Страница 151 из 320
Все происходящее на кладбище было таким же наигранным и фальшивым, как и церемония прощания во дворе. Стоя немного в отдалении, я лишь бездумно смотрела в ярко-голубое небо, на которое, по словам собравшихся, никогда не пустят Ярослава, и слушала, как внезапно разыгравшийся ветер шумит в кронах деревьев, поднимает клубы пыли, хулигански швыряя ее в лица неискренне скорбящих, заставляя их чихать, будто в насмешку над их показным горем.
- Нехорошо это, нехорошо, - все повторяли голоса рядом. – Такой ветер… Даже земля не хочет его принимать. Нельзя хоронить самоубийц рядом с нормальными людьми.
Чтобы больше не слышать этого вороватого перешептывания, я лишь крепче сжала руку Вадима и постаралась снова поглубже нырнуть в спасительное забытье.
Это было похоже на сон с открытыми глазами, который не мог прервать ни один звук извне - ни раздавшееся вскоре ритмичное постукивание земли о крышку гроба, ни включенные как по команде слезливые вопли плакальщиц, ни рваное дыхание Вадима и его шепот, раздавшийся у самого моего уха:
- Теперь, Алексия, ты видишь это? Теперь – понимаешь?
Единственным, кого я впустила в свой настоящий мир, был этот безумный ветер, который резвился и бушевал, не обращая внимания на приличия, совсем как Ярослав, затевающий очередную выходку. Именно ветер был со мной до самого окончания погребения. Его, как и руку Вадима я отпустила, когда все собравшиеся начали расходиться к автомобилям и автобусам, оставив за своими спинами свежий холм, усыпанный цветами.
Теперь я могла подойти ближе и, глупо моргая, посмотреть на кривое подобие креста, который тоже поставили под осуждающее перешептывание. На небольшой металлической табличке простым и четким шрифтом было обозначено: «Ярослав Антоненко. 03.10.1980 – 07.07.1999». И все. Никаких цветастых и банальных трагических фраз или высеченных голубков с пальмовой ветвью. Мне нравилась эта лаконичная и неброская надпись. В ней было все самое главное.
Поддавшись какому-то необъяснимому порыву, я приблизилась еще на пару шагов и провела пальцами по шероховатым свежим буквам. Как странно. Оказывается, всю жизнь человека можно уложить в две короткие строчки.
Если бы Яр прекратил свои игры в прятки и был сейчас со мной, он бы тоже оценил эту горькую иронию.
Когда он вернется, я обязательно приведу его сюда и покажу эту могилу. И скажу - в то время как все были уверены, что больше никогда его не увидят, я одна знала, что не стоит отчаиваться. Что он просто... задерживается. И мы вместе посмеемся над этим жутким недопониманием. Это же надо – устроить похороны живому человеку!
Почувствовав слабое движение рядом, я оглянулась и увидела Вадима, напряженно застывшего неподалеку. Даже спиной я ощущала его волнение, видела, как крепко сжаты побелевшие губы. Он неотрывно, как и я, смотрел на могилу и, казалось, на несколько секунд забыл, где находится.
- Ты все правильно понял, – тихо произнес Вадим, обращаясь к тому, чье имя было высечено на табличке. - Но решение принял самое идиотское из всех возможных. И я тебе этого никогда не прощу.
- Вы? Скажите, вы знали Ярослава? – вдруг донесся до моих ушей знакомый голос и я испуганно вздрогнула.
Борис Антонович. Сдержать свои истинные чувства перед ним было особенно тяжело, внутри у меня все дрожало от противоречивых эмоций. С одной стороны я захлебывалась болью от одной только мысли, как это - поверить, что твоего ребенка больше нет, смириться с тем, что его вычеркнула и стерла из жизни невидимая рука, и теперь вместо такого родного и необходимого человека - зияющее ничто, полная пустота. Будто бы его никогда и не было.
С другой стороны, я испытывала сильнейшую злость. Горе, которое подкосило и состарило родителей Ярослава, казалось мне фальшивым, поддельным. Будто бы они оплакивали свои разрушенные мечты и разбитые иллюзии, а не реального Яра. Ведь ни Жанна Павловна, ни ее муж совершенно не знали своего сына. Никогда не знали. Неудивительно, что они оба так легко поверили в его ненастоящую смерть.
Сжавшись в комок у самой его могилы, я пригнула голову, не желая привлекать внимания. То, что Борис Антонович не узнал меня со спины, можно было списать на сильнейшее потрясение - но я и так не хотела пока что попадаться ему на глаза. Слишком непредсказуемой могла быть моя реакция на любые его слова, теперь, когда притворяться и играть больше не было смысла.
- Ярослав был моим студентом. Я учил его. И еще... мы дружили. Да, можно сказать, я очень хорошо его знал, - тихий и уверенный тон, с которым Вадим ответил на этот вопрос, немного успокоили меня и я, стараясь не поворачиваться к Борису Антоновичу, продолжала прислушиваться к их беседе.
– Вот как? И вы… Вы тоже считаете правдой то, что произошло?
Я встрепенулась. Наконец-то! Хоть кто-то еще сомневается! Неужели отец Ярослава все-таки смог сбросить с глаз пелену иллюзий, в мире которых он и его жена жили так много лет?
Только мои надежды были преждевременными.
- Эта записка... Ведь это же неправда! В это совершенно невозможно поверить! Вот вы... Вы знали Ярослава и можете это подтвердить! Он же был совершенно нормальным, счастливым парнем! У него даже девушка была!
Осторожно оглянувшись, я увидела, как Вадим, нахмурившись при упоминании о "девушке" переводит взгляд то меня, то снова на Бориса Антоновича, который, растерянно теребя дужки очков, продолжал смотреть в лицо своему случайному собеседнику так, будто от его ответа зависела вся его дальнейшая жизнь.
- Так вы верите в это или нет? В то, что он написал? – не унимался он.
- А что… Что он написал? - сдавленным голосом переспросил Вадим, вспоминая о другой записке, которая была предназначена для меня и которую мы читали с ним вдвоем, но в смысл ее, похоже, вник только он один.