Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 201 из 320

Постепенно агрессивная горечь его поцелуев ослабела, они стали неспешными, томительными, пронзительно-чувственными, страсть без примеси давних обид завладела нами. Пристально глядя мне в глаза, смакуя каждую секунду из всей той вечности, что ждала впереди, он медленно расстегнул молнию на моем платье, позволив ему соскользнуть с плеч, затем уверенным движением снял с шеи небольшую подвеску, стянул с запястий несколько браслетов, которые я любила носить поверх одежды, и в стремительно-жадном порыве запустил пальцы под рукава, приподнимая их и обнажая мои руки, хрупкостью которых когда-то восхищался и которые боялся сломать по неосторожности.

Забыв обо всем, околдованная его гипнотическим взглядом, я слишком поздно сообразила, что допустила непростительную оплошность, и что открытие, о котором мне следовало бы предупредить заранее, Марк сейчас сделает сам. Мгновенно очнувшись от сладкого забытья, я резко дернулась, стараясь вырваться из цепких тисков, в которые вдруг превратились его пальцы, но было уже поздно.

- Что за черт... Алеша? С твоими руками - что это? - в его голосе звучало нескрываемое потрясение.

Как глупо все выходит, пронеслась в голове сумасшедшая мысль. Я действительно не знала, как ответить на этот вопрос.

Не дождавшись каких-либо слов с моей стороны, Марк резко отстранился и раздраженно хлопнул в ладоши, возвращая обратно яркое освещение, беспощадное, как свет в операционной. Понимая, что многочисленные шрамы и рубцы от ожогов он нашел скорее наощупь, не успев рассмотреть как следует, я тут же судорожно прижала руки к груди и громким, не терпящим возражений тоном, потребовала:

- Немедленно! Слышишь меня, немедленно прекрати это!

- Что - прекратить? - его тон был не менее категоричным.

- Разглядывать меня, вот что!

Марк нахмурился, не спеша выполнять мою просьбу. Он никогда не был поклонником тайн и загадок, все это вызывало в нем желание немедленно разобраться в ситуации, вскрыть тщательно оберегаемые секреты, установить порядок и ясность во всем. А я, таясь и скрытничая, только сильнее разжигала его болезненное и уязвимое любопытство.

- Давай так. Ты мне обо всем расскажешь. Я не буду пока задавать вопросы. Говори, что считаешь нужным. Но не молчи. Ты же знаешь, я все равно выясню, что мне надо. Поэтому лучше говори сама.

Я стояла перед ним по прежнему в закрыто-упрямой позе, вспоминая, как легко открылась Вадиму, как спокойно говорила сегодня на эту же тему с совершенно чужими людьми на презентации, а вот перед Марком меня парализовало от страха. От страха за то, что сделала с собой, за то, что он не простит мне подобного обращения с собственным телом.

Я действительно не могла предсказать его реакции. Ведь я ранила, изуродовала то, что было ему так дорого. Хотя... В случившемся есть и его вина. Если бы я не была так слаба, так надломлена после нашего расставания, кто знает, может, эта странная болезнь обошла меня стороной. Ведь я поддалась своей разрушительной слабости в минуты, когда мир был неполноценным и серым, в самые страшные дни - дни без творчества, которое оставило меня из-за тоски по Марку.





- Это все ты. Ты сделал это со мной! - не осознавая жестокости слов, слетающих с губ, я, наконец, произнесла то, что давно таилось внутри.

По тому, как заиграли желваки на его лице, я поняла, что попала в цель, в самое больное и уязвимое место. Вместо того чтобы прояснить ситуацию, я еще больше сгущала краски, запутывая Марка и обвиняя его. Голословно обвиняя, доводя этим до глухой ярости, которую ему едва удавалось скрывать.

- Что ты несешь? - зло бросил он мне в лицо и прищурился, будто прицеливаясь перед выстрелом. - Полегче на поворотах, Алеша. Не знаю, чему ты научилась со своими новыми друзьями, но со мной эти трюки не пройдут.

- Что я несу? - звенящим от напряжения голосом переспросила я, отступая еще на несколько шагов. - Что я несу? А что нес тогда ты, по телефону, помнишь? "Я больше не хочу ни видеть, ни слышать тебя"! О чем думал, когда заявил, что я для тебя больше никто, пустой звук?!

- Опять ты об этом, - он раздраженно тряхнул головой, резко отворачиваясь и щелкая выключателем на плите, пытаясь спасти подгорающий ужин и скрыть за этим бытовым жестом свое смущение и раздражение. - Теперь ты постоянно будешь попрекать меня теми словами?

- Да, буду! Я буду тебя попрекать! Потому что ты... - я захлебнулась отчаянной злостью, - ты же убил меня тогда! Убил своими словами, своей дурацкой принципиальностью, своим упрямством! Я ненавидела тебя за это - но еще больше ненавидела себя, потому что не умерла в ту самую секунду, когда ты отказался от меня, понимаешь? Я несколько месяцев не говорила, не вставала с постели, только лежала в обнимку с камнем, который остался от тебя! Ведь даже тогда мне нужен был хоть какой-то осколок из прошлого, не для жизни, а просто - чтобы умереть. Даже смерть я хотела встретить только с мыслями, с памятью о тебе!

По тому, как сильно он побледнел, я понимала, насколько мучительным стало для него мое признание, но остановиться не могла.

- Ты... - Марк прокашлялся, пытаясь выровнять охрипший голос. - Ты оставила себе тот камень?

- Да, оставила, и он до сих пор у меня! Лежит дома, в третьем ящике стола, в самой глубине, под альбомом наших фотографий, которые я запретила себе смотреть, когда выжила. Да, Марк, запретила! Я малодушно не смогла их сжечь, или порвать, или выбросить. И несколько лет не прикасалась к ним, и к камню тоже не прикасалась. Вот только он... он всегда был. Как и боль, которая душила меня, стоило подумать о тебе или произнести твое имя. И передо мной встал выбор - либо сойти с ума от этой боли, либо подружиться с ней! Вот я и подружилась. Это была очень, очень интересная дружба, и она мне даже нравилась. Мы... - с нервным смешком продолжила я, - знаешь, мы были очень близки!

По тому, как расширились его глаза, я увидела, что мои слова действительно пугают Марка. Он понимал, что вот-вот услышит ответ на свой вопрос, но в кои-то веки ему не хотелось узнать правду, разгадывать тайну, которую сам же и всколыхнул.