Страница 182 из 183
— Венрита, Голда…
Темноволосая девушка отвела взгляд, вздёрнув подбородок.
— Я знаю, что такое благодарность, я помню, что она сделала для меня. Но помню и то, что она сделала после. Да, мы обсуждали уже это. Да, ради тебя она обещала не трогать своих, и держала обещание. Но никому из нас не было спокойно, это правда. Мы знали — то, что она делала хорошего, то делала ради тебя, а то, что делала дурного — делала по своему желанию. Всегда ли ты был бы ей достаточно дорог, чтоб больше не позволить себе того, что она позволила тогда? Всегда ли ты нашёл бы для неё достаточно виновных, чтобы её жажда крови не обрушивалась на невиновных? Мы были с ней добры не только ради тебя, потому что ты для нас закон, но и ради неё самой, но боюсь, ей не нужна была наша доброта. И если ты говоришь сейчас о новой, мирной жизни, то должен понимать, что ей в такой жизни места нет.
— Да, я понимаю…
Лалья быстро перестал слушать их разговор. В детстве, бывало, он много раз пытался представить себе мир Ворлона, представлялось с трудом — как может выглядеть мир существ, которые практически бестелесны, как могут быть устроены их здания, предметы? Нужны ли они им вообще, или у них там сплошной океан чистой энергии, в котором они плавают, как рыбы?
Неизвестно, что там на самом Ворлоне — были там, значит, за всю историю немногие, и развёрнутых интервью по итогам не давали, но мир колонии Вентокс был вполне физическим. Сложно сказать, для чего он использовался ворлонцами, зачем им вообще потребовался кислородный мир, если сами они, как, по крайней мере, официально считается, некислородные, новыми поселенцами была обследована ещё не вся планета, но вид космодрома уже впечатлял. Бескрайнее ровное поле казалось совершенно гладким, но золотистое покрытие гудело и вибрировало под ногами, и сквозь подошву почему-то казалось тёплым, словно живое. Для приёма кораблей из его плоскости выдвигались круглые тарелки, после того, как все прибывшие покидали корабль, спускаясь по расстилающимся под ногами дорогам-лентам, кажущимся невероятно тонкими, словно бумага, его накрывала прозрачная полусфера, и тарелка втягивалась под землю. Ленты не втягивались никуда — они словно таяли в воздухе, так же, как до этого материализовались. В воздухе на разной высоте парили какие-то непонятные штуки, шарообразные и эллипсоидные, Лалья предположил, что это что-то, относящееся к системам слежения. Хотя ни объективов, ни антенн он на них не заметил. Вообще ничего, снизу, по крайней мере, штуки казались абсолютно гладкими и цельными. Когда прибывшие подошли к провожающим, под их ногами тоже выдвинулась круглая платформа, обросла по краю бортиком высотой в метр, и стремительно и бесшумно понеслась к горизонту, где виднелись купола каких-то построек.
Когда они приблизились к высоким зданиям, одно из которых словно сплошь светилось в лучах, отражающихся от купола, там уже тоже собралась приличная толпа. Элайя, когда говорил о той части освобождённых, что отказались его покидать, был весьма обтекаем — теперь же можно было представить, какая это масса, какая это ужасающая сила. Что ни говори, но как ни разумны мы, как ни образованны, есть то, перед чем наш разум буксует, и большие числа — одна из таких вещей. Мы помним численность населения собственного мира и некоторых других, мы знаем, что такой-то дворец или стадион вмещает в себя тысячу, пять тысяч, десять тысяч существ — но мы совершенно не готовы представить, что такое тысячи и миллионы, когда за ними судьбы, и судьбы трагические. Когда это погибшие в войнах, умершие от болезней, когда это жертвы, прожившие всю жизнь в аду и не надеявшиеся увидеть свет…
— Во всём этом есть что-то от дурного кино, — пробормотал Лалья, — мы считаемся мёртвыми для всех, потому что так надо. Мы живые, мы дышим этим воздухом, улыбаемся, обнимаемся, говорим друг другу, что всё будет хорошо. Но для вселенной мы мертвы. Кто прав, мы или вселенная? Быть может, мы в самом деле умерли, раз попали в этот рай, и всё это — наш загробный сон… Я попал сюда потому, что поделился с товарищами мрачными ожиданиями от будущего. У кого как, у меня всегда было представление, что чувствует тот, кто умер для своего мира, для обычной жизни…
— Всё потому, Лалья, что ты лишён веры. Я же вижу совершенно ясно — Бог возвращает к жизни тех, кто был мёртв, даже и тем, кто не жил вовсе, Он дарует жизнь. Во всём, что ты видишь вокруг, ты можешь прочесть подтверждение этому. Сейчас наша смерть для мира — это наша безопасность, но это не значит, что мир победил, поверг нас, исторг из себя навсегда. Когда придёт время, мы вернёмся. Бог хозяин всего времени, и сколько б мы ни совершили ошибок — Он на нашей стороне. И видя наше малодушие, Он всегда протягивает руку, чтобы удержать нас от падения. Здесь есть одна машина. Позволяющая заглянуть в будущее. Я не понимаю всего, и не смогу тебе объяснить. Одна женщина, Мага, понемногу осваивает её. Та машина показала, что мы сдадимся на Мариголе, и показала, что сегодня я вернусь сюда.
Лалья покачал головой.
— Уж прости, но все эти предсказания, предопределённости, божий промысел — всё это мне совершенно не по нутру. Быть может, тебе нужны такие утешения, но не мне точно. У меня своё утешение — я поступил так, как было лучше всего.
Разношёрстная толпа остановилась поодаль, гул приглушённых голосов прокатывался по ней волнами — к гадалке не ходи, обсуждают новоприбывших. Лалья видел здесь, кажется, представителей всех известных ему рас, только минбарцев здесь, в самом деле, до сих пор и не было. Взгляд выхватил даже нескольких вриев… Даже несколько тракаллан. И что было самым большим шоком — они были без скафандров. Может, и возможно, что атмосфера планеты как-то подстраивается под новых обитателей, но как, как она может подстраиваться под них всех? Ну или как после этого не думать, что они на самом деле умерли, а в загробном мире, действительно, уже не важно, кто чем дышал при жизни…
Толпа замерла, притихла, только медленно кружили эти загадочные штуковины, похожие сейчас на любопытных птиц или насекомых.
— Здравствуйте, мои друзья. Я говорил вам раньше — мои воины, мои соратники, теперь я буду говорить только — друзья. Быть может, война не окончена, но теперь другие будут её вести, больше не вы, вы отдали ей достаточно. Вы видите, наверное, что я вернулся не тем, кто когда-то покинул вас, а я хочу, чтоб вы увидели себя не теми, что были когда-то. Один из моих спутников, которые вернули меня вам, думает, не умерли ли мы все… Я думаю, что он прав. Умерли прежние мы, наш страх, наши страдания. Никто никогда не сможет больше причинить вам вред. Я говорил это тогда, когда вы впервые делали робкие шаги свободы здесь, в моём мире. Я говорю это и теперь — любой, кто захочет прийти сюда с войной — умрёт, даже не коснувшись нашей орбиты. Этот мир — наш, и мы не пустим тьму. Мои гости, те, кто прилетел сегодня со мной — останутся с нами. Помогите им здесь, покажите им наш мир, пусть они узнают, что такое — Вентокс Ворлонский.
Взорван… Причины взрыва устанавливаются… Сигнал о помощи подать не успели, никто не выжил… Слова, продолжавшие звучать в голове, казались принадлежащими совершенно незнакомому языку. Вникнуть в их смысл было невозможно. Бессонная ночь превратила голову в некий чан с тягучей мутной водой, колыхающейся тяжко, нехотя, поднимающей из своих глубин, словно безобразное лицо утопленника, одну и ту же картину — разгорающееся в небе неправильное, злое солнце.
Дайенн прошла тихо, присела на край кровати, касаясь его руки.
— Нам пора лететь, Алварес.
— Это немыслимо… Настолько нелепо, что… самая злая воля не может, не должна… Все эти убийства, трупы… расследование, суд… Он пережил всё это, он заслужил более оптимистичные прогнозы, чем мы вправе были рассчитывать, и не долетел до тюрьмы каких-то паршивых сто тысяч километров. Дайенн, зачем всё? Зачем так? Когда ты говорила, что вселенная устраивает то и решает сё, ты предполагала что-то подобное, скажи мне? Готовила какие-то ответы вот на такое? Зачем возвращать его, а потом отнимать снова — вот так, глупо, жестоко, нелепо? Зачем после всего, что выпало на его долю… Зачем, как… Мне нечего даже гадать, я знаю, что будет в заключении — что это он уничтожил корабль. Корабль был новым, пропустить неисправность не могли, это Минбар, здесь просто такого не бывает. Выходит, пропустили того, кто пронёс на борт бомбу. И на кого думать? На Иржана, когда-то сражавшегося бок о бок с его отцом? На нашего Лалью? На этого Проводника, которого выбрал лично Алион? Неужели они готовы были… настолько на всё? Их не остановило то, что в шаттле были невинные люди…