И восходит луна

Толпа снова издала радостные вопли, и Грайс - вместе с ней. Ей нравилось ощущать себя частью праздника, она даже позабыла о девочках - живых людях, которых держали на цепи, как животных. Кто-то из девочек закрыл уши руками, и Грайс внезапно замолчала. Кайстофер, молчавший все это время, взял ее за руку - только на секунду. Он хотел понять, все ли в порядке с ней - дикие девочки не волновали его.

- Эмерика, - снова сказал Дайлан, и тишина зазвенела, вторя звону его микрофона. - Я хочу наградить тебя за терпение, за радость, за принятие. Однако сначала закончу, если ты не против, со своими семейными делами.

Дайлан хлопнул в ладоши. Он был радостный, почти по-шутовски торжественный. Грайс увидела, как слуги, жрецы вроде нее, одетые в черное, выносят коробочки разных размеров, бархатные, красные. В них содержалась Касси. С помощью ее тела Дайлан вырвал у Мэргана обещание не убивать Лаиса.

- Дом Тьмы, я хочу вернуть тебе твою дочь, - объявил Дайлан. Некоторое время царила тишина, будто у Дома Тьмы вовсе не было желания получать Касси. А потом Грайс во второй раз в жизни увидела Мэргана. Он изменился. Теперь он не выглядел таким внушительным и жутким, как в первый раз. Его вывезли на инвалидной коляске чернокожие слуги. Голова Мэргана была запрокинута, и Грайс поняла - он спал. Иногда до Грайс доносился приглушенный бархатом и деревом голос Касси. Она звала папочку.

Дайлан засмеялся, а потом дунул в микрофон, звон прошел чудовищный.

Мэрган поморщился, открыл глаза. Глаза на его шее тоже распахнулись, они были еще ярче, чем прежде. Что-то засыпало, что-то просыпалось.

Мэрган с привычной ловкостью потянулся, потом пробормотал что-то.

Дайлан наклонился к нему, прошептал, так что слышно было на весь зал.

- Говори в микрофон.

- Ты опозорил своего отца, ты запачкал свою кровь этим союзом, - охотно повторил Мэрган.

- Разумеется. А тебе я хочу вручить твою дочь. Я думал отправить ее в грузовом отделе, однако это не так надежно, как пригласить тебя сюда, на мою грязную свадьбу. Надеюсь, ты не очень пожалел.

Мэрган хмыкнул. Он щелкнул пальцами, и его слуги взяли коробочки у слуг Дайлана. Сделка была завершена. Грайс видела, с каким волнением Лаис наблюдал за ними, глаза его стали серьезными и очень светлыми.

- Ты думаешь, это ты унизил меня? Ты опозорил свою семью. Твой отец вырвет каждую твою косточку, когда вернется.

Прямо на середине фразы Мэрган принялся зевать. Части Касси сильнее забились в коробках, так что слугам было сложно ее удержать.

- Спокойной ночи, дядя Мэрган, - сказал Дайлан. Он помахал ему рукой, и когда слуги повезли дядю Мэргана обратно, Дайлан вдруг щелкнул пальцами, они замерли. Грайс только заметила, что сверху, на баннере, где прежде была реклама «Бадвайзера» и «Кока-колы», теперь крупным планом демонстрировались лица Дайлана и Мэргана.

- О, кое-что забыл.

Он метнулся к стене, долго рылся в кармане, потом достал кусачки с выражением крайнего удивления на лице. Некоторое время он возился с цепью, нарочито не торопясь. Наконец, перещелкнув звено у крюка, он дернул за цепь. Грайс увидела на экране обожженное лицо некогда симпатичной девушки. Это была Лайзбет. Дайлан грубо дернул ее за цепь, пнул, когда она попыталась подняться. Грайс заметила в ее руке нож, на экране он демонстрировался крупным планом. На лезвии было выгравировано "О, эта божественная неделя".

- Это тоже - твое, - сказал Дайлан. Он вручил цепь одному из слуг Мэргана. - Нам это не нужно, забирай.

Мэрган долго смотрел на Лайзбет. Кадр был как в кино. Выражение ее лица сложно было понять - кожа слишком оплавилась.

Все произошло за секунды. Нож блеснул белым в кадре на экране, а потом Грайс увидела, как Лайзбет прошлась лезвием по своей шее, открывая горло. Кровь на экране была как в кино, и Грайс на секунду подумала, что смотрит фильм ужасов.

- Тем лучше, - сказал Мэрган. Громко, без микрофона - Грайс услышала его, и она была уверена, в первых пяти рядах его тоже слышали.

Лайзбет рухнула на траву, пачкая ее.

Слуги развернули коляску Мэргана и бережно понесли его разделенную на части дочь. Лайзбет осталась лежать на траве.

- Что ж, - улыбнулся Дайлан. На его смокинге примостились несколько алых пятнышек, так хорошо видимых на экране. - Убежденные либералы, к которым я себя отношу, не за жизнь, а за выбор. Это ее выбор, поаплодируем же ему.

И раздались аплодисменты, которых Грайс совершенно не ожидала. Из страха или из-за возбуждения, но люди хлопали в ладоши.

- И перед тем, как я наконец-то женюсь, я дам уважаемому представителю Дома Тьмы покинуть эту территорию осквернения. Моя речь займет не больше минуты, поэтому ему стоит поспешить.

Дайлан на секунду замолчал, а потом улыбнулся, и Грайс подумала - какая же красивая у него улыбка, как его красит любовь. Дайлан сказал:

- Я думаю каждый из вас здесь переживал однажды минуты счастья. Не обязательно и даже довольно редко это именно такое суматошное событие, как свадьба. Иногда это часы у моря, иногда - посиделки на заднем дворе, где давно стоило бы постричь газон, иногда это одна на двоих кола в дешевом кафе, иногда прогулка под звездами, а иногда ночь дома с фильмами и попкорном. Мы никогда не должны забывать, что мы живем не ради войны, не ради наживы, не ради развлечений - мы живем ради этих минут. Я не переживал ничего прекраснее, чем любовь. Ни один представитель ни одной разумной расы не переживал ничего прекраснее, чем любовь. Она делает белым все, что было черно, она возносит тебя над миром, она дает смысл всему, что ты делал когда-либо, каждой мелочи в твоей жизни, которая вела тебя к этим невероятным секундам. Любовь делает нас теми, кто мы есть. Любовь дарует нам что-то даже больше, чем мы сами. Я и Маделин это совсем не то, что я один и Маделин - одна. И это великое счастье, что я могу, несмотря на то, что она не жрица, стоять сейчас здесь вне себя от счастья быть с ней. Я хочу, чтобы однажды мы все смогли чувствовать, как велика наша любовь. Чтобы мы могли, несмотря на расу, пол, вероисповедание, быть вместе с теми, кого действительно любим. Это великое счастье, за которое стоит сражаться. Это великое счастье, за которое можно отдать даже жизнь. Я хочу чтобы те, кто не может быть вместе со своими любимыми, воссоединились с ними. Чтобы они не знали страха, осуждения или стыда. Мужчины или женщины, белые или черные, принадлежащие Дому Хаоса или Дому Тьмы, пусть люди всей Эмерики ощутят, какой это великий дар - любить, кого бы вы не любили. Спасибо вам. Спасибо всему миру. Спасибо тебе, Маделин.