Страница 59 из 154
Андреа Кальво пребывал в эйфории: непреклонная Клариче, так долго отвергавшая его ухаживания, наконец сдалась и согласилась встретиться с ним в одной из верхних комнат трактира. Впрочем, он не сомневался, что рано или поздно это случится — среди многочисленных подружек Кальво считался неотразимым кавалером.
Подходя к «Золотой форели», Андреа чувствовал радостное возбуждение. Он вошел в трактир, огляделся и направился к стойке, за которой находилась Клариче. Она застенчиво улыбнулась и указала взглядом на потолок. Кальво едва заметно кивнул и двинулся к лестнице, ведущей на второй этаж, а девушка скользнула в кухню, откуда тоже можно было пройти наверх.
Поднявшись, Андреа шагнул в коридор, скудно освещенный стоящей на столике масляной лампой, и огляделся. В то же мгновение одна из дверей приоткрылась, и послышался шепот:
— Сюда!
Чувствуя сладкое возбуждение, он поспешил на зов и вошел в комнату. Здесь царила полная темнота. Кальво оглянулся, пытаясь сориентироваться, и тут почувствовал, как Клариче взяла его за руку и потянула за собой. Сделав пару шагов, он уперся коленкой во что-то твердое — это была кровать. Андреа, сгорая от желания, обхватил девушку, повалил на постель и принялся исступленно целовать. Он слышал ее тяжелое дыхание и чувствовал, как она пытается его раздеть.
Мгновенно сорвав камзол и рубаху, он навалился на нее, провел дрожащей от возбуждения рукой по ее лицу... и замер. Кожа под его пальцами была грубой и шершавой.
— Клариче?! — с недоумением воскликнул он.
Раздался характерный щелчок огнива, сноп искр на мгновение ослепил Андреа. Зажмурившись, он выждал несколько секунд и открыл глаза. В колеблющемся свете скалилось жуткое беззубое лицо улыбающейся ведьмы с растрепанными седыми волосами. Содрогнувшись от ужаса, Кальво дико закричал и рванул к выходу.
По пояс голый он выскочил в коридор, бессознательно сжимая в руке мятую рубаху. И тут...
С десяток студентов встретили его дружным хохотом. Рядом стояла Клариче и смеялась громче всех. Андреа обвел товарищей растерянным взглядом — Бантини, Надьо, Франкотти, лохматый Питти и еще не меньше полудюжины человек.
Так это было подстроено?! В бешенстве натянув рубаху, Кальво бросился к лестнице. Возле нее он обернулся и, едва сдерживая ярость, прошипел:
— Ты заплатишь, Надьо, поверь!
В том, что идея «шутки» принадлежала именно его недругу, Кальво ничуть не сомневался.
А Стефанио, проводив его взглядом, заглянул в распахнутую дверь и со смехом воскликнул:
— Элма, дорогая, ты бесподобна.
***
К концу 1615 года до студентов дошел слух, что Галилея собираются привлечь к суду инквизиции. Стефанио, которому ученый был очень симпатичен, позвал Роберто, Джованни, Маркантонио и еще нескольких студентов и предложил отправиться к ректору. Он прекрасно понимал, что их мнение значит мало, но все же решил рискнуть.
— Синьор Беллармино — человек авторитетный, кардинал, к тому же Великий инквизитор. Папа доверяет ему. Давайте пойдем к нему и попросим за Галилея.
Возражений не последовало. Стефанио вместе с Джованни Питти написали письмо в защиту ученого, и уже на следующий день семеро студентов пришли к ректору.
— Ваше высокопреосвященство, — начал Стефанио, — до нас дошли слухи, что синьора Галилея вызывают в инквизиционный трибунал. Мы пришли просить вас о снисхождении к профессору. Возможно, он бывает неосторожен в словах, но он талантливый ученый, сделавший для науки больше, чем кто бы то ни было...
Беллармино, пряча улыбку, пробежал глазами письмо и серьезно спросил:
— И что же вы предлагаете, братья? Попустительствовать ереси?
— Теория Коперника не признана ересью.
— Не беспокойтесь, будет, — заверил ректор.
— Однако пока это не так.
— Вы хотите сказать, что как только учение Коперника будет занесено в Индекс запрещенных книг, синьор Галилей перестанет его поддерживать? — ухмыльнулся Беллармино.
— Я хочу сказать, что странно было бы осуждать человека, который занимается тем, что разрешено.
Ректор сложил руки домиком и задумался.
— Разумно, — сказал он через минуту и продолжил, с трудом сдерживая усмешку: — Что ж, братья, мне понятно ваше мнение, я его обдумаю. Это все, что я могу обещать.