Страница 43 из 193
- Лилия Богумиловна! - ахнул Алексей, - вы играли в солдатиков?
- Немного. Каковы там были те солдатики, это были скрученные из картона цилиндры, на которых были намалёваны мундиры и глаза… Не очень похоже, хоть на солдата, хоть вообще на человека. В наших играх очень важную роль играло воображение. Да и вообще мы предпочитали более подвижные игры, это было скорее ещё одно состязание в меткости. Лучше меня ножи кидал только старший брат…
- Вы ножи кидали?
- И великолепно! - Лилия Богумиловна взяла со стола, сдвинутого в сторону, чтобы дать мальчикам с игрушками место на полу, нож, которым резались яблоки, и, не сильно размахнувшись, метнула его в стоящую на шкафу фигурку из папье-маше, изображающую весьма стилизованного медведя. Нож воткнулся точно в середину груди. Аполлон Аристархович заметно побледнел.
- Лилия Богумиловна, прошу вас, больше так не делайте! Я бы на слово поверил, что вы опасная женщина!
- Стыдно, Аполлон Аристархович! Мы этими ножами крошили яблоки, стоявшие у кого-нибудь на головах - никто не пострадал!
Алексей с величайшим почтением поставил икону в угол своего письменного стола, и минуту или две просто в благоговении смотрел на неё. В квартире доктора иконы если и были, то были в его комнате и кабинете, из гостиной же доктор перенёс даже картину, изображающую Тайную вечерю, чтобы ничем не смущать тех, кто другой веры. Кажется, сам доктор всё же был верующим, и иногда казалось, что глубоко верующим, однако редко давал к тому намёки, и религиозные темы в общих беседах поднимались вообще редко. Да, это было в копилку удивительных, невообразимых явлений нового, вставшего с ног на голову мира - что первую икону, которую он видел перед собой спустя почти месяц после отъезда из Екатеринбурга, ему подарила еврейка! Та душевная простота, с которой она сделала то, что не могло б быть обыкновенным для человека её веры, вызывала непреходящее удивление, и Алексей долго размышлял над смыслом её поступка - ведь она могла, в самом деле, подарить и что-нибудь иное. Возможно, она попросту не придавала христианским святыням такого уж большого смысла, оценивая их так же, как люди оценивают картины и сувениры, а возможно, главным для неё было то, что такой дар будет иметь ценность для него, и при этом не важно, насколько это было чуждо её духу. Впрочем, непременно ли чуждо? Алексей находился в сильном затруднении, потому что никак не мог бы воспринимать своих новых товарищей как совершенно чуждых и противных христианству, ведь они были добры, а доброта была для него до сих пор неразрывно связана с христианством, и в большей мере с христианством православным. Он долго не мог осознать даже того, что вот они и есть те самые, кого называют этим самым обидным словом «жиды», прежде за этим словом он никогда не мог видеть человеческих лиц, это была какая-то тёмная, невнятная зловредная сила, стихийно враждебная всему правильному, подлинному, христианскому, возможно, враждебная даже не по своей злой воле, а ввиду особого влияния на неё врага рода человеческого. Он прекрасно помнил истоки, начало этого влияния, это было прекрасно описано в Евангелии. Однако он решительно не видел никакого подобного влияния в Леви, Ицхаке и Миреле, и если б мог видеть такое влияние в Якове Михайловиче (хотя это было б не вполне верно, ведь он сам говорил, что был крещён, хоть и не в православную веру), то следовало в той же мере признать это влияние и в его подручных, людях совершенно русских, и в господине Никольском, национальности которого он не знал, однако она совершенно точно не была еврейской. И он не видел ничего кощунственного в том, чтобы называть Миреле про себя ангелом, потому что именно им она, всегда являвшая чистейший образец доброты, предупредительности и самообладания, в его глазах и была. Ему очень нравилась ровность её характера, уравновешивавшая чувствительность и эмоциональность Леви и некоторую резкость Ицхака, которая, впрочем, так же не травмировала его, так как за ней он хорошо видел борьбу горячности его собственной натуры с необходимостью всегда владеть собой, будучи поддержкой больному брату, за которого, хоть и был значительно младше, он чувствовал ответственность. Вспомнилось, как как-то раз, было ему лет восемь, размышляя об очередном уроке Закона Божьего, он спросил Марию, больше рассуждая вслух, почему же столько людей на земле исповедуют какую-либо другую веру.
- Вероятно, потому, что они воспитаны так, - отвечала Мария, - и следуют законам своих предков и государства, в котором живут.
- Почему же они живут по таким несчастным и несправедливым законам?
- Ну, нельзя сказать, чтоб они были непременно несправедливы и несчастны. Каждый народ Господь ведёт своим путём, это забота их государей, а не наша.
Алексей тогда вечером молился о том, чтоб Господь привёл эти народы, в особенности языческие, к свету истинной веры, ведь не может быть такого, чтобы Господу была угодна погибель стольких душ, невиновных в том, что случилось им родиться на языческой земле. Вслед за этим вспомнилось, как, было это уже в Тобольске, один из солдат, охранявший их во время прогулки, позволил себе резкое высказывание по поводу религиозности царственной семьи, говоря, что религиозность их имеет формы фанатизма и они всё мерят мерками религии. Алексей возразил, что хотя вера, действительно, имеет для них важнейшее значение, они всегда уважали взгляды, отличные от их собственных.
- Ну да, конечно, - ответил солдат, - это у царей всегда. Взгляды людей влиятельных, чем-либо им полезных - иностранных лекарей или специалистов, или королей других стран - они уважают, а то ведь иначе кто будет уважать их? А с людом попроще не церемонятся.
Спустя дней пять, так, чтоб Миреле не увязала это с её подарком и не подумала, что он поспешно трактует её порыв как симпатию к его вере, что может и покоробить её, он спросил, как её вера предписывает относиться к Христу, и как она сама считает, следует к нему относиться. Он понимал, что вопрос его рискованный, и ответа боялся, потому что вообще не желал напоминать себе о том, что разделяет его с товарищами по нынешней жизни.
- Не могу говорить за всех, - улыбнулась Миреле, - но думаю, примерно так, как сейчас приверженцы старого порядка воспринимают Ленина.
- Ну ты сравнила, Миреле! - покачал головой Ицхак, - во-первых, Иисуса убили, а его дело потерпело поражение…
- Во-первых, сами-то его последователи верят, что он воскрес из мёртвых, во-вторых - дело его вовсе не потерпело поражения, если ты посмотришь, сколько в мире исповедующих нашу религию и сколько - христианство, а в-третьих - всё равно, это похоже, потому что речь о разрушении старого мироустройства и создании нового, для чего нужно иметь известную дерзость и что неизбежно рождает в одних горячую любовь, в других же такое же горячее неприятие.
Алексей поднял камушек, подаренный Леви, повертел его на свету, любуясь, как переливается внутри огонь, напоминая пламя свечей. Янтарь - это застывшая смола, от сосен, которые росли невероятно давно, до первых человеческих поселений. Это были далёкие пращуры тех сосен, что проносились за окном состава, увозившего его с Урала. В длинных промежутках между станциями нескончаемой стеной тянулись за окном эти леса, но Алексею не прискучили, тем более что отвлекали его и разговоры попутчиков, и неумолимо брал сон, но проснувшись, он снова смотрел в окно, и смотрел не так, как бывает обыкновенно с людьми, путешествующими часто - просто чтобы куда-то деть взор, он восхищался тем, что леса эти так огромны, и так огромны поля, перемежающие их, и такое множество озёр, болот и маленьких речушек встречается среди них, такой невероятный дикий простор, не освоенный ещё человеком… Страшно и волнительно было думать о том, как осуществлялось сообщение до железной дороги, а ведь это были они только в середине огромного пространства русской земли…
От деревьев мысль, логично, перешла к изделиям из них, он перевёл взгляд на страницы, повествующие об истории кораблестроения, не удержался, как ни ребячливо это - забегать вперёд, посмотреть иллюстрации. Лодки, выдолбленные в целом стволе огромного дерева - бывают же такие великаны! - и щедро просмолённые ладьи, ярко расписанные - жаль, рисунок чёрно-белый, древние суда воинственных викингов и любопытных (и тоже воинственных) греков, гордые, величественные корабли Англии и родной флаг на кораблях, многие из которых он узнавал, даже не глядя на подпись внизу иллюстрации. Была небольшая глава, посвящённая пиратству - хотя прямого отношения к кораблестроению это не имеет, но рассматривались, кажется, тоже преимущества и недостатки тех или иных моделей, и истории некоторых кораблей, ставших легендами… Дальше были уже современные корабли, разумеется, современные с поправкой, так как книга была выпущена лет десять тому назад, и больше, поскольку книга французская, внимания уделялось французским судам, однако гордость общечеловеческая тут была - могли бы вообразить их далёкие предки, с великим трудом выдалбливавшие цельные древесные стволы, что можно будет спуститься на воду в кораблях из металла, более того - что в них можно будет опуститься под воду, достигая глубин, прежде немыслимых? Очередь за кораблями, летающими по воздуху, что ж, первые такие уже есть…