила обмахивать простыней.

      — Ну, это на папку похоже, — заметила царевна, — он всегда был жадиной и собирал разные интересности, до чего только мог дотянуться.

      — Я не могу сказать наверняка, скорей всего это знание о магии огня, что ваш отец считал с Марра вместе со способностью «отращивать крылья», — продолжил через силу некромант. — Однако Яр копался в драконьей памяти при помощи Леса. И если дар полета Лес не посчитал опасным, то тайну магического огня он мог самовольно запечатать. Или, с другой стороны, самому Яру это волшебство просто не потребовалось, и он передал его тебе, когда ходил беременный и пытался различными способами влить в тебя волю к жизни. Но дар спал в тебе до времени, как и все остальные твои силы. Теперь же, когда тебе пришло в голову попробовать новое колдовство, ты неосознанно сломал печать. Сомневаюсь, что ты сумел бы овладеть огненной стихией так быстро, если бы просто считал мысли Рууна. Ты безусловно талантливый, но без наработанного опыта обращения с чарами вообще… Ох…

      Драгомир даже тайком обиделся, что наставник, как оказалось, сам обозначил границы его возможностей.

      — Выходит, у Мироша дар огня такой же врожденный, как у Марра? — подытожила царевна, снова подсунула магу чашку с водой, чтобы напился после длинной речи.

      — Вероятней всего, — подтвердил Сильван, упрямо отказываясь от воды, чтобы у них на глазах не клацать зубами о чашку. — Если всё так, как я думаю, волноваться не о чем, огонь не может тебе навредить без твоего позволения. Сейчас важно восстановить цепочку последовательности в сотворении чар, благодаря этому мы найдем недостающее звено — то, как вызванный тобой огонь потушить. Мир, постарайся, вспомни, как именно ты разбудил в себе пламя?

      — Сначала я перебирал то, что успел прочитать в памяти Рууна, — несмело заговорил Драгомир. — В сущности техники полета я разобрался быстро.

      — Потому что видел пример твоего отца с измененными чарами и мог сопоставить общие черты и различия, — пояснил маг.

      — После чего стал думать о сознательном управлении огнем. Вспомнил, что мы находили в твоих книгах об огненной стихии…

      — Хорошо, не спеши, — кивал Сильван. Он сидел на краю постели, закрыв глаза, обхватив себя за плечи руками, и незаметно для себя мелко раскачивался вперед-назад, пытаясь усмирить захлестывающую панику, прогнать кошмары из прошлого.

      «Горит… Огонь… Огонь горит?..» — гудение стен дворца переросло в отчетливый шепот. Лес беспокоился всё сильнее.

      — Потом сможешь мне передать, что ты там разглядел у Рууна про Ванечку? — шепнула брату на ухо Милена, не удержалась от соблазна. Драгомир смерил ее недоуменным взглядом, не сразу догадался, к чему она клонит, и густо покраснел. Кивнул, закусив губу, чтобы не прыснуть нервным смешком.

      — Ой, гляди! — обрадовалась Милена, схватила Мира за руку: — Больше не горит! Потухла! А когти-то какие хищные остались, мамоньки мои! Мирош, малость подрежь, чтобы не царапаться, а вообще оставь, тебе идет!

      «Горит! Всё еще горит!..» — шептал Лес.

      Сильван осмелился тоже посмотреть, выдохнул с невероятным облегчением:

      — Значит, загвоздка была в чувстве опасности.

      — Руун, у нас получилось! — возвестил Драгомир обрадовано.

      На его голос в дверях тут же показался дракон со своим взлохмаченным от переживаний ало-черным хвостом, рассыпавшимися по плечам и спине перепутанными прядками, словно во время ожидания он пытался драть на себе волосы. Он неуверенно потоптался на пороге, оглянулся на некроманта. Силь вымученно ему улыбнулся.

      — Простите, что не смог помочь, — повинился Руун.

      — А, не бери в голову! — отмахнулась простыней Милена. — С Мирошкой вечно чего только не случается... Ай! А-а! Опять?!

      — Простите!!! — вскрикнул Драгомир. Его рука снова вспыхнула, от неожиданности он дернулся и задел простыню. Тонкая ткань полыхнула.

      «Пожар? Пожар! ПОЖАР!» — взвыл Лес всеми голосами, всеми бесчисленными шорохами и шепотками.

      — Мир! Что ты наделал! — воскликнула Милена. Охая, она отбежала с горящей простыней к умывальнику, бросила в тазик, залила из кувшина водой, заругалась на клубы дыма и густого пара. — Ванечке опять дурно из-за тебя! Когда ты научишься сдерживаться?

      Драгомир в испуге кинулся к магу:

      — Прости, Силь! Что мне сделать?..

      — Только не трогай меня. Пожалуйста! — Некроманта накрыло с новой силой, затрясло крупной дрожью, он сполз на пол, скорчился, обхватив голову руками. В отчаянье забормотал, срываясь через слово на крик: — Ничего, я справлюсь. Справлюсь! Я в порядке! Я выдержу…

      «Огонь! Всюду огонь!» — грезил наяву своим самым страшным кошмаром Лес.

      За окном громыхнули пушечные залпы. Над горизонтом со стороны города в небе расцвели сказочной красоты огненные цветки, огромные, медленно опадающие, затухающие под порывами сильного ветра.

      «ОГОНЬ!!! ВСЁ ГОРИТ!!! ПОЖАР!!!» — почуяв небесный огонь, Лес моментально провалился в слепое безумие.

      Драгомир, оглушенный разнесшимся по дворцу беззвучным воплем Леса, схватил Сильвана за плечи. И оцепенел с широко распахнутыми глазами.

      — Мир, не надо! — в отчаянии закричал маг. — Только не это! Не смей копаться в моей голове! Не смотри!!! Это мои кошмары, не прикасайся! Нет! Я не удержу тебя! Нет, Мир, нет!..

      Но поздно просить: в стремлении помочь, облегчить страдания, Драгомир опрометчиво считал мучившие Сильвана картины прошлого. И не сумел перебороть объявший его ужас.

      — Нет, Мир! Тебе не нужно это видеть! Тебе нельзя!.. — скулил Сильван. Слезы лились по его лицу от нестерпимой боли, многократно умноженной вмешательством Драгомира, вошедшим в созвучие с безумством Леса.

      — Какого черта? — выдохнул Руун. Он видел, что происходит нечто непоправимое, чувствовал расходящиеся волны энергий, но не знал, что делать и можно ли вообще прикоснуться к тому или другому или от этого станет лишь хуже.

      — Папка! Папка, подскажи!.. — заметалась по комнате Милена. Попыталась обратиться через Лес, но по ушам ударил безумный крик:

      «ПОЖАР! ОГОНЬ! ВСЁ ПЫЛАЕТ! ГОРИТ! ГОРИТ! ГОРИТ!..»

      — Что у вас стряслось?! — влетел в спальню Светозар, ничего не понимая. — Отец вдруг меня разбудил, велел бежать к вам, спасать Мироша. Что тут творится-то?

      — Мир! — пытался дозваться ученика Сильван, преодолевая сковывающую боль, тянулся к нему вслепую, видя перед глазами лишь стену пламени. — Мир, это не твоя казнь! Драгомир, это я там умер, не ты! Нет! Прекрати! Перестань немедленно!!! Очнись!!!

      Но Драгомир, зачарованный ужасом всепожирающего огня, ничего не слышал. Он присвоил себе воспоминания о смерти на костре, смешал с недавно пережитыми пытками — и выпустил этот кошмар вовне. Он бессознательно накрыл своей силой всё царство Яра, рассылая всей мощью необузданного дара леденящий огненный ужас, делая его в тысячи, в сотни тысяч раз ярче, опасней, болезненней.

      Огонь с его пальцев охватил теперь всю руку до ключиц, взвился острыми языками, играл зеленью и синевой, грозил перескочить на волосы, на голову.

      Воя и рыча, в неистовом желании спасти и защитить, Лес выдрал из стен и пола дворца ожившие древесные плети ветвей — и первым схватил Светозара.

      — Да ты что, взбеленился?! — рассердилась Милена, кинулась вытаскивать старшего брата.

      Из-за собственного пламени Драгомира Лес к нему не посмел прикоснуться. Но пока Милена и Светозар боролись с ветвями, жесткие гибкие плети обвили Сильвана — и потащили его к раскрывшемуся зеву в толстой стене. Руун схватил его за руки, пытаясь вытащить из змеистого клубка, но даже дракону было не справиться с Лесом.

      — Руун! — взмолился Сильван. — Оставь меня! Возьми его! Унеси Мира на людские земли! Надо ослабить его связь с Лесом, иначе!.. всех!.. убьет!..

      Последние слова было невозможно разобрать — тонкие зеленые клейкие веточки оплели его голову и закрыли лицо, залепили рот. Руун невольно разжал руки, безумными глазами смотря, как утаскивает Лес некроманта в недра ствола-стены, замуровывая внутри. Болезненно стиснуло сердце в груди: неужели он снова потеряет Сильвана?

      — Ванечка!!! — завизжала Милена, накинулась на сомкнувшуюся стену с кулаками.

      Сестру схватил в охапку Светозар, оттащил от стены — забрав мага, Лес оставил старшего царевича в покое.

      — Он жив! — попытался образумить сестру Тишка. — Он в порядке! Верь мне, я знаю! Лес просто хочет защитить его, просто спрятал от пожара. Отец его легко вытащит, не бойся!

      — Скорей, бежим к папке! — кивнула Милена. Оглянулась на Рууна: — Что ты стоишь? Бери Мирошку — и стрелой на тот берег Матушки, к людским селениям! Там Лес его не почует, авось оба в разум вернутся!

      

      _______

      

      Выплеснув по неосторожности воду из тазика, Яр плюнул на это «гадание». Улегся под корни, позволил мягкому мху обнять себя, завернуть как в пушистое одеяло, втянуть под слой рыхлой земли, пронизанной сплетением невидимых нитей. Бесспорно, со своего царского ложа владыка Леса имел куда больший обзор над владениями. Он легко мог быть в тысяче мест одновременно, мысленно соприкасаться с кем угодно — от леших и водяных до зверья и птиц.

      «Пожар! Огонь! Люди стреляют огнем!» — тихонько жаловался Лес своему хранителю.

      — Ничего они тебе не сделают, — убежденно повторял в сотый раз Яр. — Смотри, они свой же город подожгли, балбесы!

      «Огонь страшный! Огонь выжигает Лес!»

      — Помолчи, ты мне мешаешь, — рассердился Яр.

      Лес обиженно притих, ненадолго.

      — Михайло Потапыч, что у вас? — позвал воеводу лесной царь.

      — Не изволь волноваться, Яр-батюшка! — живо отозвался Дуболом, но голос звучал озабоченно. — Потешными огнями, будь они неладны, подожгло только четыре дерева: верхушки у трех сосен и одна береза загорелась целиком. Всё споро тушим, лешачки и мавки у меня расторопные, мигом водой заливают. На соседние деревья пожару перекинуться не даем.

      Лес в ушах Яра негромко зашумел, запричитал, зашелестел. Владыка на него строго шикнул.

      — Всё-таки долетают ракеты? Мне усилить ветер?

      — Да не в ветре дело, — пояснил воевода. — Шутихи ведь петлями шугают, бес разберет, куда такая дура влетит.

      — Нужна помощь? Прислать кого еще?

      — Не тревожься, твое величество, справляемся. А вот за Лещука не скажу, у него река горит, — посетовал за соседа леший.

      «Горит… Горит… Горит…» — эхом вторил Лес.

      Яр немедленно обратился к речному начальнику:

      — Лещук Илыч! Что ж ты за водяной, что у тебя река горит?

      В ответ посыпалась витиеватая брань, да такая закрученная, что Яр заслушался и Лес примолк.

      — Это я не тебя, царь-батюшка! — спохватился Лещук Илыч.

      — Надеюсь, — без веселья хмыкнул Яр. — Объясняй, что творится.

      — Да … …! — снова завелся не на шутку водяной. — … …! Догадались в реку закинуть бочку с горючим маслом и подожгли стрелой! А свой берег облили смолой — весь откос дымит! Хотели, видать, на наш берег бочку зашвырнуть, да она не полетела, треснула и всё загадила до пристани и камышей. Нет б прямо у них в крепости взорвалась! У меня ж от масла рыба подохнет! Русалки-мавки воют, облысеть боятся! Да что ж это такое-то?! Совсем оборзели людишки!

      — Не причитай, разберемся, — оборвал водяного Яр. — Реку очистим за день, я сам этим позже займусь, не подохнет рыба, не успеет.

      — Яр-батюшка, — продолжал жалобы Лещук Илыч, — городские умники твою стену вывернули наизнанку и в крепость не пускают никого — незримый щит молниями бьется! Старший домовой взялся было подвести к воротам дюжину хмырей, чтобы створы выдавили да стрелков с башен сняли, а не тут-то было! Никто из наших в город войти не может теперь. Нешто Томка, предатель, постарался, наколдовал? А мы-то к нему со всей душой всегда, а он!..

      — Да нет, Томил такой щит в одиночку не поднял бы, — присмотрелся к искаженному чародейству Яр, улыбнулся нехорошо, обещая себе вспомнить об этом на досуге. — Нашлись у него союзники. В общем, Лещук Илыч, направил я к тебе водяных из Сватьинки и Куманька, жди!

      — Яр! Срочная весть от городового! — вмешался Веснян. — Только что из северных ворот появилась свора диких собак. Щур передает, что под видом своры…

      — Рогволод, пёс! — Яр уж и сам рассмотрел беглецов. Засмеялся: — Они догадались на лошадей тоже повесить личину!

      — Кто ж столько оберегов настругал? — подивился Лещук Илыч.

      — Те же, кто перевернули мою стену вокруг города, — сказал Яр. Возвестил всем и Лесу: — Не преследуйте беглецов! Всё равно никуда от нас не денутся, дальше моего царства не убегут. Веснян, присмотри за ними, но не препятствуй.

      — Вот же псы помойные! — заругался Лещук Илыч. — Они и по Матушке смолу разлили с маслом!

      Яр сам видел множеством одолженных у Леса глаз: под завесой дыма Рогволод и его люди переправлялись на правый берег Матушки, где уже ждали приготовленные подельниками лошади и повозка для княгини, княжича и поклажи. Лесной владыка приказал своим подданным не отвлекаться на смертных. Мавки и русалки могли бы помешать переправе, но они все были нужнее на тушении огня, разожженного княжескими дружинниками на берегах Сестрицы. К тому же простая смерть не годилась для Рогволода — слишком легко отделается, если утопнет в речных водах.

      Продолжая следить за берегом, помогая лешим сбивать огонь с загорающихся от фейерверков деревьев и кустарников, частью сознания Яр вернулся во дворец, проверить, всё ли в порядке у обитателей Дубравы. С неудовольствием обнаружил, что в покоях Сильвана происходит нечто неладное. Пришлось прервать крепкий сон старшего сына и попросить разобраться, ибо сам Яр не имел пока возможности покинуть земляное ложе между корней дубов.

      Лес еще больше погружался в свои извечные страхи. Единственное, чего боялось в действительности это огромное существо — сгореть. Пожары всегда приводили Лес в ужас на грани безумия, и Рогволод догадался на этом сыграть. Яр скрипел зубами, мысленно проклинал ненавистного князя — и пытался удержать Лес, всеми силами не дать ему потерять разум, и так не великий, если честно.

      «…Сосны-великаны, облизанные языками пламени от земли до макушек, превращенные в факелы на ночном ветру. С ветвей сыплются искры, рассекая темноту алыми точками. Вековые стволы падают, ломая всё на своем пути, погибают в общем огромном погребальном костре. Черничники обратились пеплом, свечи можжевельника моментально вспыхивают, рябины роняют обожженные гроздья на горячую золу…»

      — Ничего этого нет! — твердил Яр, пытаясь развеять картины былых пожаров, застилавших внутренний взор Леса. — Тебе всё это мерещится! Прекрати дурить!

      «…Олени мечутся между стенами пламени. Деревья рушатся, норовя придавить. Медведи с обожженными шкурами ревут в голос, бегут от огня, не разбирая пути. Мелкие зверьки гибнут в кронах, не успевая спастись от искр, поджигающих мех. Птицы теряют гнезда и кладки, опаляют перья на крыльях и падают вниз, в бушующее пекло. Но сам огонь ревет громче, заглушая все крики, трещит, сжирает с хрустом и рёвом — всё, до чего может добраться, на что может взлететь, кого дотянется укусить…»

      — Прекрати! — орал Яр. — Из-за твоего бреда зверье совсем ошалело! От птичьего гомона можно оглохнуть! Успокойся, пока ты меня самого с ума не свел! Никакого пожара нет! Очнись!

      «Ты обманываешь! Неправда, вот же — огонь!»

      — Упрямое чудовище! Уймись уже! — терял последнее терпение Яр.

      «Огонь уже во дворце! — ужаснулся Лес. — Твой друг видит огонь! Твой сын горит!»

      — Что ты!.. — и Яр осекся.

      В небе над Сестрицей взорвались огненные цветки, прекрасные, яркие, огромные.

      — Это просто фейерверк!

      «НЕТ!!! ПОЖАР! НЕБО ГОРИТ!»

      В тот же момент Драгомир почувствовал жар костра, на котором казнили Сильвана полтора века назад — и Лес жадно впился в их двойную боль, утонул в их ощущениях. Благодаря силе Драгомира кошмар, с которым боролся Сильван, расплескался неохватным морем — и накрыл весь Лес. Животные, птицы и растения задрожали, охваченные смертельным ужасом, заметались, не слушая владыку и леших, не доверяя даже собственным глазам, убежденные, будто оказались в неприступном кольце пожара.

      Лес в яростном порыве, в попытке спасти своих подопечных и хранителей, взрывал взбесившимися корнями земляные пласты, сам же ломал стволы деревьев, сплетал сети из ветвей — неистово безумствовал!.. И Яр не мог его остановить.

      Яр делал всё, что мог, пробовал удержать и так, и эдак, образумить, прогнать морок, пробудить! Бесполезно.

      — Что ты творишь?! Оставь Сильвана! Сумасшедшее чудовище, не трогай его!!!

      «Ты обманываешь меня! Ксаарз, ты лжешь мне!!! Он видит огонь, а ты — нет! Не бойся, Лес защитит тебя! Лес спасет! Спрячет от огня!»

      — Папка, Лес утащил Ванечку! — Яр сквозь толщу земли и мха услышал испуганный голос дочери. — Папка?! Где ты?! Ответь!!!

      — Лес и отца забрал! — догадался Светозар.

      Яр хотел крикнуть детям, что он здесь, что он слышит их. Но голоса их становились всё тише. А корни, оплетающие его тело, делались всё сильнее, давили всё туже и увлекали всё глубже. Невидимые нити тысячами тысяч прошили кожу, пронизали всё тело насквозь…

      Вскоре Яр перестал бороться. Не потому, что бесполезно сопротивляться, бывший эльф, пусть даже царь и хранитель, против Леса просто букашка. Но потому что Яр исчез. Он не забыл о самом себе, кто он и почему здесь, но всё это стало совершенно для него не важно. Он взирал на огонь мнимый через сознание Леса. Он смотрел на искры фейерверков, расцветающих в небе, глазами зверей, птиц, леших, мавок, даже шуликунов. Но он утратил все свои желания. Помнил о родных и любимых, но больше не любил их, не волновался, не переживал.

      Яр, Ксавьер, Ксаарз — наконец-то он стал по-настоящему частью Леса.

      И рядом с ним, частью его, им самим, он равнодушно ощущал второго — того, кто раньше был некромантом. Кого он звал Сильваном.

      Им обоим теперь было легко, без тяжести тела, без стремлений и обязанностей. Им стало всё безразлично.

      Лес попросил их помочь уничтожить тех, кто призвал огонь. Людей. Город. Хорошо, они не видят причин отказать в этой просьбе. Тем более сам Лес отдаст им столько сил на колдовство, сколько им потребуется.

      Он задохнулся от опьяняющего чувства всесилия. Сила, магия, жизнь в первозданной чистоте текла рекой через его существо.

      «Силь?»