Страница 107 из 320
- Какие еще… помидоры? - голосом, полным ужаса переспросила я, представив себе подобную картину.
- Собственноручно засоленные! Что смотришь? Да-да, это она, реальная жизнь! Сегодня мы грезим о музах, а завтра - солим помидоры. Думаешь, ты особенная? Черта с два! Запомни, Алексия, особенным человека делает не судьба, не случай и даже не талант. Особенным его делает фанатизм. Преданность любимому делу. Жестокая, бескомпромиссная преданность. Когда отметается все, что мешает - все, без сожаления. Поэтому подумай, чем придется пожертвовать, ступив на эту дорожку. У хороших писателей ведь редко бывает спокойная устроенная жизнь. Потому что все они - чокнутые фанатики. Больные люди, что с них взять! И если ты решила считать себя таковой - то обязана понимать, что на первом месте всегда, при любых условиях должно стоять это твое культурное служение, то бишь, творчество. Оно же - на втором. И оно же на третьем, пятом, десятом! А потом - всё остальное, если, конечно, останутся силы. Усекла? И если ты готова к такой жизни, то пора бы уже прекращать сопли на кулак наматывать! Надо переходить к чему-то более серьезному, чем пустой треп о светлом будущем. Понимаешь, о чем я?
Нет, я совершенно не понимала, к чему он клонит, и очень боялась об этом сказать - но Вадим Робертович и так все прочел по моему лицу.
- Поясняю... - с трудом сдерживая вздох нетерпения, добавил он. - Я не хочу, чтобы ты сейчас слишком увлекалась тусовками и студенческими посиделками. Практика - дело полезное, но важно не перегнуть палку. Пора уже собраться и отставить все свои статейки, зарисовки и прочие почеркушки-побрякушки. Хватит, времени размяться я и так дал тебе предостаточно. Настрочить лоскутков - не значит сшить одеяло. А именно этим, Алексия, мы с тобой и займемся. Будем шить одеяло!
- Одеяло? - только и смогла повторить я, радуясь хотя бы тому, что понимаю символический характер его последней фразы.
- Так, птичка. Давай-ка договоримся - ты никогда больше не будешь испытывать судьбу, повторяя за мной концовки фраз, как попка-дурак. Я и так из последних сил держусь, чтобы не нанести тебе моральную травму. Поэтому объясню еще раз, но с огромной скидкой на твою ранимую душу. Я хочу. Чтобы ты, - четко выделяя каждое слово, учитель даже наклонился ко мне, видимо, для лучшей слышимости. - Приступала. К работе. Над крупной. Прозой. Теперь до тебя дошло?
О да. До меня внезапно дошло - и земля закачалась под ногами. Вот же он - момент истины в моей маленькой никчемной жизни! Вадим Робертович считает, что я готова написать не просто очередной проект-задание, а настоящую, большую литературную работу! Например, роман! Или повесть! И я действительно сделаю это, а после - можно даже умереть, за письменным столом, абсолютно счастливой. Но не раньше, чем будет поставлена точка в последнем предложении финальной главы.
- И все-таки, Алексия, с тобой нельзя по-хорошему. Вот я сегодня - просто образец терпимости, и каков итог? Я говорю о серьезной работе, а ты мне в ответ - всякую хрень про умирание. Я, птичка, начинаю бояться, что ошибся, воспринимая тебя как неглупую и способную человеческую единицу! - сердитый голос Вадима Робертовича, донесшийся будто издалека, сквозь невидимую метель, вновь вернул меня в реальность.
Оказывается, от волнения, я сама не заметила, как проговариваю мысли вслух, что было совсем уж запредельной глупостью с учетом того, сколько мыслей невпопад я сегодня высказала.
- Да нет, Вадим Робертович, это я так... не обращай...те внимания! Я просто совсем-совсем еще не собиралась писать что-то большое и настоящее. Вот очерки, миниатюрки, статьи, эссе - это как-то привычно. Я не говорю, что совсем не мечтала написать роман, наоборот мечтала, но вот так... сразу! Может, лучше какие-то рассказы попробовать, отдельные сцены, зарисовки?
- И застрять в рядах вечно подающих надежды? Все собираться потрясти мир, обсуждать с друзьями планы по получению Букера, а лучше - Нобелевки по литературе, да таки не собраться? Нет, Алексия, хватит, насмотрелся. Руку ты уже набила, стилистику тебе подправим в процессе, так что - справишься, не трусь! Поверь, ты у меня напишешь эту книгу, даже если придется бить тебя палкой или привязывать к стулу. Но, надеюсь, до этого не дойдет, - я ожидала, что Вадим Робертович приправит свои слова улыбкой, однако, он был чрезвычайно серьезен. - Но для начала нам надо разобраться, что на самом деле тебя волнует, какая тема - твоя, что может выстрелить на бумаге. Поэтому, птичка, сразу предупреждаю – я собираюсь залезть в твою голову, в твои мозги, - добавил он, вновь наклоняясь ко мне, и я невольно вздрогнула. - Я хочу узнать, что там творится, - учитель легонько постучал пальцем по моему лбу. - Потому что писать, Алексия, надо только о том, что волнует. И не просто волнует, а мучает, болит, рвет на части. Если нет такого, если на все - фиолетово, а нацарапать романчик хочется из пустого тщеславия, лучше сразу забить на всё. Запомни, работа со словом - занятие не для равнодушных. Хотя, в чем-чем, а в равнодушии тебя упрекнуть как раз проблематично, - с улыбкой добавил он. - Наоборот, проблема в переизбытке волнений и юношеской дури. Но для этого у тебя есть я! Будем вместе отделять зерна от плевел!
Смена настроения учителя, с грозового на более мирное несказанно меня обрадовала. Все же, находясь рядом с рассерженным Вадимом Робертовичем, я чувствовала себя безумцем, стоящим в бурю на краю утеса, и опасность того, что мощная стихия собьет меня с ног и с размаху бросит о скалы, возрастала с каждой минутой.
Мне же совсем не хотелось думать об опасности. Наоборот, я пребывала в эйфории от мыслей о том, какие крутые вершины мы вскоре покорим с учителем. В лучезарно-оптимистическом настроении я провела и все выходные, до конца которых нужно было определиться с тематикой будущего шедевра.
Два дня, с утра до вечера, я мысленно перебирала варианты первых строк моего романа, и не могла определить, который лучше – казалось, каждый из них сиял изяществом слога и неброской гениальностью. Тему и общую, как выразился Вадим Робертович, концепцию, я определила сразу и без колебаний. Я буду писать о любви. О болезненной страсти, о надрыве сердца, о выборе между призванием и чувствами. В общем, обо всем том, что пережила сама. В каком еще вопросе автор может быть так убедителен, как не в том, что выстрадано лично? И пусть любовь больше не интересовала меня в реальности - вымещение на бумагу прошлых переживаний могло бы стать настоящим спасением от тоски по несбывшемуся будущему с Марком.