Страница 125 из 154
— Мы верим, что душа человека бессмертна, — охотно пояснил тот, — и после прощания со своим телом отправится далеко-далеко, в место нового обитания. В путешествии ей понадобятся разные вещи: еда, питье, драгоценности, и мы кладем все это в могилу. Чтобы душе было не одиноко, раньше с умершим хоронили его жену и близких. Но Апу Ума запретил убивать семью, ведь нас осталось совсем немного.
— И что же?
— Многие женщины после смерти мужа или жениха пытаются повеситься на собственных волосах, и вождь приказал стричь их, чтобы они не смогли этого сделать.
Потрясенный Иштван с трудом перевел дыхание — ну и обычаи у этих дикарей!
На следующий день Хайка Вайру похоронили. С самого утра у хижины, где он жил, толпился народ. Тело зашили в шкуру только что освежеванной козы, оставив открытым лишь лицо. Иштван смотрел на него и ощущал всю несправедливость такой судьбы.
— Отчего Вайра умер? — спросил он у стоявшего рядом Сампа Анки.
— Его забрал Супай, — туманно ответил тот, — как и предсказывал Дух Смерти.
И тут же смешался, словно сболтнул лишнее. Иштван вопросительно посмотрел на него, но юноша не стал ничего объяснять.
Послышался бой барабанов, завернутое в шкуру тело положили на носилки и медленно понесли по селению. Индейцы затянули печальную песню. В ней они перечисляли все добрые дела, совершенные покойным, и вспоминали битвы, в которых он участвовал.
Процессия обогнула кострище и направилась к храму Солнца. Иштван подумал, что там будет долгая молитва, но ошибся: оказалось, по традиции необходимо посетить места, где любил бывать умерший.
Пройдя дважды через все селение, индейцы двинулись к Стене Духов. Песни закончились, и началась Пача Сику — ритуальная музыка. Ритм задавал барабан, а флейта выводила печальную мелодию. Она звучала настолько пронзительно, что все — и родственники, и соседи — рыдали в голос. Время от времени вступала еще одна флейта, гораздо выше первой, она издавала то длинный монотонный звук, похожий на стон, то несколько коротких и прерывистых, словно плач. Иштвану, не слышавшему в Европе ничего подобного, казалось, что душа переворачивается. По телу его бежали мурашки, внутри все дрожало.
Наконец процессия достигла Найакуна Пирки — Стены Духов. Дверца в «могилу» Хайка Вайры была приоткрыта. Напротив находилась очищенная от деревьев полянка, посреди которой лежал большой плоский камень, а рядом с ним — привязанный козленок. Начался ритуал жертвоприношения.
Отвернувшись, Иштван слушал беспомощное блеяние. Застучали, ускоряя темп, барабаны, в воздухе раздался свист ритуального ножа, и кровь брызнула под ноги туземцам. На мгновение Иштвану показалось, что он снова стоит на варшавской площади, перед помостом, на котором казнят Самуила Зборовского, его злейшего врага. Он потряс головой, чтобы отогнать столь некстати возникшее видение.
Между тем тело Хайка Вайры уже укладывали в нишу стены. Пристроив туда же миски с едой, кувшины с напитками, копье, лук и стрелы, индейцы закрыли дверь и укрепили засов. Похороны были окончены, и печальные дикари направились обратно в селение.
Наутро в хижину священника заглянул Куска Маки. Улыбнувшись ему, Иштван нетерпеливо спросил:
— Ну, как идут сборы? Все готово?
Но тот покачал головой.
— Я не могу бежать, Амаута.
— Что?! — священник в ужасе вскочил. — Как не можешь? Почему?
— Вайра мертв, и у меня снова появилась надежда.
Иштван ошарашенно уставился на юношу, буквально лишившись дара речи.
— Но... Да нет, это невозможно... Мы же договорились...
— Прости, Амаута, — развел руками Маки. — Тутаманта Чулла теперь одна, и ей нужна моя поддержка. Найди кого-нибудь другого для побега.
Он улыбнулся и, виновато вздохнув, вышел. А Иштван без сил повалился на постель. Боль разочарования накрыла его с головой. Господи, он так ждал, так надеялся, и все напрасно!
Слезы сами катились из глаз. Он лежал, уставившись в "стену", сквозь которую пробивался солнечный свет, и ему тошно было даже подумать, что придется остаться в Антаваре. Иштван зарылся с головой в шкуры, служившие ему постелью, и замер. Минуты складывались в часы, а он не двигался, ни о чем не думал, словно жизнь остановилась.
Только к вечеру Иштван немного оправился, и его деятельная натура принялась искать выход. Он и мысли не допускал, чтобы отказаться от побега.