Страница 34 из 41
Звонарев вспомнил свой разговор с Борейко.
- Справляет свой медовый месяц.
- Вышла-таки за своего писаря! А сама уверяла меня, что скорее в петлю полезет, чем пойдет за него.
- Она вышла не за писаря.
- А за кого же? Уж не за вас ли, часом? - Вы ей всегда нравились, сколько я ее ни уверяла, что из вас выйдет такой же муж, как из меня придворная фрейлина.
- Быть может, вы со временем и будете ею, героиня порт-артурской обороны.
- Кто же стал Шуркиным мужем?
- Гудима.
- Как Гудима? Я об этом ничего не слыхала. Когда была свадьба, в какой церкви, кто венчал? Расскажите все подробнее. Вы, конечно, были шафером?
- Венчались они вокруг ракитового куста, а когда - точно мне не известно;
- Не смейте говорить гадости! - сказала, краснея, Варя.
- Увы! Это печальная правда.
Варя с удивлением и испугом посмотрела на Звонарева.
- Я завтра же заеду к ней и выругаю как следует и заставлю вернуться домой.
- Но честь вы ей не вернете.
- Гудима, по-моему, поступил подло. Я это ему прямо скажу.
- Пожалуй, тогда вам будет лучше не приезжать к нам. Кроме неприятностей Шуре, ваше посещение не принесет ничего.
- Скандалить-то буду я, а не вы, поэтому вам и беспокоиться не о чем. - И Варя, тряхнув руку Звонарева, пошла домой.
Наступившие сумерки вынудили Белого отложить стрельбу до утра. Сообщив об этом по телефону Жуковскому, друзья решили использовать вечер для посещения Ривы, у которой они надеялись узнать подробности минувшего эскадренного боя.
Как только прекратилась бомбардировка, на улицы высыпали толпы народа.
Открылись магазины, на "Этажерке" появились первые гуляющие, и вскоре бульвар заполнился публикой. Военный оркестр грянул бравурный марш, и жизнь забила ключом.
Борейко и Звонарев неторопливо шли вдоль набережной. К пристани то и дело подходили шлюпки военных судов. Раздушенные, все в белом, моряки направлялись к "Этажерке". Едва они появились там, как услышали по своему адресу свистки и громкую брань фланирующих по аллеям стрелков.
- Достукались наши моряки, что им нельзя даже показаться в городе, бросил Борейко. - Я уверен, что, командуй броненосцами лейтенанты, наверняка хотя бы часть эскадры прорвалась во Владивосток... Не зайти ли нам по дороге в Пушкинскую школу за учительницами? - предложил вдруг он.
- Это совсем нам не по дороге. Скажи прямо, Боря, что тебе хочется повидать маленькую Олю.
- Я буду очень опечален, если с ней что-нибудь случилось.
- Собираешься жениться на ней?
- Кто же пойдет за такого пьяницу, как я... Так пойдем?
- Ладно.
Приятели свернули на Пушкинскую улицу. В двух-трех местах им пришлось сходить с тротуара, обходя поврежденные бомбардировкой здания, но школа не пострадала. Только каменная садовая изгородь в одном месте была разрушена да осколки повредили несколько деревьев. Навстречу им вышла маленькая жизнерадостная Оля Селенина.
- Никак, сам господин Топтыгин пожаловал к нам со своим другом! приветствовала она гостей. - Пожалуйте в фанзу.
Офицеры последовали за ней. Здесь они застали Марию Петровну и Лелю Лобину. Гостей пригласили присесть.
- Мы к вам мимоходом по пути к Риве. Идемте вместе, - предложил Борейко.
Девушки вопросительно посмотрели на Желтову.
- Идите, а я дома посижу! - отпустила их Мария Петровна.
Обе учительницы бросились обнимать ее и убежали одеваться.
- Вас сильно сегодня обстреляли? - спросил Звонарев.
- Мы укрылись в погребе, но все же было довольно страшно.
- Почему вам не выстроят блиндаж?
- Мы люди маленькие, о нас и не помнят. Зато неподалеку отсюда, у Стесселя, строят гигантский блиндаж для скота.
Вскоре вернулись обе учительницы в сопровождении Стаха. Он еще сильно прихрамывал и передвигался, опираясь на палочку.
- Здорово, артиллеристы! - приветствовал он гостей. - Как воюете?
- В резерве сидим на Утесе и ждем у моря погоды. А ты как живешь?
- Раны почти закрылись! Мой командир полка Савицкий так обо мне соскучился, что прислал комиссию для освидетельствования моего здоровья.
Мудрые эскулапы нашли, что я уже почти поправился.
- Подумайте, старший полковой врач заявил, что в строю Стаху не придется танцевать, а ходить можно и потихоньку, - возмущалась Лобина.
- Особенно в атаку! - усмехнулся Звонарев.
Простившись с Желтовой, все тронулись в путь. Впереди шли Енджеевский с Лелей, за ним Звонарев с Олей, а сзади тяжело выступал Борейко.
Подходя к домику Ривы, они еще издали услышали доносившееся через открытые окна пение.
- Наши аргонавты, очевидно, благополучно вернулись, - заметила Леля, вот мы и узнаем все подробности морского боя.
Соловьем залетным юность пролетела, Волной в непогоду радость прошумела, неслось из окна.
Время золотое было да сокрылось, Сила молодая с телом износилась, подхватила подошедшая компания дружным хором.
Из окна выглянула Рива.
- Андрюша, к нам идут, - проговорила она, обернувшись в комнату.
Пение в комнате прекратилось, но на улице продолжалось с прежней силой:
Без любви, без счастья по миру скитаюсь, Разойдусь с бедою, с горем повстречаюсь.
Особенно выделялись сильное сопрано Оли и мягкий, приглушенный бас Борейко.
Хозяева, вышедшие на крыльцо встречать гостей, зааплодировали.
- Живы и целы, значит, все в порядке, - проговорил поручик.
Девушки целовались, мужчины жали друг другу руки.
- Ну, рассказывай поскорей все, что с вами приключилось, - попросила Оля, когда все вошли в комнаты и уселись.
- Если бы вы знали, что я перечувствовала за все время боя! При каждом взрыве на "Севастополе" я была готова упасть в обморок от страха за Андрюшу.
Нет, больше я в бою участвовать не хочу! - закончила Рива свое повествование. - Обрадовалась Артуру, как родной Одессе!
- Но почему же, собственно, эскадра вернулась обратно? - спросил Стах.
- По различным причинам, - ответил Акинфиев. - Во всем виноват Ухтомский.
Он, вместо того чтобы с наступлением темноты собрать эскадру и попытаться еще раз идти во Владивосток, первый ринулся в Артур, а за ним и остальные.
- Но Эссен почему не попробовал прорваться с "Севастополем"? - заметил Звонарев.