Приёмыши революции

- Нарисуйте себя в молодости!

Лизаньке тут же стало неловко за это «в молодости», она слышала, что женщинам нехорошо говорить о возрасте, и не больно-то тут извиняет то, что она тоже женщина, но Лилия Богумиловна нормально относилась к тому, что в 70 с лишним лет не может считаться молодой. Хотя, в той прогулке по Ходынским павильонам к ней попытался лезть познакомиться подвыпивший гражданин сорока с лишним на вид, и был очень удивлён отказом.

- Ты думаешь, я это помню, что ли, какая я была молодая? Это ведь когда было-то, страшно вспомнить! Ну ладно, я попытаюсь изобразить, как уж получится, если что - не серчай уж на мои старческие руки.

Лизанька просияла и отошла - многие художники не любят, когда им смотрят через плечо, точнее - не многие любят, так что не стоит надоедать, и продолжила любоваться, как Алексей раскрашивает очередную деревянную фигурку. Очень хотелось попросить тоже что-нибудь покрасить, но пока стеснялась, да и сомневалась, что у неё получится так же хорошо. Впрочем, в этом доме, как мало где, она получала удивительное удовольствие от созерцания. Она любила смотреть, как его обитатели что-то делают - как Лилия Богумиловна вяжет крючком, как Анна линует толстые, унылого вида тетради для каких-то своих конспектов, в которых при всём желании ничего не поймёшь, как мальчики мастерят свои модели, как Ясь играет с Бруно. Это не может не приносить счастья - присутствовать при чём-то настолько простом и прекрасном. А в своей комнате в это же время Миреле играла для Леви что-то очень сложное и красивое - Лизанька не знала, что это, она отнюдь не настолько хорошо разбиралась в музыке, знала только, что разучивала Миреле это долго, по нотам, принесённым Софьей Сигизмундовной, при чём переписанных ею собственноручно, а чуть ли и не по памяти. Она много сделала, чтобы помочь Миреле совершенствовать технику, хотя сама смеялась, что мало что помнит и отвыкла.

- Ей просто часто некогда, - вздохнул Ясь, - вот она считает, что стала хуже играть, хотя нам всем не понять, куда лучше ещё. Но мы уговариваем. Сегодня она обещала - у папы день рождения. Хорошо, что вы уговариваете тоже. Я люблю видеть, как она делает то, что ей так нравится.

- Я вот не так чтоб обожатель музыки, - кивнул Ицхак, - слушать так, как Миреле и Лиза, затаив дыхание, не могу, заскучаю, извините. Но под музыку, особенно когда так хорошо играют, странно легче делать что угодно. Даже уроки.

Лизанька вскочила, прерывая собравшегося что-то добавить Алексея.

- Постойте… Ян, ты сказал, у твоего папы день рождения?

- Ну да. Он обещал сегодня точно быть. Но это, понятно, как получится уж…

- Что ж ты молчал? У нас даже нет никакого подарка!

Ясь поднял на неё светлые грустные глаза.

- А смысл? Я говорю ведь, он может быть, придёт, а может, что и нет. Это надо понимать. У него работа. И всё равно, он всегда говорит, что ему не нужно никаких поздравлений.

- Ну, это он так говорить может. Мой дедушка, когда его поздравляли и что-то дарили, всегда отмахивался - мол, чего уж вы. А стоило раз не поздравить - такие обиды были!

- Да и что дарить ему, непонятно. У тебя есть идеи? У меня лично нет. Он всегда говорит, что не нужно ему никаких подарков. Ну, кроме хорошей учёбы там, примерного поведения…

- Ясная картина. Ну ничего. Подарки ладно, но поздравить точно надо. Иначе это просто… нехорошо. Хотя бы букет цветов нарвать. Сказать сколько-то поздравительных слов, это все способны…

- Я согласен, - поднялся Алексей.

- Но даже неизвестно, когда он вернётся. Наверное, очень поздно.

- Ну и ладно. Это даже и неудобно - идти к человеку домой, куда тебя не приглашали. Мы на работу и зайдём. Ян, ты же знаешь, где это?

- А? вы что, сейчас прямо собрались и пойти?

- А почему же нет? Ты думаешь, нас не пустят? Ну, может, и не пустят… Но попробовать надо. Просто придём, поздравим и уйдём, мешать не будем. Туда ведь много разных людей ходят, их же пускают…

- Ну, нормальные люди с доносами ходят, а вы с цветами…

- Ицхак! И вообще, что значит «вы»? Ты не идёшь, что ли?

- Я б рад, ребята, но к возвращению Аполлона Аристарховича мне нужно выучить все эти проклятые спирты, иначе мне не поздоровится. Если я вам ещё нужен в будущем, я, пожалуй, останусь с ней, - он кивнул на потрёпанную «Химию», - как ни хочется мне сейчас быть где угодно, где её нет.

Таким образом, пошли маленькой, но гордой компанией - Ясь, Алексей и Лизанька. Бабушка Лиля пыталась отговорить, думала тоже пойти, но в конце концов вняла уговорам Лизаньки остаться всё же при Леви и Миреле и «французиках» и заниматься спокойно ужином, разве правильно для пожилой достойной женщины на всю жизнь записываться в няньки практически уже взрослому парню? Они и сами о нём сумеют позаботиться. Лилия Богумиловна не так чтоб была полностью согласна, просто нянькой она тут была не одному Алексею, да и настроены дети были решительно, строжиться и препятствовать силой очень уж не хотелось. Дети едут не очень далеко, дети едут на трамвае, дети всё понимают и будут благоразумны. И в конце концов, если очень уж надо, они и дома найдут себе неприятностей, вон хотя бы на Леви посмотреть…

Из всех троих дорогу знал один Ясь, из всех троих деньги на трамвай были у одной Лизаньки, впрочем, в ходе недолгого совещания было решено, что рвать цветы с клумб - хулиганство, даже если где-нибудь в парке, где никто не видит, значит, надо цветы купить, значит, обойдёмся без трамвая. Ну и ладно, день для прогулок совсем не плохой, а взрослым можно не говорить, что с трамваем не сложилось.

- А на прошлые дни рождения ты что-нибудь дарил отцу?

Ясь посмотрел на Лизу печально.

- Вообще мы всего год как все вместе. Я год назад с отцом познакомился. До этого жил только с мамой. Маму - да, всегда легко было обрадовать…

- Ох, извини, я не сообразила. То есть, я не знала, что вы… Ну, что совсем не виделись.

- Совсем. Ну, один раз он видел меня совсем маленьким, но я этого, конечно, не запомнил. Мама только показывала мне фотографии, но фотографии, конечно, были давние, когда он приехал, я вживую его не узнал…

- Как же это всё грустно… Представить просто невозможно…

- Тебе разве невозможно? Твой отец ведь пропал без вести на войне, как знать, может быть, он объявится через несколько лет, и вам придётся знакомиться заново.

Лиза помрачнела.

- Я в это уже не верю. Да и думать не хочу. Если он попал в плен, то наверняка умер уже давно где-то, много военнопленных вернулось, а он вот нет. А думать о безвестной могиле, которая неведомо где - ничего хорошего. Разве я могу эту могилу найти, приезжать на неё? Нет. А если он жив, то ещё хуже. Это значит, что он забыл и предал нас.

- Не обязательно так думать. Мой отец не забывал и не предавал. Просто разные бывают… причины, - слово «обстоятельства» Ясь, видимо, вспомнить не смог.

- Ян, ты же понимаешь, что это нельзя сравнивать. Нехорошо так говорить, я знаю, но если он жив - то это ещё хуже. Для него - если это значит, что он сидит в тюрьме, или тяжело болен, лишился памяти, например… И мы даже не можем об этом узнать, чем-то помочь ему. А если он действительно сражается где-то в рядах белых… я не хочу даже думать об этом. Не хочу.

- Понимаю. Всё-таки это твой отец.

- Это сложно, Ян. Отца надо любить, а я не могу, он никогда со мной не был ласков, он был, конечно, ласков с Наташей и Артуром, я пыталась любить его за это, но мне-то было обидно. И за маму обидно, он слишком часто обижал её. Конечно, он не заслужил настолько ужасной судьбы, насколько можно предполагать…

- А вот это уже спорный вопрос, кто что заслужил, - отозвался неожиданно Алексей, - это только Богу решать. Мы можем просить у Бога облегчения нашей участи или наших близких, но будет всё равно так, как Богу угодно, а не нам. А если мы не можем этого принять, то это наши проблемы.

- Да, ты прав, наверное, как ни грустно…