Страница 106 из 142
- Тимур Бесланович, Артур Федорович - в какой уже по счету раз, умоляла врачей девушка. – Вы сами сказали, что ранение прошло по касательной и пуля не задела ничего важного для моей жизни! Отпустите домой.
- Соня, - в который раз возмущался травматолог, а следом – к нему подключался и второй врач. – Из-за переохлаждения у тебя развился бронхит. Из-за потери крови, да к тому же – длительного голодания, проявилась анемия.
- Вследствие чего, больная Малиновская, добавилось полное истощение на нервной почве. Мы пытаемся восстановить клетки организма еще и после обезвоживания. Как минимум две недели проведете в стационаре.
- Сбегу, - предупредила девушка, устало опускаясь на стул, стоящий в кабинете. Вокруг нее витали ароматы стерильности, медицинского спирта и различных лекарств. А для Сони он был подобен запаху смерти. Голова художницы то и дело подбрасывала устрашающие образы, от которых невозможно было спрятаться и скрыться. И совсем было неважно белый день это, или глубокая ночь. Девушка кричала по ночам, пусть и не признавалась об этом врачам. Что толку? Ей пропишут более сильные успокаивающие препараты, нежели она уже пьет.
Кто-то ее сдал! Возможно, одна из дежурных медсестёр успела сообщить лечащему врачу о криках пациентки из вип-палаты по ночам, и встревоженный Артур Федорович на утро прибыл к девушке с психиатром и невропатологом.
“Для корректировки назначенного лечения” – передразнив слова врача в своей голове, девушка обреченно выдохнула. В нее так вцепились эти эскулапы, что вряд ли так просто удастся сбежать.
Остальной медперсонал не связывался с причудливой, миловидной Малиновской. Боялись. Когда ее, без сознания от шока и ранения привезли в отделение, все медсестры и медбратья разбежались кто куда, опасаясь попасть под праведный гнев двух мужчин. Тузарус и Дмитрий созвали целый консилиум, после того, как Соню заштопали, перевязали, и девушка пришла в себя.
Вид из вип палаты, в которую ее поместили, был до безобразия скучным. Длинные ряды деревьев в рядом расположенном парке больше не радовали. Более того, раздражали. Как и медсестры. Как и цветы, которыми ее задаривал Ворон, сам при этом не появляясь. Все раздражало и бесило. И Эля с Аннушкой. И пропавшая Катерина. И Вика, заглянувшая несколько раз.
- Да я с ума тут сойду! – воскликнула девушка, и тут же залилась кашлем. – Я боюсь больницы. Домой хочу.
Точно ребенок, взирающий на сладости, смотрела она на представителей учений Авиценны. И что с ней поделать, если Ворон и Туз с медиков снимут по две шкуры, если девушка не поправится, как можно скорее.
- И все равно, я могу лечиться дома. А так тут без дела валяюсь. – продолжала настаивать девушка. – А дома, картины бы писала. Мне к выставке нужно готовиться.
- А кто вам уколы будет делать? А капельницы ставить? А ингаляции делать? – подал голос ее лечащий врач.
Никитов Артур Федорович, пусть и был мужчиной в летах, все же взирал на девушку, словно на произведение искусства. Уже порядком стареющий врач, пытался понять, кем приходиться пациентка его давнему другу детства, с которым вместе росли когда-то, в далекие 60тые.
- У меня подруга врач, ее попрошу. Сама что-то смогу сделать. Или медсестру найму. – продолжала говорить девушка, тем самым привлекая внимание врачей к своей персоне. В кабинете было прохладно, легкое жужжание кондиционера помогало преодолевать июньскую жару.
- Вы хоть понимаете, что мне голову с плеч снесут, если с вами что-то случится? – спрашивал лечащий врач, переводя взор со строптивой пациентки на младшего коллегу, в поиске поддержки. Тимур Бесланович лишь обреченно пожимал плечами. На своей шкуре уже прочувствовав, что значит противостоять юной художнице.
- Да, что со мной будет? – спокойно, продолжала давить Соня.
- Учитывая наше краткое знакомство, я пришел к выводу, что все что угодно. Вы точно магнит для неприятностей, - бубнил врач, все больше мрачнея. – Нас ведь пристрелят и поминай как звали. И это Ваша благодарность?
Надавить на больное у старичка получилось, ведь Соня тут же сдулась и обреченно всхлипнула.
- Точно сбегу, - бросила огорченная художница, в пылу отчаяния и поспешила покинуть общество надоедливых медиков. Медленно проходя мимо снующих туда-сюда больных, медперсонала и проведывающих, девушка подошла к своей палате. Ее негодование и злость были объяснимы. Неделю она уже лежала в больнице. Целую неделю бездействия, постоянных визитов врачей, осмотров, уколов, лекарств, ингаляций, анализов, таблеток и…. И самое обидное, что ее игнорировали. Вернее, так Соня думала.
Малиновская практически не помнила, что было после выстрела, так как потеряла сознание. Как не пыталась воссоздать в памяти произошедшее, не могла. Придя в себя, ей тут же сообщили, что ранение не смертельное, но существенное. Пусть задеты и мягкие ткани, но значительная кровопотеря нуждается в наблюдении. Когда же художница спросила о возможной беременности, Артур Федорович сообщил ей, что она не беременна. Задержка менструаций возникла в счет аменореи – существенной потери жировой прослойки, регулярного голодания и нервного истощения. На простом, человеческом языке - это сильный стресс, отсутствие еды и отдыха.
Была ли девушка огорчена – да. И сильно. Она ничего больше не сказала врачу в тот день. Замкнулась в себе и молчала, отвернувшись к окну. Возможно, будь она беременна, не позволила бы себе броситься защищать любимого? Возможно, думала бы больше о своем ребеночке? Возможно, забыла бы Ворона навсегда? А так, очевидно ее мозг анализировал все, и сам посылал те импульсы к тем действиям, которые никому не способны были навредить.