Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 193

- Если вам, Николай Александрович, нацепить на мундир красную ленту, вы вроде как тоже будете красноармеец, однако рабоче-крестьянских интересов в вас от этого не прибавится. На словах эти люди могут сколько угодно быть преданы делу революции и интересам молодой советской республики, только часть их выражает неприятие партии большевиков явно, это только прикрытие для отвода глаз от основных сил, и возможно, большинство из них не догадывается, кому и чему служит на самом деле… Мы же не можем хватать и сажать в тюрьму всякого, кого заподозрим в том, что он германский агент. Хотя скоро, видимо, придётся так и делать. Но здесь я, к сожалению, не могу так поступить, потому что не могу позволить раскрытия своей личности и путей получения информации до того, как станут известны ещё некоторые имена. Это привело бы с большой вероятностью к провалу всей операции, сотням, если не тысячам, бессмысленных смертей, а мало не половина виновных ускользнула бы от справедливого суда. Вот только сейчас обстоятельства сильно осложнились и могут не дать спокойно работать, как ожидалось… Даже при том, что ожидания и были мрачные.

- Из-за подступа белогвардейских войск?

- Бог с ними, с белогвардейскими войсками. Они - повод, настоящая угроза внутри. Я надеялся, что мне удастся раскрыть заговор и вывезти вас спокойно и официально, но на настоящее время надежды на это практически нет. По нашим представлениям, максимум дней через десять… либо вы будете застрелены при попытке побега, либо даже «нечаянно» погибнете при штурме города, но очень вероятно, что вас расстреляют вполне официально, по соответствующему распоряжению местных Советов.

- Вот так, без суда? Всех?

Никольский повёл плечами.

- Обоснования они найдут. А Юровский и те кроме него, кто безусловно заслуживают доверия, просто не смогут не подчиниться, не поставив под угрозу свою жизнь, и, что ещё более важно - всё дело. Получив «официальное» распоряжение о вашем устранении, он не сможет отказаться, не озвучив при этом подозрения по поводу германских агентов, а после этого он и сам проживёт недолго, и вам помочь всё равно ничем не сможет.

- Юровский? Это он у вас безусловно заслуживает доверия?

Никольский снова весело усмехнулся.

- А что вы имеете против Юровского? Не то ли, что он не выказывает к вам горячей симпатии? Между тем, как я вам сказал, дальше всего вам следует держаться от тех, кто громче всех кричит про веру, царя и отечество. Быть может, и есть среди них люди, сочувствующие и желающие помочь вам искренне и по благородству душевному, однако способов отличить их от людей совсем иного рода не выявлено. А Юровский, невзирая на свои симпатии и антипатии, прежде всего приверженец порядка и не любит подобных нечистых дел. И только с его помощью может получиться предотвратить худшее… если получится. Вероятно, больше возможностей для обстоятельных откровенных разговоров у меня не будет. Поэтому решать вам предстоит сейчас.

- Что же вы предлагаете? Хотите помочь нам с побегом? - по тону Николая было ясно, что он не верит в это ни в малейшей степени, и не считает происходящий разговор ничем иным, как провокацией.





- Чтобы вас в процессе убили, и меня заодно? Спасибо, не надо. Для них удобнее даже повода не придумаешь. Вас семь человек не считая слуг, даже если б у меня был собственный самолёт - это нереально. Поезд подорвут или расстреляют, то же и с машиной. Любым способом, вам не дадут уйти. Значит, нужно, чтобы они не заметили, что вы ушли. Поэтому оговорюсь сразу - едва ли я могу что-то обещать вам всем. Я берусь вывезти только детей. Вы же можете только уповать на другой, благоприятный исход, если мне удастся задуманное, а это уже куда менее вероятно. Поэтому я ещё раз спрошу вас, на всё ли вы готовы ради спасения ваших детей.

Как ни странно, подумала Александра, именно теперь она начала чувствовать, что верит Никольскому. Если бы он обещал чудесное спасение им всем - это было бы куда меньше похоже на правду, однако его слова относительно возможности спасения хотя бы детей казались ей вполне правдивыми. В конце концов, она знала, насколько запущена ситуация, настолько слаб в своих решениях Николай, и ещё она знала, что всё, что говорил до этого Никольский - правда. Как ни странно, именно его невозмутимый тон, его слова, практически не окрашенные в эмоции, сухие факты их жизни, подействовали на неё отрезвляюще, заставили мозг интенсивнее работать. Она, казалось, могла предсказать, что прозвучит далее, но не решалась оформить эти мысли. Николай, воспринявший всё сказанное со свойственным ему непониманием подтекстов и полутонов в разговорах, поддался панике.

- Чего вы хотите от нас? Что вам нужно - деньги, или какие-то имена, которые мы должны назвать?

- Какие уж имена… Если мои подозрения о планируемом покушении верны… Через несколько дней ЦК планирует осуществить кардинальную смену состава охраны дома. Чем-то текущий состав их не устраивает. Вероятно, в составе новой охраны будут лица, которым предстоит осуществить ваше устранение и которые прямо ответственны за его успешность. И если у них ничего не сорвётся - они должны увидеть то, что ожидают увидеть. Нет, вы едва ли можете знать этих людей… Но есть один плюс - эти люди вас тоже не знают. То есть… Вас, Николай Александрович, подменить достаточно трудно, ваши портреты висели в каждом государственном учреждении, печатались в газетах. То же и касаемо Александры Фёдоровны. Но совсем иначе с вашими дочерьми и сыном. Из тех, кто не видел их лично, и желательно - не один раз, мало кто способен их узнать без связи с вами. Поставьте любую из них в кругу так же одетых сверстниц - не каждый сможет указать, которая из них царская дочь. Всех вас вместе - не опознает только слепой идиот, поэтому нечего и надеяться найти «какую-то похожую семью». А поодиночке, к тому же с грамотно подобранными фальшивыми родственниками - уже сложнее. Поэтому главное условие, которое я намерен поставить очень жёстко - беглецам необходимо будет разделиться. Даже двое вместе - это слишком большой риск. Случайно оговориться, быть опознанными… Поэтому никакой переписки, никакой связи друг с другом, никакого нарушения инструкций. Эвакуированные будут развезены по разным городам, в дальнейшем я планирую собрать всех в Москве, но возможно это будет лишь после того, как минует опасность. Замена караула будет осуществлена, скорее всего, ночью. Тогда же мы произведём подмену ваших детей. В общих чертах операция спланирована, сейчас мы прорабатываем детали. Для двух девушек новые документы уже готовы, подобраны сопровождающие, есть варианты и для остальных, утверждаются…

- И где же, если не секрет, вы собираетесь их прятать? В домах ваших сторонников? Или, может быть, в тюрьме?

- Прятать что бы то ни было лучше на видном месте, но так, чтобы в глаза не бросалось. Вариант с тюрьмой нам в голову приходил, но - слишком рискованно. Не в данных обстоятельствах, город действительно может и не отбить очередную атаку белочехов. Поэтому из города уезжать в любом случае придётся. Само по себе это нормально, бегут сейчас многие… Среди нового состава с очень большой вероятностью может быть кто-то, кто знает меня в лицо, поэтому мне после этого необходимо исчезнуть. Поэтому весь возможный инструктаж мне придётся дать вам сейчас. Другого случая, скорее всего, не будет.

- Подождите-ка, - резким тоном вдруг вклинилась Ольга, - хотелось бы кое-что уточнить… Вы говорите об опасности, которая угрожает здесь нам всем, о том, что могут подстроить наше убийство… И при этом так спокойно говорите, что не можете спасти всех. И говорите как о решённом факте, что увезёте детей, нас… Полагаете, мы дружно и спокойно оставим родителей здесь, в опасном, как вы говорите, месте, и поедем неизвестно с кем и неизвестно куда, вероятно, к опасностям куда большим? В своём ли вы уме?

Александра бросила на дочь многозначительный взгляд, но девушка, явно, не желала останавливаться.