Страница 28 из 193
- Вас только двое? Или есть и ещё братья и сёстры? - решился спросить Алексей.
- Только двое. Были два старших брата. Умерли… Десяти дней один и двенадцати другой. Потому нас обрезать и не стали - есть закон такой, хотя о нём не все знают. У меня болезнь так и не проявилась потом, но обрезать всё равно не стали - мало ли… Я теперь могу давать кровь для Леви. Были б ещё, быть может, но отец вскоре после моего рождения умер, он был уже не молод тогда…
- А мать? Как же она решилась отпустить от себя сразу вас обоих?
- А мать… умерла тоже. Погибла. При погроме.
- При… чём?
- Ты что такое погром не знаешь, что ли? Врываются в дом, всех убивают, поджигают…
- Кто? За что?
- За то, что евреи. Мать дверь снаружи загораживала, пока мы с братом из окна выбирались. К Аполлону Аристарховичу побежали, знали, что он поможет… У него уже несколько пряталось, к нему стучались, он не открыл… Это не здесь мы, конечно, жили ещё…
Алексей потряс головой. Смутно оформлялось и прояснялось нечто, что слышал он и прежде, конечно, в обрывках разговоров, и тогда просто не мог понять, и непонятое, оно потом долго беспокоило, неясно садня, как мелкий осколок - острый, неприятный и непонятно, чему прежде принадлежащий. Теперь было ясно - картине мира. Чем больше Алексей встречал таких вот разрозненных осколков, тем более подозревал, что цельная картина не больно будет симпатична…
- Потом иногда спрашивали нас, как мы могли спокойно убежать, зная, что там нашу мать убьют, и деда с бабкой, всех… Ну, не меня спрашивали, я-то совсем мал был, брата… Ну и не в том даже дело, что мы могли… Правда в том, что если близкие друг за друга жизнь отдать готовы, то они этой жизнью будут перебрасываться, как горящим угольком, пока один кто-то не решится взять… В этом две стороны потому что - ты, умирая за кого-то, счастлив, что он живёт… а он? Но вот мы знали, как для нашей матери важно нас спасти, поэтому бежали со всех сил, какие в нас таких нашлись - во мне, мелком, и в нём, больном… Поэтому грех там или не грех, а мы оба должны жить, сколько только будет возможно…
========== 21 июля. Брошка ==========
21 июля, Урал
-Глянь-ка, Марусь, что покажу, - сказал Пашка, когда они отошли достаточно далеко от всех зданий и уже никто не мог бы их подслушивать, - может, опознаешь?
Мария вгляделась в лежащую на его ладони золотистую бляшку с голубым камушком в середине.
- Брошка… Похожа на одну Ольгину брошку, я давно её, правда, на ней не видела… Может, и не она… А откуда это?
- Летемин перед отъездом отдал. Он мне должен был, а отдать не имел, чем, вот эту штуку отдал, сказал - дорогая… Говорил, что нашёл, врёт скорее всего, спёр… Я хотел, понятно, сразу пойти сообщить, сама понимаешь… А потом подумал - не умно… Ведь тогда сразу что? Обратятся к твоим, в смысле, ладно б к родителям, а то к этим вроде как сёстрам - ну, чтоб опознали, чья… А они не опознают, они ж эту брошку в глаза не видели. Ну и зачем, лишнее внимание, одно за одно… и как бы чего совершенно лишнего не вышло из-за брошки этой дурацкой. Лучше, подумал, тебе отдам, ты уж сама решишь, что с нею делать.
Мария задумчиво провела пальцем по оправе.
- С одной стороны, вроде как, не знаешь, как и благодарить - всё же мелкая, а память… А с другой - ведь и мне её держать не безопасно, не дай бог, кто увидит и начнёт дознаваться… Зря разве строго запретили даже мелкий браслетик или перстенёк брать.
Красноармеец пожал плечами, с противоречивыми чувствами рассматривая эту мелкую, мирную вещицу, таящую в себе при том такую нереальную, несоотносимую с её видом опасность. В истории о проклятых украшениях из разбойничьих кладах он разве что ребёнком верил, а тут - разве, по сути, не что-то подобное?
- Ну, может, всё ж не такая она опознаваемая? Вензель на ней, гравировка какая-нибудь есть? Если нет, так может, всё ж такая и у какой-нибудь ещё богатой девушки могла б быть?
- Да ведь богатой-то девушкой мне тоже нельзя быть, - улыбнулась бывшая царевна, - а мне, какая я по нашей сказке есть, не то что эта брошка, а вот такой её кусочек не по ранжиру!
- Ну, прямо совсем невесело… Может быть, правильней было тогда выкинуть её где-нибудь по дороге?
- Подожди… - вспомнились собственные мысли недавнего времени, - если уж она к тебе попала, так само по себе это, наверное, не зря. Вот что, нужно её продать. Это самое правильное, и с рук сбудем подозрительную вещь, и деньги не лишние будут… Брошка Ольгина, конечно, но поди, это она мне простит. У неё таких брошек ещё видимо-невидимо. Ну или, если захочет, какую-нибудь свою подарю. Всё равно сейчас-то ей эта брошка самой без надобности.
- Только продавать-то тогда тоже нужно осторожно, чтоб подозрений не вызвать к себе, не кому попало, то есть… Она стоит-то много, небось?
- Сколько она стоит, - рассмеялась Мария, - за столько мы продать едва ли сможем, это ещё не найдёшь такого покупателя. К счастью, смотрится она не слишком вычурно, простая довольно с виду-то…
- Неужто так много? Тыщу, что ли?
- Эх, «тыщу»… Ну, самое дорогое в ней камушек. Можно, например, камушек отколупать и продать их раздельно, камушек и оправу, тогда опознать труднее…
- Это и продавать тогда ещё вопрос, кому… Мне, думаю, неразумно - заметут сразу, заподозрят, что украл… А тебе можно сказать, что прислуживала у какой-нибудь богатой дамы и она тебе эту штуку на прощание подарила. Ну и да, так изобразить, что ты истинной её цены не знаешь. Тут хоть обидно, но надо так - жадность всё дело сгубит, деньги жизни не стоят. Но и деньги не лишне бы, да. Если здесь останемся, можно дом купить, корову… Ты если коров боишься, то бабка-то тебя научит… Свадьбу, опять же, будет, на что сыграть…
- Свадьбу, Паша?
- Ну, с пышностью опять же не выйдет, и у меня половина друзей на фронте, и у тебя… вон… Однако ж если будем ждать спокойного времени, так и не дождаться можем. Меня, может, завтра снова на фронт отправят и там убьют?
- Пашка, прекрати.
- А чего? Я, конечно, когда отбывал, мне на вопрос, когда обратно, командир только рукой махнул… Понимаю, не до меня тут вообще… Но ведь мало ли. Вон я там купола, кажется, вижу? Можем зайти, справиться насчёт этого вопроса?
Тут уж Мария слов не нашла, а только обалдело смотрела на Пашку.
- Нет, мне-то оно не позарез, мне расписаться главное. Но тебе-то, как понимаю… Да и твои, поди, не поймут иначе, скажут - несерьёзный… Я имею в виду - эти твои… Я ж и подарки взял, чтоб не с пустыми руками свататься идти, а на это, между прочим, ушла почти вся наличность. С теми-то твоими, конечно, уж не знаю, что делать будем… Только и надеяться, что матушку вашу, извиняюсь за такие слова, Кондратий от таких новостей не приобнимет. Но тут уж извините, право имею… Это по-доброму только нас двоих дело, и поскольку обществу нашему быть бесклассовым, то тут больше нет преград, кому на ком жениться, пусть уж поверят, что нет мне в этом престижу, как нет и позора.
Мария засмеялась, потянула Пашку за ворот гимнастёрки.
- Нравятся мне твои рассуждения… Только чего ж тогда про сватовство к «этим моим» заговорил?
Пашка обнял её, приподнимая и кружа в объятьях.
- По честному, конечно, дело это совсем не нужное, ну, не необходимое уж. Пойти и хоть сейчас расписаться - для этого они не нужны. Это я так, для миру, чтоб не думали, что я их не уважаю совсем. Они всё ж люди не совсем ещё сознательные и немного ещё в старых порядках, для них это вот - порядочность… А мне с ними жить, получается, потому как пока мы это ещё к моим-то сможем вернуться… Да вообще и разницы нет, где жить, просто пока тебе здесь же жить определено, и я тут своевольничать не посмею… Ну и, я и к «тем твоим» пошёл бы, но сама ж знаешь, невозможно это пока что… Дождёмся сообщения, что Екатеринбург отбили и нам вернуться можно - так прямо сразу…