Страница 50 из 142
Костерок я запалил легко, без подключения напупырченности (ну, почти без подключения). Парочку самобранок мыслевнушением заставил ползти по широкой дуге внутрь пещеры и по ходу трансформироваться в землянскую (угораздило же про пельмени вспомнить, вот и восхотелось, чтобы штук сорок в глубокой миске – парующие, заправленные уксусом, горчицей, сметаной и сливочным маслом в равной пропорции) и мирскую снедь. Покопавшись в мнемограмме «Аэлиты», которая в «Штирлице» записана, нашел нашим пельмешкам мирской аналог – кушанье, «зыж» именуемое: кусочки вяленого мяса бюккорлырма в рубашке из толченых семян шонга, сваренные в молоке голира. Чтобы влюбленные не углядели и не ошалели от чудес, самолично ножками в пещеру сходил и снедь вышеназванную притаранил – две миски в руках и придерживая подбородком третью на сгибе локтя.
Когда основательно и почти вусмерть червячка заморили, я снова в пещеру сбегал, по-быстрому заказал пирожков с картошкой, жареного куренка да малосольных огурчиков со свежими помидорками, а мирским ребятам – знакомых уже пирамидок и странной формы коричневых овощей, которые у них нашенским огурцам-помидорам заменитель. Просто поесть – одно, а изобилие вкусной праздничной еды едунов сближает и оптимизму неслабо способствует.
Повеселели ребятишки, шутки шутить начали. Я подхихикивал, но быстро обнаружил: представления о комическом у нас капитально не совпадают. Например, такого бурного их веселья, когда я зевнул нечаянно, никак не ожидал. А эти аж на спины опрокинулись и ножками-ручками в воздухе задрыгали, как тараканы, если их кверху пузом иголкой на картонку пришпилить.
- О Степуангуль! Ты раскрыл рот как шпындроз, прочищающий зоб после брачного ритуала в начале зокурпа!
- Да-а? – я придержал челюсть ладонью, преодолевая очередной позыв к зевоте. – Так смешно?
- Конечно! Я же не шпындроз-клаур! – Дрыгуанкуль зашелся и перешел на полуистерическое повизгивание.
- Да и я не клаур-шпындроза! – внесла свою лепту в наш конструктивный, познавательный и понятный только узкому кругу специалистов разговор Рангула, отчего Дрыгуанкуль повизгивание сменил на едва слышное сипение и ручонками-ножонками двигал уже вроде как в предсмертной агонии. С Рангулой происходило ровно то же.
Я воспользовался моментом и, не выдержав, все-таки зевнул по новой – сладко, широко, с хрустом в лопатках потягиваясь. Ну, точно, блин, как шпындроз, прочищающий зоб после брачного ритуала в начале зокурпа!
- Вот бы узнать, а чем шпындроз-клаур отличается от клаур-шпындрозы или – если таковой в наличии имеется – от шпындроза обыкновенного?
Тут они оба на меня ручонками замахали и подальше отползли. Побоялись, наверное, что если не отползут, то точно рядом со мной от смеха полопаются. Или специально отползли, чтобы меня, их спасителя и благодетеля, не забрызгало, когда лопаться начнут.
Короче, больше противиться естеству я не стал, внушил полудюжине коричневых ковриков пошустрее в нашу пещерку переползти. Взбил три штуки руками, силою мысли превращая в подобие надувных матрацев, а оставшимся трем приказал армейскими одеялами прикинуться. Потом пригласил ребятишек в пещеру, пример показал брату и сестре по разуму, бочком на один из матрасиков укладываясь и одеяльцем укрываясь:
- Спокойной ночи, гуманоиды! И пусть вам приснятся хорошие сны!.. - и почти сразу уплыл в Мышонку…
…Проснулся, когда настоящий Степан в Мышонке лег баиньки после трудов фермерских. Несколько минут глаз не открывал, приводя к консенсусу жизненные впечатления Степана и Степуангуля – так, чтобы самому себе даже намека на шизофрению не померещилось.
Стараясь не разбудить спящих под одним, как выяснилось, одеялом (свободные у них нравы, однако, навряд ли характерные для социума, едва вошедшего в начало индустриальной эпохи), с коврика поднялся, в сторонку отошел и полевитировал знакомым маршрутом через оба производственных цеха, сквозь Шаровой грот к пандусу у Материнской горы на приличной скорости – своды пещеры мелькали, как внутренняя поверхность Большого андронного колайдера перед глазами атомарной частицы, будь у нее глаза. В обоих Цехах снусмумрики даже с ритма не сбились, прыгая на своих сковородках конвертерных ремингтонов.
У пандуса оглядел привычно окрестности хозяйским оком, убедился, что барского вмешательства в привычной порядок дел на родном Камагулоне не требуется, и на браслетике нужную кнопку надавил.
Врун (во декадент, блин!) эффектно проявился – как если бы «Волшебную лампу Аладдина» ремейком в формате 3D бюджетом в 20 000 000 долларов снимали. В натуре не пойми откуда у моих ног бронзовая штуковина в виде кофейника залязгала, из нее сияющий переливами изумрудного цвета вытянулся дым метров на двадцать вверх и метров на десять вширь, а в нем, словно на лазерном шоу, высветилась крючконосая башка в чалме, глазищами моргнула, губья расщеперила… а у меня над ухом будто кто из-за правого плеча с умопомрачительными децибелами гаркнул:
- Слушаюсь и повинуюсь, мой господин!
Ну, в ответ я его морально умыл слегка. В смысле, на прикол не среагировал, а даже наоборот, полностью проигнорировал, выражение на лице сохранив беспристрастное, невозмутимое. Жутко деловое и озабоченное даже.
- Как тут некоторые насчет немного поработать? В планетарном масштабе? Тектоническими процессами в созидательных целях слегка поиграться?
- Да не вопрос, повелитель! Но… - и замялся (мне-то, проницательному, видно: это он по системе Станиславского из роли не выходит). – А надо ли… именно тектоническими, о Степуангуль Ала Ксан Дер-оглы Камагулонский, из величайших игрецов на хурджанге наивеличайший?