Страница 121 из 294
Лучше не смотреть. Почувствовав, как в груди снова разливается неизбывная вековая горечь не-обладания, Кирочка отвернулась.
7
Кирочка и Аль-Мара были приняты лесными игроками как уважаемые гости; их щедро угощали, разрешили установить палатку, приглашали принять участие в играх и забавах, но на вопросы, когда им можно будет уехать, отвечали неопределённо. День клонился к вечеру. Свет истончался, стволы сосен приобретали розоватый румянец.
Девушек снедало любопытство. Увидеть загадочную жрицу снова им не удалось, но, прогуливаясь вокруг лагеря, они заметили, что слегка на отшибе, в бору, несколько мужчин спешно устанавливают небывало яркий и просторный шатёр.
— Сколько времени жрицы пробудут здесь? — спросила Кирочка за ужином у одного из дружелюбных бородачей, успевшего уже хорошенько приложиться к фляге.
— Соберут в самую короткую ночь волшебные семена и уедут, — ответил тот и загоготал.
Кирочка принялась ломать мелкие палочки и подбрасывать их в огонь, её снова посетила мысль о недосягаемости желаемого; нет на свете муки более острой и более бессмысленной, чем эта; предвкушение удовлетворения или даже счастья от обладания чем-либо всегда иллюзорно, но люди раз за разом наступают на эти грабли; они снова и снова наделяют вещи, события или других людей властью давать им счастье, чтобы потом разочаровываться или оставаться навеки жалкими заложниками несбывшегося…
Аль-Мара возле соседнего костра общалась с Асаном. Юноша эмоционально что-то ей рассказывал, периодически вскакивая со скамьи и активно жестикулируя, она сидела, развернув к нему лицо, и умиротворённо улыбалась. В рыжих волосах девушки загадочно притаились малиновые, медные, оранжевые отблески пламени.
Кирочка вздохнула и, подув на подожжённую палочку, прикурила сигарету от уголька.
8
Тёплый влажный воздух палатки не давал Кирочке уснуть глубоко. Она ненадолго погружалась в тяжёлое душное забытьё, временами выныривая из него, словно из мутной воды; какое-то время её сознание плавало на поверхности, на самой границе сна и яви, когда реальность перед глазами причудливо сплетается с грёзами… Перед внутренним взором появлялось, прояснялось, приобретало резкость, а затем снова расплывалось и исчезало большеглазое выразительное лицо Магатеи, её красивые губы, которые медленно и грациозно шевелились, произнося какие-то странные несвязные слова…
Кирочка открывала глаза, утыкаясь взором в спасительную черноту палатки. Откинув одеяло, она лежала навзничь, слушала звон одинокого комара, запертого молнией под колпаком синтетической ткани, и ещё больше растравляла себя мыслями. Её не отпускала пронзительная тоска по ощущению от прикосновения к материи, принявшей столь пленительную форму, к нежной щеке Эрмеса, к здоровым блестящим волосам, к губам… Агрессивно желаемые объекты хочется либо заполучить, либо уничтожить… Чёрный смерч, верный Кирочкин спаситель и защитник, затягивал Эрмеса и Магатею в свою адский шейкер; и роскошные тёмные локоны юноши, и его прекрасные глаза, и умилительную птичью хрупкость жрицы алчная мгла воронки поглощала с таким же уверенным равнодушием, как и прочие предметы, листья, мусор, вчерашние газеты…
Кирочка выползла из палатки покурить. Села прямо на землю, застыла на миг, заслушавшись звуками серо-синего мутного леса, заглядевшись на бледнеющее предрассветное небо. Машинально вытянула сигарету из пачки в нагрудном кармане наброшенной на плечи джинсовой курточки, медленно, с удовольствием затянулась. Последние звёзды таяли среди тонко вычерченных сосновых крон. Любуясь ими, Кирочка подумала о том, сколько человеческих желаний успело вспыхнуть и погаснуть в острых лучах их холодного света. Ощутив свою беспомощность перед Вечностью, она немного успокоилась. Потушила окурок в песке, несколько раз вдохнула и выдохнула чистый хвойный воздух и, почувствовав сонливость, полезла было обратно в палатку…
Но лёгкий шепчущий звук шагов по лесу заставил её обернуться. По узкой мшистой тропинке среди сосен неторопливой трусцой бежала Магатея. Кирочка и со спины сразу узнала этот тонкий стремительный силуэт. Ещё днём она подметила характерную небрежно-грациозную ломкость, звонкость движений жрицы. Теперь на ней был светлый спортивный костюм, ярким пятном порхающий в предрассветной голубизне.
Кирочка не придумала ничего иного, кроме как вскочить и броситься вслед. Она сделала это безотчётно. К ненавидимому, как и к любимому, необъяснимо влечётся человеческое существо. И стремление изучить врага даже, пожалуй, сильнее, чем интерес к объекту какой-либо нежной симпатии. Куда она бежит? Зачем? Желание немедленно это выяснить в какой-то миг пересилило рассудок.
Длинные шаги Кирочки зашелестели по лесу. Услышав их, жрица остановилась и обернулась.
Встретившись с ней взглядом, Кирочка мгновенно и очень сильно смутилась, до замирания, до потери дара речи. Только теперь к ней пришло понимание, что выглядело это странно и неуместно — как она ринулась вдогонку жрице, по-видимому, совершающей утреннюю пробежку.
— Доброе утро, — произнесла Магатея удивлённо и, как показалось Кирочке, чуть насмешливо; её умные и необыкновенно внимательные глаза в сумерках казались темнее.
— Недоброе, — глядя в мох, глухо буркнула Кирочка.
— Отчего же? — жрица свойственным только ей одной неописуемо милым жестом склонила голову набок и улыбнулась. Очарование её словно плотина способно было остановить натиск любой самой свирепой ярости.
Кирочка не отвечала; она отважилась поднять взгляд и теперь смотрела на Магатею исподлобья, настороженно и мрачно.
— Слышишь, поют птицы, вестники рассвета, — Магатея умолкла, а мгновение спустя, когда задрожала невдалеке нежная трель, подняла тоненький палец, словно указывая Кирочке на этот звук, — земля прекрасна в своём пробуждении, прислушайся к ней. Способов наслаждаться — гораздо больше, чем кажется, а вот времени — гораздо меньше, не упускай его, девочка.