Страница 16 из 417
– Я не знаю, о чём говорить.
Она подошла, опустилась на колени рядом, тронула его пальцами за подбородок.
– Эй. Я прекрасно понимаю, что ты не обязан мне доверять, я тебе практически навязалась, это больше нужно было мне, чем тебе… Но разве тебе это совсем-совсем не было нужно? Разве тебе хотя бы иногда не бывало хорошо, интересно, весело?
– Правда, Люсилла, зачем тебе это? Зачем ты со мной таскаешься? Вроде бы, здесь не настолько скучно, чтоб надо было тратить время на меня…
– Дело чести, знаешь ли. Просто смотрю – что это такое киснет там в углу, скоро плесенью пойдёт? Надо же, ещё живое… говорить умеет… Вообще, ты меня заинтересовал. Ты необычный. Да ещё и то, что тебя невозможно просканировать… Ну, мне просто нравится, когда ты улыбаешься. Когда бываешь не только занудой. Я, конечно, люблю, когда парень не болтлив, но ты что-то другая крайность. Эй, ну ты нормальный молодой парень, ты не обязан быть прямо весельчаком-заводилой, клоунов у нас без тебя хватает, но я тут смотрю, азарт у тебя есть, играть с тобой в удовольствие можно, травить анекдоты и ржать тоже способен, пока не спохватываешься. Может, и до ухлёстывания за девчонками эволюционируешь.
– Люсилла!..
– Только не пытайся мне врать, что у вас половое созревание позднее.
– Какая разница, позднее или раннее, я ранни, а…
– А мы все – нет, мы другие, знаю. И… что дальше? Ты, на полном серьёзе, решил никогда в жизни не иметь ни с кем отношений?
Кажется, он тогда и сказал это первый раз. Про разницу в продолжительности жизни, про то, что его отец, конечно, полюбил земную женщину и был с ней счастлив, но очень недолго…
– Выкинь свои внутренние часы.
– Что?
– Вы с отцом два любителя издеваться над собой. 100, 300, 40, 20, 50 – это просто цифры. Это не живые существа. Ты – это не твоя продолжительность жизни, а твоя личность. И я – это не песочные часы, из которых у тебя на глазах вытекает песчинка за песчинкой, а молодая, полная желания жить долго и красиво девушка. Мы не знаем точно, сколько мы проживём. Может быть, завтра на нас свалится какой-нибудь катаклизм, или мы попадём в аварию, но зачем об этом думать-то? Пока ты смотришь на свои часы, на которых значится, что ты проживёшь триста лет, а те, кто тебя окружает – максимум сто, жизнь проходит мимо тебя. То, что счастье может однажды кончиться, не повод себе его совсем не позволять. Триста лет унылого одиночества – это приговор, которого даже Летиго со своими тяжкими телесными не заслужил.
– Люсилла…
– Я больше чем уверена, твоя мама была бы очень огорчена, если б узнала, что ты держишься таких настроений. Она любила твоего отца и любила тебя, хотя ещё тебя не видела. И она не променяла бы ту жизнь, которую выбрала, на триста лет, но без твоего отца и тебя.
– Откуда ты знаешь…
– Не знаю наверняка, конечно. Но я думаю, она была умной девушкой и умела жить, раз вышла замуж за твоего отца.
Лоран вытаращил глаза. Такую оценку экстравагантному выбору его матери не давал на его памяти никто.
– Видишь ли, лично в моей системе ценностей степень счастливости, а значит – разумности человека оценивается по тому, способен ли он на авантюры. Многие, кого я в своей жизни видела, несчастливы просто потому, что на счастье не отважились. Потому что быть счастливыми показалось им безрассудным, неприличным, невозможным… Может показаться, да, что это у них есть мозги, а у меня набекрень. Но моя мама меня учила: «Если ты будешь слишком много думать о том, что будет, то у тебя ничего не будет. Будущее это то, чего ещё нет, а настоящее есть всегда». Моя мама вообще говорила очень много умных вещей.
Лоран улыбнулся.
– Наверное, она очень любила тебя. Грустно, что она умерла.
– Грустно. Я б не расставалась с ней до самой своей смерти. Она не только лучшая мать, но и лучшая подруга. Сильная, умная, неунывающая, всегда даст полезный совет. Подумать только, какой-то дурацкий мутировавший грипп… Вот как бывает. Но знаешь, умирая, она говорила мне: «Дочь, имей в виду, если ты после моей смерти опустишь руки и не будешь жить полной жизнью, как я тебя учила – я вернусь с того света и ты крупно пожалеешь». Я всегда знала её мысли, она – мои. Я знала – для неё важно, чтобы я была счастлива.
– А твой папа… умер, когда ты совсем маленькой была?
Девушка неопределённо повела плечами.
– Не знаю. Вроде, он не умер. То есть, папы у меня не было, мама не была за ним замужем. Я его и не видела никогда, даже имени его не знаю. Мама говорила: «Твой отец, Люсилла, был хорошим парнем. Настолько хорошим парнем, что это, считай, клеймо на всю жизнь». Ну, наверное, хорошим, раз уж она с ним меня сделала. У нас, знаешь ли, ребёнок – это показатель… Обещала рассказать когда-нибудь… Да вот, как вышло, не успела…
Лоран смотрел на Люсиллу, размышляя, похожа ли она на свою мать внешне – характером-то, видно, похожа… И достаточно ли он уже разбирается во внешности бракири, полагая, что Люсилла очень красива. Почему она не сказала Летиго, что никакая они не пара? Летиго-то – чёрт с ним, но теперь же вся колония так будет думать… Начерта ей такая слава?
– …И что, у тебя никогда не было девушки? И никто не признавался тебе в любви? Гонишь… И… Что, серьёзно, ни разу? Реально, девственник? В семнадцать лет? Ну, у меня, правда, тоже всего два было… И то один лучше забыть…
Лоран вздрогнул.
– Это… было насилие? – он даже пожалел, что этот вопрос у него вырвался. Но почему-то была невыносимой сама мысль, чтоб у Люсиллы в жизни было что-то подобное.
Люсилла посмотрела на него своим фирменным взглядом «дурачок ты у меня».
– Бракирийку невозможно изнасиловать. По крайней мере, очень трудноисполнимо. Не слышала, чтоб кому-то удавалось. Ну, можно, конечно, напоить, заставить… но это всё равно не то.
– Потому что ваши женщины настолько сильные?
– Потому что физиология, мой мальчик. Если женщина не желает секса, то его не будет. По той же причине, по какой невозможно изнасиловать земного мужчину. Ну… в привычном смысле… женщине…
Взгляд Лорана стал совсем непонимающим.
– Издержки целомудренных традиций наших учителей, – проворчала Люсилла, – большинству наших ребят уроки половой грамотности не нужны, они сами грамотные, а вот с тобой прокольчик вышел… Ты, я так понимаю, голого бракири вообще никогда не видел, ни мужчину, ни женщину?
Ранни усмехнулся.
– Ну, те бракири, которых я до сих пор имел честь знать, не исполняли для меня стриптиз…
Он не договорил, и вообще забыл, что хотел сказать – Люсилла расстёгивала платье.
Комментарий к Гл. 2 О принципах и потребностях Слайды:
Люсилла https://yadi.sk/i/JkdI-6L33MVCmo
Люсилла и Лоран https://yadi.sk/i/i7nsJpRu3MVCpw
Джани Эркена https://yadi.sk/i/uIOfZV9W3MVC9m
====== Гл. 3 Ксенобиологический ликбез с перспективами ======
Дайенн устало откинулась на спинку стула, потирая виски – компьютер миркамского отделения, натужно гудя, опять обеспечил ей минуту передышки, зависнув над обработкой очередного запроса – когда в кабинет ворвался мрачный Эркена.
– Полюбуйтесь! – он сунул ей под нос одинокий листок, на котором было тревожно мало текста, – вот он, наш анализ ДНК, на который мы так надеялись и уповали! Я вам говорил, с нашими лабораториями мы, пожалуй, преуспеем, догоним и перегоним… Две недели делали, и что в итоге? «Анализ невозможен, образец некорректен, наличие неидентифицируемой ДНК».
– Как это понимать?
– А как хотите, так и понимать! – Эркена опустился на стул рядом, буравя листок тоскливым взглядом, – прядь волос у нас с каких-то пор – неидентифицируемая ДНК! Не знаю, может, они имеют в виду, что он где-то там, откуда он прибыл, подцепил какой-то особо страшный грибок на кожу головы…
Дайенн сколько-то времени созерцала листок, потом посмотрела на Эркену странным, как ему показалось, взглядом.
– Знаете, я думаю, я теперь поняла, за что вас так уважают Зрящие. Вы просто прямо называете то, что видите, даже если не можете это объяснить. Кто-то другой на вашем месте сказал бы – да, то, что я вижу, ненормально и необъяснимо… Наверное, этот гражданин вырос в каком-то совершенно другом мире. Наверное, он не знает языка, не знает ни истории, ни географии, ничего. Или этот гражданин просто умственно отсталый. Он начал бы строить предположения, которые выглядели бы более привычно, объяснимо, вменяемо, чем ваши, которые проще б было принять. А вы просто сказали – то, что я вижу, не бракири. Не ища этому объяснений, не выдумывая ничего от себя. Просто, донесли мысль, что глаза могут врать, но взгляд видит ложь. И я думаю, этот результат… является доказательством вашей правоты.