Страница 133 из 134
Он притянул ее к себе и поцеловал. Поцелуй вышел будто в кино, невероятно красивый. Грайс почувствовала, что сейчас прослезится самым сентиментальным образом. Она и забыла, что слушает эту трогательную, пронзительную речь, а произносит ее человек, посадивший по периметру поля кучу девочек на цепи.
Жрец откашлялся и сказал.
- И ты забудешь народ свой, и имя свое, и семью свою. Ты откажешься от всего и уйдешь за ним.
И Маделин сказала:
- Да, - и Грайс услышала в ее голосе радость, вызов, нетерпение, но еще какую-то тоску. Сколько всего было. Она хотела этого и не хотела - тоже. Грайс вспомнила собственную свадьбу - отработанный ритуал, никаких новых слов за последние десять столетий.
Маделин произносила другие клятвы.
- Я клянусь, - говорила она. - Забыть все, что я знала, оставить все, что любила прежде, пойти за ним.
- Я клянусь, - говорил Дайлан. - Быть с ней, потому что избрал ее и взял себе, заботиться о ней, и нести клеймо своей семьи. Я заслуживаю ее, она заслуживает меня. Я забираю тебя из твоего мира, Маделин Филдинг.
- Я больше не Маделин Филдинг, у меня нет рода, нет имени.
Они говорили клятвы, не использовавшиеся уже много сотен лет. Жрец осыпал их цветами и кинул им под ноги горсть зубов - эта деталь осталось неизменной. Дайлан притянул ее к себе и поцеловал, вовсе не так киношно, как в первый раз - голодно, жарко, будто он был готов прямо сейчас заняться с ней любовью в прямом эфире на глазах у всей страны, Грайс даже видела, как он потянулся к застежкам на ее платье, и она улыбалась, словно была не против.
Опомнившись, Дайлан сказал:
- А, и, конечно, здесь тоже водятся тигры. Хваленый Бримстоун, доставивший нам столько проблем у вас перед глазами. Девчушки убивали, чтобы быть убитыми. Так всегда и бывает. Поаплодируем им, ведь это последний день для большинства.
Грайс увидела, как из темноты вывозят клетки с настоящими тиграми, их было трое - голодные, желтоглазые звери.
- Однако не в моих правилах, - Дайлан наступил на пальцы трупу Лайзбет, будто не замечая этого. - Лишать людей всяких шансов, даже если они насолили мне лично. Девушки прикованы за руки. У них есть очень острые ножи. И несколько вариантов действий: отрезать себе руку и бежать - дверь открыта, ткнуть ножом тигру в глаз, убить себя. Впрочем, если их фантазия получше моей, они могут придумать и что-нибудь другое. Эй, девочки.
Дайлан цокнул языком, как чтобы позвать белочек.
- Срезайте плоть вот здесь, между большим и указательным пальцем, и рука пролезет. У вас есть два часа. Кто выживет - свободен.
Дайлан подхватил на руки Маделин, покружил ее, и она засмеялась, смех ее, счастливый и радостный, эхом разнесся по стадиону.
А Грайс смотрела на зверюг в клетках, которые готовились открыть слуги. Жрец в черном одеянии спешил покинуть стадион как можно быстрее. Грайс смотрела на девочек, вертевших в руках свои ножи. Кто-то проверял их остроту, кто-то плакал. Здесь их было около двадцати, и не все из них, наверное, были убийцами. Грайс не верила, что дрожащие, плачущие девочки могли убивать. Другие, которые держали ножи умело, вполне возможно убивали жрецов Нэй-Йарка. Но разве весь Бримстоун заслуживал такой чудовищной смерти?
Оставалось еще около двадцати диких девочек, с которыми Дайлан планировал устроить шоу. Он думал над сценарием.
Грайс поймала взгляд одной из девочек на экране. Это была всего секунда - камера скакала от одной к другой, однако Грайс увидела отчаянные, такие обычные, почти детские глаза. Неожиданно для себя она вскочила со своего места, крикнула:
- Нет!
От резкого движения внутри отдалась боль, Грайс положила руку на живот, как будто тепло могло успокоить ее нерожденного сына.
- Что, Грайси? - поинтересовался Дайлан. Он был почти у дверей, но остановился.
- Нет, пожалуйста, нет! Не нужно! Они не все - убийцы.
- Это то, что в нашем мире бывает с теми, кто идет против богов, моя милая. Так просто есть, и не мне быть новатором.
Грайс схватила за руку Кайстофера. Глаза у него были испуганные, ему не нравилось, что Грайс сделала что-то неприличное, что-то вызывающее. Грайс крепко сжала его руку, на глазах у нее выступили слезы.
Она думала: ну же, ну же, мы столько раз делали это - услышь меня. Услышь меня. Ты ведь хочешь стать президентом, сделать все по-человечески. Вот и поступи, как человек. Они полюбят тебя, только поступи как человек. Докажи, что ты - не то, что хаос и беспорядок.
И, наверное, он услышал ее. А может быть ему самому пришла в голову такая мысль. И Кайстофер поднялся. Он щелкнул пальцами, и кто-то из слуг протянул ему крохотный, крепившийся к воротнику микрофон.
- Ты говорил сегодня о любви, Дайлан, - его голос разнесся по стадиону.
Дайлан смотрел на него, обнимая свою жену. Кайстофер все еще держал Грайс за руку. Она подумала, все-таки они совсем не похожи для двойняшек, но каким-то удивительным образом перекликаются.
- Ты говорил, что любишь, говорил о том, что любить не стыдно, не стыдно быть счастливым. Эти девочки тоже чьи-то любимые. У них есть родители, друзья, любовники. Кто-то любит их, для кого-то они были теми самыми радостными минутами, которые так превозносишь ты. Некоторые из них - убийцы. И они должны понести наказание. То наказание, которого заслуживают согласно эмериканской правовой системе, созданной людьми для людей. А те из них, кто не совершили преступлений, пусть идут домой. Нам не нужно доказывать силу, для нас ничего не стоит уничтожить Нэй-Йарк за одну ночь. Нам нужно доказывать, что мы умеем не только применять силу, но и отступать, сочувствовать, сострадать. Мир изменился, мы больше не цари, а вокруг нас - не холопы. Мы не можем распоряжаться человеческими жизнями просто так, кидать террористок тиграм и устраивать из этого цирк. Если нас чему-то и научил Бримстоун, так это тому, что ненависть порождает лишь ненависть, а зло неизбежно приводит ко злу. Предоставь людям разобраться с ними.