Страница 49 из 142
Глава 11. Монументальное зодчество в духе Зураба Константиновича Церетели
Летим. По-прежнему неспешно – со скоростью сто кэмэ в час. Для мирских ребятишек на повизжать от восторга хватает, а мне без необходимости суперменистость проявлять незачем. При ста кэмэ ветром слезки из глаз высекало, но терпимо. Если больше – пришлось бы впереди вместо лобового стекла сферой генерировать силовое поле. Да и пока не определились, куда летим, а главное – зачем, нет смысла спешить.
Насчет «куда» понятно. Подальше от городка с Монтекками и Капулеттями и гражданской войной клерикалов. В горы. Обломилось у меня в качестве спасителя и благодетеля средней дочери достопочтеннейшего Эшагура, старшего мангыла над городскими гончарами и жестянщиками, на семейное торжество заявиться, где бы меня прослезившиеся от умиления Рангулины родственники деликатесами и вкусностями наперебой кормили и в знак благодарности во все места лобзали.
Насчет зачем… А действительно, фиг ли нам в горах делать? Разве что с Дрыгуанкулем по поводу амулета поговорить? Прямая необходимость на то отпала – Неогвиры его, рядом сидящего, ненавязчиво ментаскопировали и мне картинку оттелепатили. О том, как Дрыгуанкуль на местных «кальмаров» охотился на своем курмангарчане невдалеке от затонувшего города под Северной ледяной шапкой… Здесь я торопливо включил стоп-кадр и волевым усилием Неогвирское телепатическое чирикваканье в себе подавил. Когда на все вопросы есть ответы, вешаться впору. «Во многоей мудрости много печали», а в абсолютном знании уже не печаль, а беспросветное отчаяние, на безысходность умноженное, после чего еще и в степень возведенное. Проще и человечнее без супернапупырченности нос к носу за чашечкой чая-кофе про Мирскую Атлантиду с Дрыгуанкулем тет-а-тет поговорить.
Влюбленные, наобнимавшись, притихли. Новизна ощущений от левитации притупилась, саванной с высоты птичьего полета любоваться прискучило, и наверняка теперь оба о судьбинушке своей горькой и сиротской печалились. Еще бы – всех родственников разом потерять и привычного образа жизни лишиться. Горек хлеб изгнания, ох, как горек – мне ли не знать. Если бы не мышонковские сны…
Про хлеб в голове выскочило, и есть захотелось со страшной силой. Причем по-человечески, а не просто энергетический баланс восстановить, песочка морского, например, пожевать, нафантазировав, будто пасхальный кулич наворачиваю. Мог бы и не песочек. Любая органика лучше: мхи и прочие лишайники – для меня нынешнего уже харч. Даже вкусовые ощущения подделывать могу. В смысле, не столько я, сколько Камагулонис: через мою антрацитовую первосущность шпаненыш постоянно что-нибудь да абсорбирует. Все виды космических излучений, свет Петруниса (а в данной местности – Мирумира) в первую очередь. Он и мой метаболизм мог перестроить, но оно мне надо? Я борщ со сметаной люблю, пельмени с уксусом, пирожки мамины…
Из-за голода быстро нарисовался план на ближайшее будущее с мирскими Ромео и Джульеттой. На ночлег расположиться, костерок замастрячить, поужинать и заночевать.
Как раз к горам подлетели. Выбрал я первую по размеру подходящую горушку и навел очередную иллюзию на мирских ребятишек: в горе – дыра, в дыре – нора. Вот якобы в эту дыру мы влетели и очутились в пещере. В той самой, на Камагулоне, где мы с бандой первого в моей геройской биографии ацетала уделали.
Мирские аборигены телепортацию, естественно, не просекли. Неогвиры в телепортации маху не дают. Да и Камагулонис подсуетился – силовым куполом Тетушку-гору по периметру подножия накрыл, атмосферу под куполом один в один к мирской переналадил и по внутренней поверхности купола голограмму типичного мирского горного пейзажа запустил. Что меня больше всего умилило – шпаненыш на площадке перед входом, где мы, Двустворчатого уделавши, с Кабысдошкой и Гвирляндой бивак устраивали, все для костра приготовил: дровишек уймову кучу аккуратной поленницей, выемку в камне с двумя рогатульками котелок или чайник подвешивать…
Рангула, даже если бы помнила свое первое пребывание на Камагулоне у Жемчужного озера, все равно ничего бы не заподозрила. Во-первых, место другое, в горе под каменными сводами, а во-вторых, теперь она не через мнемограмму в антрацитовой протоплазме реинкарнировалась, а во плоти с Мира перенеслась – без последствий и особых ощущений, в реинкарнациях неизбежных, вроде «отсиделости» или рефлексии по поводу «В Пустоте, в Нигде, Ни в Чем…»
«Приземлились» под сводами пещеры, и я первым с облачка сошел.
- Милости прошу к моему шалашу, гости дорогие! – дождался, когда Дрыгуанкуль с облачка спрыгнет и Рангуле сойти поможет, и вывел сладкую парочку на площадку перед входом в пещеру. - Не обессудьте, чем богаты, тем и рады… Сейчас вот костерок сварганим, перекусим, чем Необъятный Прогылкул послал. Утром еще раз поедим и порешим, как вам свадебное путешествие провести и будущую счастливую супружескую жизнь наладить.
Про «свадебное путешествие» и «супружескую жизнь» услышав, Рангула зарделась – то есть опять в пятнышку сделалась. А Дрыгуанкуль вздрогнул и серьезным стал: романтическая любовь – она, как правило, подробностями на предмет «А дальше что?» не обрастает, и по поводу, какой выйдет из него муж и глава семейства, парень раньше явно не задумывался. Но недолго он смурно треугольный лобик морщил - улыбнулся: мол, поживем – увидим! Рангулу за плечики обнял, к себе прижал и треугольный подбородок мужественно вперед выдвинул.