Страница 72 из 84
Пядь за пядью возникала из песков пещера с открытой пастью дракона вместо входа, светившимся невероятно ядовито-красным — именно такой ее запомнил Руперт.
Фаиза завороженно смотрела на отступающие пески, а Талис все тянул и тянул заунывную песню. Для себя он давно решил, что как только на входе из пещеры появится воин, он обернется драконом и бросится на него, не дав при этом Руперту сделать ни одного взмаха мечом. Только так и никак иначе. Он не думал о себе, только о человеке, стоявшем на верхушке бархана и с того места, где он, Талис, остановился с Фаизой, казавшемся слабым и беззащитным.
«Почему он отказался забирать из тайника свой шамшир» — эта мысль никак не давала Талису покоя, ведь с ним он стал бы практически непобедимым. Меч — это не баллоки девушки, он способен сокрушить самую крепкую броню. А на воине Вилфриде лишь легкая защита — он всегда полагался лишь на свою силу.
Руперт сказал лишь в ответ на его вопрос о шамшире и то единожды, а так только отмахивался от его слов:
— Не время для героя.
А кто знает, когда наступает это самое время? Сейчас, а, может, никогда? Придет смерть, будь то старуха с косой, молодая красивая девушка или дракон в черном, а ты, оказывается, так и не совершил ничего героического. Ладно, детям рассказать нечего, им и солгать можно, а перед Творцом не соврешь. И совершенно не важно ради чего ты геройствовал — спасая Отечество или любимого.
Талис спел последнюю ноту и, издав протяжный крик, взмыл последний раз в небо, расправляя в полете кожистые крылья, — умирать так драконом, которым он продолжал оставаться не только в душе, а не жалкой птицей.
Он так и не понял, что произошло, точнее, что-то его с силой откинуло под копыта лошади, на которой сидела Фаиза. Видел только голубое, как небо, сияние и руку. Кто или это было?
Немного покувыркавшись по песчаному склону, Талис вскочил на ноги, отплевывая песок и складывая ставшие вдруг ненужными крылья. Он отыскал глазами Руперта и воина — они так и стояли, положив руки на пояса, вот-вот готовые выхватить мечи и сойтись в смертельной схватке. Кто первым нанесет сметень — смертельный удар, оставалось только гадать.
И вдруг Руперт широко развел руки в стороны — жест сам за себя говорил о его добрых намерениях.
— Сколько лет, — проговорил он насмешливо.
— Столько же сколько и зим, — ответил ему, усмехнувшись, его соперник.
И если бы ни их напряженные лица и настороженные движения, то можно было бы подумать со стороны, что разговаривают два добрых приятеля и гроза миновала, а сражения не будет.
— Неужели ты не узнаешь старинного друга? — спросил Руперт и изобразил подобие улыбки.
— Друга? — нахмурился воин.
Что-то он не припоминал, чтобы у него были друзья — и врагов всех извел, шастая по пустыне на белом верблюде. Шакалы и те обходили его стороной, ядовитые змеи стремились зарыться в песок. А этот человечишка называет себя его другом.
И вдруг он узнал его. Правда, тогда на нем были царские одежды, а сейчас видавшие виды доспехи, да потрепанная рубаха со штанами. И волосы… Казалось, их выбелило солнце пустыни во время долгого странствования — они слепили не хуже его лучей.
— Руперт? — спросил воин осторожно. — Ты, что ли, вызывал меня на бой?
— А кто еще мог тебе бросить клич в этих песках? — громко расхохотался тот и обвел руками и глазами пустыню, насколько хватало взора. — Я стал еще сильнее и готов помериться с тобой силой.
— Ну уж нет, — покачал головой воин. — Я простой смертный, и сражаться с гулем не входит в мою задачу.
— Тогда пропусти меня и моих спутников в пещеру, — предложил Руперт и снова положил руки на пояс.
Это воин с ним не желал сражаться, а он как раз наоборот собирался вышибить дух из него, если тот вдруг не пропустит его к Повелителю Ночи: приказ того он выполнил с достоинством и готов выслушать другое задание — сидеть на одном месте не в его характере.
— Что же, проходите, — важно поклонившись и указав рукой на вход, предложил воин.
Руперт махнул Фаизе с Талисом, мол, все в порядке, поднимайтесь к нему и смело ступайте в пещеру. Он, потеряв бдительность, повернулся спиной к воину.
Фаиза от ужаса прикрыла рот ладошкой, а Талис простонал:
— Как же он так.
Они оба увидели, как воин выхватил меч и размахнулся им, и явственно представили, как меч входит в тело Руперта, словно в масло, и разрубает его пополам. Все, конец. У них оставалось немного времени, чтобы дать деру, пока воин будет наслаждаться победой и поглощать силу Руперта.
Ничего не соображая от горя, Талис снова обернулся драконом и рванул на воина — пусть это будет его последний бой. Но, замерев, повис в воздухе, даже крыльями забыл шевелить…
Нет, Руперт не умер и даже не собирался…
Меч воина Вилфрида скользнул по его неожиданно ставшем обнаженному торсу и отскочил, словно ударившись о самый прочный камень, а не о плоть, только искры посыпались. Руперт скривился от боли, а потом усмехнулся, расправляя два огромных крыла — белое и черное, и взмывая в небо. Его меч светился, словно боевой шамшир, неся смерть всему живому, что окажется у него на пути. Светлые почти белые, выгоревшие под ярким солнцем волосы Руперта развевал едва заметный ветерок, а среди них…
Талис даже потряс головой от увиденного.
Два рога, которые придавали Руперту зловещий вид. И неизменные перчатки на руках.
Два грозных воина, взмахнув мечами, сошлись в битве. Ярость и кровь! Казалось, воздух вокруг них раскалился добела — огненные искры от ударов мечами летели далеко в пустыню, черным пеплом оседая на песок.