Страница 210 из 320
Все еще избегая смотреть на этот странный талисман, я сжала его посильнее - и почувствовала изнутри биение и пульсацию. Это не могло быть правдой и, тем не менее, я не ошибалась - внутри камня будто бы билось и пульсировало настоящее человеческое сердце. Наше с Марком общее сердце - теперь оно вновь жило и горело, перечеркивая все сожаления и все былые обиды. Оно вновь ожило после того, как замерло на целых пять лет, и я, понимая это, не смогла сдержать счастливую улыбку.
Умирающее прошлое больше не имело значения, ведь на его осколках рождалась новая жизнь, сильная и прекрасная. Жизнь без разочарований, боли и пустоты. Я так решила и теперь у меня есть доказательства, а, значит, так обязательно будет.
Переезд, чуть было не испугавший меня приступом неожиданной тоски, прошел легко и быстро. Камень Марка будто бы дал мне новые силы - силы решительно захлопнуть дверь и оставить позади вчерашний день. Передав соседям конверт, в котором хранился дубликат ключей Вадима, я оборвала последнюю ниточку, связывавшую меня с прошлым.
Теперь я была совершенно свободна и могла уходить навстречу своему счастью.
Наше с Марком счастье всегда было эгоистично. Оно хотело говорить лишь о себе, слушать себя, смотреть на себя. Весь огромный мир снова остался за чертой, сузившись до маленькой точки пересечения наших судеб и даже несговорчивое время, казалось, играло на нашей стороне.
Днем, когда нам приходилось отлучаться в свои раздельные миры, оно бежало быстро, едва оставляя в памяти происходящие события. Все, что могло стать для меня важным и значимым, я воспринимала спокойно, почти автоматически: и шумно торжественное возвращение на работу, встречу с коллегами, их громкие поздравления с тем, что я теперь писатель. И удушливо-едкий шлейф скандальной сплетни, разнесшейся по округе после нашей размолвки с Вадимом - об этом предпочитали не заговаривать вслух, только шептаться за глаза. Но общий приговор, вынесенный мне, я чувствовала спиной: "Вот мерзавка, использовала такого человека! Все они, сиротки понаехавшие, только и могут, что идти к своей цели по головам… Ни стыда, ни совести!" И даже первые ласточки новой жизни - множество взволнованных отзывов от читателей на электронную почту и несколько приглашений на книжные ярмарки уже в качестве участника, я, конечно же, приняла - не без волнения, но и без восторженного трепета.
Чувства, испытанные при этом, и вполовину не могли сравниться с тем, что я переживала каждый вечер по дороге домой, где я знала, меня ждет Марк. Часто, не справляясь с нетерпением, уже у самого подъезда, я переходила на бег, лишь бы быстрее взлететь по лестничному пролету, минуя лифт, увидеть Марка, наброситься на него с поцелуями даже без слов приветствия и снова убедиться, что он здесь и больше никогда меня не бросит. В такие моменты он не мог сдержать улыбки и каждый раз напоминал, что теперь-то нам точно нечего бояться, и мы ни за что не потеряем друг друга. Но по предательской дрожи, пробегавшей по его рукам, я понимала, что Марк, такой сильный и несгибаемый, тоже боится.
Мы оба опасались неизвестности, притаившейся за углом, потому что уже знали, как легко из-за мимолетного каприза судьбы рушатся даже самые надежные планы. И втайне продолжали воспринимать происходящее, как праздник, который может оборваться в любой момент. Каждая наша ночь была как последняя, будто перед смертью, перед обрывом в пропасть, будто судорожный и жадный вдох человека, идущего ко дну. Мы действительно были готовы умереть друг для друга, но все-таки выживали, каждое утро рождаясь заново. И, просыпаясь вместе, по-прежнему немного удивлялись этому, словно неожиданно прекрасному подарку.
К сожалению, растянуть до бесконечности нашу совместную жизнь, полную счастливого сумасшествия, было невозможно. Стрелки часов, нехотя, через силу, но, все же, отсчитывали последние дни, отведенные Марку на отпуск для поступления в аспирантуру. Совсем скоро ему предстояло вернуться в свой, некогда наш родной город, где его ждали карьерные планы и хлопоты с отцовским наследством. А я должна была остаться здесь, наедине с огромной опустевшей квартирой, и попытаться доказать нам обоим, что моя послешкольная мечта - возможность быть вместе, живя разными жизнями, все-таки осуществима.
Марк, словно пытаясь перечеркнуть все свои прошлые решения, на этот раз не препятствовал мне и не спорил, хотя его странная уступчивость иногда пугала меня. Да и моя радость от того, что наш вечный спор, наконец, окончен, была напускной. Но другого выхода я не видела.
За прошедшие годы мы слишком обросли своими привычкам, связями, заботами, друзьями, обещаниями и целями, чтобы требовать друг от друга перечеркнуть все это. Время, когда мы оба, будучи школьниками, жили в одном ритме, по одним и тем же правилам, ушло безвозвратно. Поэтому нужно было научиться приспосабливаться к противоречивости наших миров: Марку - к моему творческому хаосу, а мне - к его четким, как безупречно отстроенные часы, будням.
Наше первое прощание спустя пять лет после того, как мы расстались у дома Виктора Игоревича, было похоже и одновременно не похоже на тот день.
На этот раз на вокзал не ехала я, потому что боялась просто-напросто не дать Марку вскочить на подножку поезда. Точно так же, как тогда, мы долго не могли отпустить друг друга у самой машины и совсем утомили водителя такси. В конце концов, он не выдержал и крикнул, что ему все надоело, а заказ лучше взять и отменить - ведь с учетом вечных пробок на дорогах доехать вовремя все равно не получится. И, лишь благодаря его словам, в нас взыграл азарт, и мы даже заключили пари "успеем-не успеем", тайно надеясь на проигрыш.