Страница 104 из 154
Через четверть часа я был уже в доме Роберто. Конечно, я понимал, что меня будут искать. Я назвался стражникам, а значит, сомнений в том, от чьей руки пал Кальво, не возникнет. Оставалось одно — бежать.
Я приказал разбудить Роберто и быстро рассказал ему о случившемся. Конечно, он пришел в ужас, но, к чести его надо заметить, помочь согласился сразу. Думаю, он сознавал: все мои несчастья начались во многом по его вине, ведь это он когда-то рассказал Кальво про Лукрецию и Марио. Но я все же счел нужным предупредить, как он рискует.
— В Григориануме ты спас мне жизнь, — тихо ответил Роберто. — Теперь моя очередь.
Я объяснил, что хочу бежать, но Филин вдруг покачал головой:
— Даже не думай, ты не сможешь скрыться. В глазах инквизиции ты совершил страшное преступление, и тебя будут искать, пока не найдут.
Увы, я понимал — он прав.
— Что же делать?
— Не знаю, Стефанио. Пока ты жив, тебе не будет покоя.
Слава Господу, способность мыслить ко мне уже вернулась. И потому план пришел в голову сразу.
— Есть идея. Коли ты мне поможешь, проблема будет решена.
— С радостью, — тут же ответил он. — Говори, что надо делать.
— Пошли сейчас же людей к пасечнику и торговцу красками. Пусть разбудят их, переплатят хоть втрое, но раздобудут пять фунтов воска и горшок белил.
— Что ты задумал?
— Увидишь. А сейчас скажи: ты уверен в своих людях? Они не выдадут?
— Я всех привез из Мантуи, они служат мне много лет. Хотя, если их будут пытать...
— Не будут. Главное, чтобы никто из них по собственной инициативе не донес на нас.
— О, за это ты можешь быть спокоен, — улыбнулся Филин.
К часу пополуночи наши гонцы вернулись со всем, что я заказывал. И закипела работа. Мне пришлось непросто, но ставкой в игре была жизнь, и я терпел. Ведь схвати меня инквизиторы — и во время пытки может не хватить времени переселиться в тело одного из них.
Что было дальше, я знаю из рассказа Роберто. На рассвете нагрянули инквизиторы — всем было известно, что с того времени, как он поселился в Риме, я останавливаюсь у него. Мне польстило, что явился сам генеральный комиссар трибунала Винченцо Макулани.
— Да, — ответил Филин. — Епископ пришел поздно вечером и сразу же ушел в спальню. Утром мы обнаружили его мертвым, должно быть, он отравился.
— Прошу меня простить, Ваше Высокопреосвященство, но я обязан убедиться в этом лично. Ни в коем случае не подвергаю сомнению слово кардинала, но Ваше Высокопреосвященство знает — таков порядок.
— Конечно, — милостиво кивнул Бантини. — Тело епископа находится в моей часовне, я как раз собирался туда. Прошу следовать за мной, синьоры.
Вот когда пригодилось иезуитское умение вызывать в себе полную безучастность. Я слышал топот множества ног, но меня это нисколько не волновало: я уже вошел в то состояние, когда отрешенный от действительности человек ни о чем не думает и почти не дышит.
Инквизиторы приблизились и сгрудились вокруг гроба, в котором я лежал. С минуту было тихо, затем послышался голос Макулани:
— Благодарю, Ваше Высокопреосвященство. Теперь я со спокойной совестью напишу отчет о смерти епископа.
Я слышал, как шаги удалились и замерли вдалеке, но лежал неподвижно, пока Роберто не вернулся.
— Вставайте, синьор покойник, — со смехом сказал он. — Они уехали, я проследил в окно. Ты так хорошо вжился в роль, что в какой-то момент я и сам начал сомневаться, не труп ли передо мной.
Сбросив с себя оцепенение, я сел в гробу. Попытался открыть глаза и замычал.
— Сейчас, — заторопился Филин. — Потерпи немного, сниму с тебя воск, а потом и белила отмоешь.
Вы уже поняли, дорогой Джон, что, дабы больше походить на покойника, я велел обмазать себя разведенными белилами, а сверху лицо и руки мне натерли горячим воском. Сам я не мог себя видеть, так как глаза мне заклеили, но Роберто сказал, что от трупа отличить меня было невозможно.