Страница 48 из 417
Повисло многозначительное молчание.
– Сэр, если позволите, у меня есть некоторые соображения…
– Я знаю, Алварес, Синкара уже сообщил мне о них. И как понимаю, на Лорке они подтвердились? Ну, во всяком случае, не опроверглись… Нет, за эти дела вы не берётесь. По крайней мере, не как таковые. Материалы отправлены на ваши компьютеры, если появится что-то дополнительное, будет так же своевременно передано вам. Как вы заметили, эти неизвестные – думаю, то, что это группа лиц, и возможно, немаленькая группа, не вызывает сомнения? – действуют крайне быстро и эффективно. Поэтому если мы будем идти по их следам, мы не догоним их никогда. Мы должны работать на опережение. Как? Ну, тут у нас сидит специалист, доказавший прекрасную способность анализировать и прогнозировать поведение преступников. Лучше дела мы ему и предложить не можем. Есть время подумать, перечитать материалы, сделать предположения о следующих целях этих интереснейших грабителей… В течение ближайших двух дней я формирую команду, оформляю все согласования, вы получите одно из наших новых «Серых крыльев» – оно хоть как-то способно состязаться с ними в скорости… Кроме наших, в команду совершенно точно войдут представители Тирришского и Казомского отделений.
– Господин Альтака, я правильно понимаю, я включена тоже?
Глава отдела кивнул.
– Медики у нас тут, Дайенн, и кроме тебя есть, дел по вашему профилю у отделения сейчас немного, поэтому чем плевать в потолок здесь, гораздо полезнее ты будешь рядом с Алваресом. Медик команде вообще нужен, тем более когда в команде Алварес. Как я вижу по его физиономии, он даже на Лорке сумел приключений найти.
– Сэр, если можно, я просил бы тоже о включении в группу. Я, конечно, представитель наземной полиции, но я начинал это дело, и мне хотелось бы приложить все усилия, чтобы довести его до конца.
– Не имею возражений.
– Зато я имею! Сэр, по медицинским показателям…
Эркена посмотрел на Дайенн испепеляющим взглядом.
– Это слишком большой риск…
– Для полицейского не бывает слишком большого риска. А для медицинских показателей у нас в команде вы и предусмотрены. Извините, Дайенн, но этот вопрос я буду решать с руководством господина Эркены.
«Мужчины…».
– Возражения есть? Возражений нет. Завтра, мои орлы, жду вас в то же время, чтобы объявить окончательный состав команды и благословить в добрый путь. Пока отдыхайте, знакомьтесь с материалами, общайтесь с товарищами – только так, чтобы не отвлекать их от работы, потому что «наркотики» и «контрабанда», в отличие от «убойников», на отсутствие занятий сейчас пожаловаться не могут… Соображения, догадки, теории и запросы на включение в группу буду рад выслушать в любое время, когда у меня на экране не висит зам президента по безопасности…
Эркена поднялся, вслед за Дайенн.
– Благодарю вас, господин Альтака. Для меня честь работать в команде с вашими людьми.
– Без церемоний, сынок. Мне лишний специалист с головой, а не отростком, где помещается болтливый язык, никогда не помешает. Кстати, подумал бы о переводе, а? С нашей стороны, сам знаешь, проблем не будет. А там они, я уже убедился, тебе спокойно работать не дадут.
– Сэр, вы же знаете, на Экалте меня держит дело личного свойства.
– Твоё дело личного свойства уже достаточно взрослое, чтобы само о себе позаботиться. Ну, в общем, моё предложение в силе, подумай над ним между делом.
Вадим задержался, когда его коллеги уже покинули кабинет. Кроме него, замешкался и Илмо Схевени, выгребая из папки какие-то документы, которые он, пользуясь случаем, принёс на ознакомление и подпись Альтаке.
– Сэр… Ошибаюсь, или вы уже хорошо знаете Эркену?
– Не так чтоб хорошо – лично, – Альтака с ворчанием поднялся из кресла, потягивая затёкшие руки и ноги, – но он помогал нам во многих делах… В частности, ты мог слышать от Синкары, что Эркена приложил немало усилий к тому, чтоб привлечь к ответу тех, кто когда-то уничтожил клан Синкара. Ну, и если уж ты слышал это, то слышал и… Эркена идеалист. Верит в дружбу, бескорыстную взаимопомощь, равенство всех перед законом, честь мундира и всё такое. То ли собрался однажды стать мучеником, то ли верит, что плеть обух всё же однажды перешибёт… Синкара удивляется тому, что он до сих пор жив, я, честно говоря, тоже. Конечно, у нас есть определённые религиозные культы, которые имеют для своих представителей предписания, мало совместимые с обычной жизнью, но как правило они и образ жизни выбирают такой, который не будет мешать им жить так, как они считают правильным. Почти как закон природы, религиозные меньшинства стремятся к изоляции, и правильно, в общем-то, делают – проявлять крепость веры это очень красиво и достойно, но чревато порой – наша религиозная терпимость всё же имеет пределы. Поэтому становится их всё меньше.
Алварес отбросил с лица прядь, тихо прошипев, когда коснулся ссадины на скуле.
– Сэр, за последние дни я слышал о религии чаще, чем моя психика способна выдержать. Неужели вы считаете, что человек способен быть честным и отстаивать свои принципы, только если это принципы религиозные?
Бракири скосил на него кривой глаз.
– Я ничего не считаю, Алварес. Тем более, лично мне Эркена симпатичен. То есть, с такими, как он, тяжело иметь дело, когда нужны тонкие политические комбинации, Эркена в этом смысле прям, как топор, но крайне приятно иметь на примете человека, которому можешь довериться и который не продаст тебя при первой возможности. Я знаю, что я… Что вы воспринимаете меня не то чтоб «оборотнем в погонах», занимающимся политикой больше, чем работой, уделяющим и богу свечку, и чёрту кочергу, но… не всегда можете мне доверять, не зная, что у меня в голове. Не спорь, что по твоей роже, что по Дайенн это видно без особой проницательности. В чём-то вы правы, мне приходится очень много… лавировать, и не только ввиду наших, бракирийских шишек разной степени законности влияния, но и земных, и центаврианских, и даже минбарских. Я не хочу как-то оправдаться в ваших глазах, хотя ваше доверие мне важно, потому что я, в свою очередь, доверяю вам, но я хочу, чтоб вы поняли – мне важно сохранить то, что мы тут имеем, и ради этого я делаю много. Я чрезвычайно доволен своим отделением, потому что сюда, на Кандар, на границу, удобных и успешных не посылают. Поэтому я считаю, что у нас подобрался замечательный коллектив, а такому коллективу для защиты нужны такие, как я, Гархилл и Эйлер. Если б я был кристально честным, следовал букве закона и не пользовался связями и тайными рычагами давления, я должен был тогда позволить начать процесс против тебя, а самому вместе с твоими коллегами вздыхать и заламывать руки. А я хочу, чтоб вы продолжали работать на своих местах, и, не являясь, конечно, каждый в отдельности супергероями, вместе смогли многое изменить к лучшему.
– Я понимаю, сэр.
– И хотя я никогда не перестану устраивать вам головомойки за то, что лезете на рожон и наживаете себе неприятностей – всё же лучше будьте такими, это гораздо приятнее, чем кормить в отделении безынициативный законопослушный балласт.
– То есть, вы уверены в Эркене достаточно глубоко, чтобы считать, что… его религиозные убеждения никогда не пойдут вразрез с идеей замечательного коллектива нигде больше не удобных элементов?
Альтака поморщился.
– Да я бы даже религиозными их не называл. Эркена – взрослый здравомыслящий человек, того типа, кто не любит рассуждений о вере больше, чем в терапевтических дозах. Я б сказал, что он по своим взглядам ближе к тебе, чем ко мне. Но все мы родом из детства, мы продукты своего воспитания, даже если родительский пример и не перенимаем. Информация к размышлению… – Альтака подошёл к компьютеру, Вадим, уже направлявшийся к двери, обернулся, – Моника Эркена, мать Джани Эркены…
На голографическом экране выткалось лицо молодой черноволосой бракирийки с доброжелательной и полной обаяния улыбкой.
– Была красива не только по нашим меркам, многие человеческие и даже центаврианские мужчины не могли оторвать от неё глаз. Талантливая художница, которой, как многим талантам, на профессиональном поприще большую часть жизни не везло. Последовательница культа Божественного Проявления – не слишком многочисленного и в наши дни, а при её жизни адептов было не более полутора тысяч… Культ является ядрёной смесью философий разных миров, в том числе много минбарского. Согласно их учению, бог как он есть – непостижим и нам и нашей жизни, в общем-то, параллелен, поэтому смысла в храмах и молитвах не больше, чем в попытке доораться до Примы Центавра устно через рупор. Чтобы приблизиться к нам, бог проявляется в нас, в ком-то больше, в ком-то меньше, кому как повезёт… Поэтому своё богопочитание «проявленцы» осуществляли в виде собраний и бесед, где обсуждали жизнь великих – и бракири, и инопланетян, кто сделал много доброго, сказал много умного и кого можно взять как пример в жизни, а так же сны, видения и откровения членов общины. Аналогом молитвы некое обращение со словами любви и благодарности к самому себе или друг к другу, точнее, «к тому, что живёт внутри нас и что неизмеримо лучше нас внешних», что «пробивается, как лучи сквозь тучи». Почётным служением было помочь ближнему «открыть в себе бога», то есть, призывать творить добро, «отвечая каждому просящему так, как они ответили бы богу». Понятно, к ним относились как к чудакам и иметь с ними дело не любили. Потому что, если тому, в ком бог проявляется ярко и полновесно, член общины будет служить любым возможным способом, то тому, кто «заглушил и стремится изгнать из себя бога», не оберёшься проповедей. А никому, ни конченой мрази, ни простому обывателю не нравится такое выслушивать. Моника, кроме устных воззваний, обращалась к согражданам посредством своих картин и всего того, что она творила. Многие восхищались талантливой художницей и просто красивой женщиной, оказывали ей помощь – покупая картины, организуя выставки, содействуя в поисках работы. Что было непросто – продавать картины Моника считала кощунственным и чаще отдавала их даром, а с работой… одни выражали ей недоверие потому, что она происходила из бедной рабочей семьи, и они не доверяли её образованию и чувству вкуса, другие воспринимали одинокую красивую женщину, устраивающуюся на работу, как «охотницу на мужчин», третьи хотели видеть на своём предприятии лишь единоверцев… Это Экалта. Это бракири. При том, хотя полезные знакомства Моника имела, пользовалась ими крайне редко. Летке Бартадо, первый посол Синдикратии на Вавилоне-5 – чуть ли не единственное исключение. Случайно попав на одну из её выставок, Бартадо впоследствии организовал несколько её выставок на Бракосе, содействовал её трудоустройству – три её дизайнерских места, в том числе в 58-59 годах – на Вавилоне-5 – его заслугой. И после её возвращения на Экалту и рождения Джани он продолжал оказывать семье помощь… хотя не столь активно – по слухам, имел несколько неприятных сцен от супруги.