Страница 149 из 320
Дальнейшие события, отложившиеся в моей памяти, напоминали скорее абсурдный фильм с претензией на драму, который я наполовину наблюдала со стороны, а наполовину нелепо участвовала сама. Чем дальше, тем сильнее странная фальшивость происходящего захватывала меня и, в конце концов, я снова свыклась с мыслью, что всего этого не может быть на самом деле. Только если полгода назад в грязном кафе после страшного признания Ярослава, я все же допускала возможность того, что кошмар творится наяву, то сейчас сомнений уже не было.
События последних дней не могут быть реальностью.
Ярослав не умер. Он не мог вот так просто, после дня, наполненного радостью и счастьем, уехать, не попрощавшись, буднично зайти в родительскую квартиру, предусмотрительно наполнить ванную теплой водой, взять в руки лезвие и выпустить из себя жизнь через открытые вены.
Каким-то странным образом Яр просто разыграл, провел всех нас, ведь это было так в его стиле, он всегда любил шокировать и удивлять. Поэтому реакция окружающих, их странное поведение меня поначалу возмущала.
Ну как они могли поверить ему? Ладно бы еще на эту удочку клюнули наивные Жанна Павловна и Борис Антонович - сын всегда обманывал и водил их за нос. Но когда я поняла, что даже Вадим повелся на этот фокус, то перестала относиться ко всему серьезно. Отдавая должное мастерству Ярослава и хитрости задуманной им уловки, я только таинственно улыбалась и представляла, как расскажу другу о том, что шантаж, с помощью которого учитель хотел заманить его назад, в ряды студентов, оказался блестяще отмщен. И мы вместе посмеемся над этим на нашей кухне за утренним кофе, совсем как раньше.
Вадим действительно поверил, что Ярослава больше нет, и я никак не могла убедить его в обратном. Сначала я пыталась доказать ему очевидные вещи с помощью неубедительных аргументов (зачем, вообще, аргументировать то, что и так ясно?) но, видя его странную реакцию, просто смирилась. Смирилась даже несмотря на то, что понимала, какую боль и муку приносит ему это вопиющее заблуждение.
Первое время Вадиму действительно было плохо, так плохо, что не получалось даже скрыть этого, хотя он всегда прекрасно владел собой. Он не мог сидеть, не мог стоять на одном месте, кажется, у него даже дрожали руки. Когда я вдруг осознала, что все происходящее - просто шутка, пусть жестокий, но хитро закрученный розыгрыш, и перестала биться в истерике, пытаясь расцарапать себе руки, колени и лицо, учитель отпустил меня, и долгое время молча смотрел перед собой невидящим взглядом.
Затем, чтобы собраться и не дать ситуации окончательно выйти из-под контроля, он решил действовать. Просто делать хоть что-то. Он насильно накормил меня ужином – ненастоящим и пресным, как и все вокруг, - после чего, переместившись в комнату, открыл шкаф и достал оттуда одежду Ярослава для того, чтобы передать родителям. Я, устроившись на кровати, наблюдала за этой бесполезной работой, хотела и в то же время боялась его остановить - ведь он так не любил, когда ему мешали. Но когда в общую стопку отправились любимые «счастливые» джинсы Ярослава, в которых он ходил на все экзамены, я запротестовала.
- Э-э, нет! Нет-нет, не делай этого! Это ему еще понадобится на пересдачах! Ты что, забыл, он же в универ с осени возвращается? Джинсы оставляем, они для экзаменов пригодятся.
По тому, как резко, в паре сантиметров от открытой дверцы шкафа, замерла рука Вадима и сам он, не разворачиваясь ко мне, внезапно напрягся, я поняла, что все-таки поторопилась. Но не могла же я позволить отдать родителям самую любимую и везучую вещь Ярослава! В конце концов, они могли ее выбросить, и что я тогда скажу другу после его возвращения? Ах, прости, я побоялась открыть им правду? Это было бы непозволительное и позорное малодушие, а Яр всегда презирал трусость и насмехался над ней.
- Алексия. А давай-ка ты лучше поспишь, – услышала я голос Вадима, совершенно не сердитый, а тихий и успокаивающий. - Черт с ними, с этими сборами. Завтра все сделаю. Давай-давай. Как там говорится, руки под щеку, глаза закрывай, спи-засыпай. Ты, главное, сейчас не думай. Вообще ни о чем не думай, просто спи. Я буду здесь, можешь ничего не бояться. Я никуда не уйду.
- А я и не боюсь. Ведь ничего страшного не случилось. Ты скоро сам все поймешь, - поудобнее укутываясь в легкое покрывало и чувствуя, как мне, будто по мановению волшебной палочки, хочется спать, попыталась успокоить его я.
Но мои слова опять вызвали совсем не радостную реакцию, хоть Вадим и пытался не выдать своих истинных чувств.
Присев на краешек моей кровати, он не сказал больше ни слова, только задумчиво обхватил руками голову в попытке найти пути выхода из того извилистого туманного лабиринта, в который я его втянула и где заблудилась сама.
Да, Вадиму было нипочем бросить вызов любой неразрешимой проблеме, сцепиться с каким угодно противником, но самым главным его оружием всегда оставался трезвый рассудок, а обязательным условием битвы - твердая земля под ногами. Сейчас же ему предстояло сражаться будто в зазеркалье, неизвестно с чем, в атмосфере иллюзий и миражей. И он чувствовал, как контроль над происходящим, уверенность в собственных силах постепенно теряется, тает, рассыпается как песок сквозь пальцы.
Может, Вадим и отлучался куда-нибудь или ложился подремать хотя бы на несколько часов, но проснувшись, я нашла его в той же позе - устало согнутая сильная спина, руки, крепко сжимающие лоб и хмурый взгляд, которым он смотрел прямо перед собой, не мигая.
Мое сердце разрывалась от этой страшной, неправильной картины и, в то же время, я не могла понять - ну почему он не хочет принять очевидное? Почему поверил словам Ярослава? Того самого Ярослава, который, весело подмигивая, призывал смотреть на вещи проще и не загонять себя в ловушки стереотипов?
Я попробовала объяснить Вадиму все еще раз - что мы просто жертвы розыгрыша, что не надо грустить и расстраиваться, ведь Яр терпеть не мог уныние и затеял все это только для того, чтобы мы посмеялись, а не страдали и оплакивали его, будто он по-настоящему умер. Но эффект мои слова вызвали прямо противоположный ожидаемому.