Страница 54 из 142
И на все про все у меня не больше двух-трех дней. Это время гости дорогие запросто в пещере Поджаренного Двустворчатого перекантуются. Снусмумриков подучу, чтобы подбрасывали им втихаря дровишек и харчей, а костерок поддерживать у Дрыгуанкуля, славного охотника, соображалки хватит.
Короче, решено: кофейку с ребятишками мирскими изопьем, поговорим – и в путь.
Абы сладкую парочку из депрессии вывести, я смешную по мирским меркам шутку сочинил. На самом деле не шибко напрягался – «Штирлицу» оттелепатил надыбать у мирских байку, над которой они больше всего угорают. Если честно, сам не понял, над чем смеяться, но «шпындроза» вспомнил и сказал:
- Вы, ребята, сейчас такие нахохленные, будто два гургулотошных бондырпа на одной ветке, которая еще немного и от их надутости обломится!
Эффект от сказанного меня убил просто. Глаза у Рангулы из заплаканных и ромбовидных квадратными сделались, Дрыгуанкуль же полиловел и надулся, словно его изнутри как перекачанную велосипедную шину поперло, потом засипел, как когда у той же шины ниппель вынуть.
И так оба заразительно вдруг смехом грохнули, что и я не выдержал. Слезы с ресниц вытираю, смехом захлебываюсь, а сам думаю: чего, блин, смешного-то? Ну, сравнительный оборот с элементами гротеска употребил – один из примитивнейших комических приемов, по словам Терешки, когда она в прошлом году меня с Серегой Дитятевым и Тамаркой Ворогушиной на олимпиаду по литературе готовила. Такие в наше время разве что работников Мотоусовского леспромхоза рассмешат – они у нас даже для Вятской губернии, мягко говоря, те еще оригиналы. Похоже, мирские с мотоусовскими одного уровня развития, когда юмор чем примитивнее, тем доходчивее. И вообще, на сказки народные или древний эпос иной посмотришь – офонареть, над чем господа-предки смеялись…
Когда отсмеялись (то есть некоторые перестали, а другие некоторые вместо клокочущего визга лишь приглушенно похрюкивали), выяснилось: по их мирским обычаям смех в безнадежной ситуации нонсенс. Никому из сопланетников Дрыгуанкуля и Рангулы в голову не придет в трагических обстоятельствах шутки шутить. Выходит, моя шутка не столько запредельным юмором сладкую парочку поразила, сколько на предмет грустных переживаний успокоила. Круче, чем если бы я копытами в грудь стучал, убеждая: мол, ситуация под контролем и по поводу неприятностей в будущем у них нет причины для тоски.
Дальше сидим. Хорошо, Камагулонис иллюзией горского мирского пейзажа перекрыл Долину Монстров - незачем странностями ребятишек напрягать. Боюсь даже представить, что будет, если узнают, что Камагулон не их Мир, а совсем другой, на тьму парсеков от их Мира удаленный…
Но не врут люди про женскую интуицию – даже инопланетная Рангула что-то такое почувствовала:
- Никогда ничего красивее не видела… И горы, и трава удивительная…
- Ты, любимая, мало чего видела! – Дрыгуанкуль воспользовался случаем произвести на подружку впечатление. - Знала бы ты, как прекрасны материковые льды Северного Материка в закатных лучах Мирумира…
Самый подходящий случай и мне вставить реплику. Потрогал тактично кулончик Рангулы, языком одобрительно поцокал.
- Классная вещица! Сейчас таких не делают.
Дрыгуанкуль просиял. На дролечку горделивый взгляд кинул: видишь, какой я у тебя замечательный – не каждый такую весчь любимой презентовать способен! Ну и Рангула, польщенная, засмущалась, поближе к Дрыгуанкулю подсела и его ладонь своими ладошками накрыла. Вышло, я упрочению их любовных уз комплиментом неплохо посодействовал. И ведь правильную позицию выбрал – теперь Дрыгункуля свербило историю обретения весчи поведать, чего мне и требовалось.
Поведал. Степуангуля Кмагулонского, лучшего на хурджанге игреца и верховного камагулонского барда-сказителя, умыв по полной. Если у них на Мире хотя бы каждый десятый так истории рассказывает, то нашим шансонье и прочим акынам с ашугами, начиная от Гомера, впору позеленеть от зависти:
- Если б я мог, вдохновленный Прогылкулом Сладкоречивым,
Так красоту, от которой во мне селезенка трепещет,
Мокнут подмышки и щеки узором волненья покрыты,
Воспеть в торжествующей речи и в памяти
Вечной потомков восславить, начал бы так:
Абы сразить щадуарфыла грозного,
Что обитает в ледовых морях у далекого Севера,
Нужен всего курманг’рчан восьмивесельный,
Три гарпуна да гарпунщик с рукой тренированной,
Восемь гребцов, с полувзгляда тебя понимающих,
И беззаветная смелость, и сердце, любовью согретое!
Минут сорок пел, и с каждой новой строфой имя Рангулы все чаще и чаще упоминалось, как и метафор с эпитетами, пылкое чувство любви к ней Дрыгункуля характеризующих. То есть нужную информацию мне приходилось выуживать по крупице из тонн словесной руды. Еще и вид при этом сохраняя восторженно-внимательный, к дальнейшему повествованию Дрыгуанкуля поощряющий. А то ведь замкнется – и клещами из него тащи историю амулета-артефакта, а оно мне надо?
Короче, если пропетую Дрыгуанкулем сагу резюмировать, то:
Щадуарфыл – это ихний гигантский кальмар и есть. То есть не совсем кальмар, а вернее, совсем не кальмар, но тварюга, на Мире занимающая экологическую нишу, которую на Земле гигантские кальмары занимают. Ценный промысловый зверь на предмет мяса, специфического жира и удивительно эластичной кожи, обитающий в холодных водах Северного океана. При пасторальном укладе жизни мирян, несмотря даже на кровавый, ацеталом спровоцированный культ, охота на щадуарфылов всегда была делом исключительно героическим, на которое отваживались немногие, а уж те, которые отваживались, точно были первыми парнями на деревне и ходили по деревне высоко нос задравши, у местных красавиц пользуясь интересом нарасхват вне конкуренции с прочими. А когда такой вот охотник на щадуарфылов еще и мог оригинальный трофей возлюбленной в подарок презентовать – тут, как говорится, без комментариев.