Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 154

     Взяв девушку под локоть, он повелительно махнул парню рукой и двинулся в сторону поля. Через несколько шагов обернулся — тот по-прежнему стоял возле дерева.

     — Ну, что такое? С нами совершенно безопасно.

     Спасенный нехотя отлепился от ствола и побрел к ним. В этот момент раненый застонал и открыл глаза.

     — Эй, синьор, постойте, — воскликнул он. — Это ж вор, мы проучить его хотели да отобрать украденное!

     Чикко метнулся было в сторону, но Стефанио схватил его за шиворот.

     — Стой! Выходит, не они разбойники, а ты?!

     — Синьор, не губите, я ведь не со зла, — заныл парень. — Кушать-то хочется. В Риме совсем нет работы, вот я и промышляю по мелочи.

     — Вы в кошеле у него поглядите. Он на рынке в Стоццино деньги украл.

     И правда, тряхнув кожаный мешочек на поясе воришки, Стефанио увидел несколько серебряных монет.

     — Негусто, — усмехнулся он.

     — Нам, синьор, и это тяжко достается, — укоризненно ответил раненый.

     Продолжая держать Чикко за шиворот, Стефанио подволок его к лежащему на земле крестьянину.

     — Помоги ему встать. В деревне разберемся.

     — Синьор, побойтесь Бога, они ж меня на кусочки порежут, — залепетал Чикко, но Стефанио не обратил внимания на его болтовню.

     Такой странной процессией они и вышли из леса: впереди шел раненый крестьянин, опиравшийся на плечо Чикко, которого, в свою очередь, держал за шиворот Стефанио, а замыкала шествие Лукреция.

     Заметив на поле мальчишку лет десяти, Стефанио кинул ему медяк и приказал:

     — У трактира осталась наша повозка, пригони-ка ее сюда.

     Через несколько минут все уже сидели в коляске. Чикко продолжал ныть:

     — Великолепный синьор, умоляю, отпустите. Ведь они меня живьем сожрут.

     Не слушая его, Стефанио доехал до деревни.





     — Где твой дом? — обернулся он к крестьянину.

     — Вон тот, серый, второй с конца.

     Они подъехали к старенькому домишке с покосившейся изгородью, подоспевшие крестьяне помогли дотащить раненого до спальни. Стефанио сам промыл и перевязал его рану. Когда он вышел из дома, вокруг коляски уже собралась толпа. Гвалт стоял оглушительный. Мужчины угрожающе потрясали вилами, а хозяюшки, ругаясь и обзывая Чикко, норовили ударить его кто поварешкой, кто мотыгой. Но к решительным боевым действиям не приступали, поскольку рядом с воришкой сидела Лукреция.

     Увидев Стефанио, крестьяне бросились к нему.

     — Он украл у меня серебряный кваттрино!

     — А у меня два медных!

     — Отдайте его нам, мы с ним разберемся!

     Вид у них был столь решительный, что Чикко, вцепившись в сиденье, заверещал:

     — Нет-нет, мой великолепный синьор, не отдавайте! Пожалуйста, умоляю, заберите меня отсюда!

     Стефанио делал вид, что раздумывает. Он стоял, качаясь с носков на пятки, и свысока поглядывал на орущую толпу. Лукреция с удивлением смотрела на него: какой он решительный и в то же время вальяжный. Сразу видно, что привык повелевать крестьянами в своем венгерском поместье.

     — Не стоит отдавать им этого бедолагу, Стеффо, — прошептала она.

     — Прекрасная синьорина права, послушайте ее, синьор, возьмите меня с собой... Я вам пригожусь.

     — Ладно. — Стефанио вздохнул и кинул крестьянам несколько серебряных монет. — Держите, а этого я забираю.

     — О, мой великолепный синьор, я ваш слуга на всю жизнь, — затараторил Чикко.

     — Будешь болтать — выкину на ходу, — пригрозил Стефанио, залезая в коляску.

 

     Приехав в Рим, влюбленные завезли Чикко домой. Стефанио дал ему пару монет, строго наказав:

     — С воровством завязывай.

     — О, великолепный синьор, не возьмете ли вы меня к себе на службу? — взмолился парень.