Страница 140 из 141
— Неужели нельзя было найти другой способ спасти меня? — стонет несчастный Канерва. — Боже, за что мне такое наказание? Пусть бы лучше меня повесили!
— Так давай вернемся? Палач будет рад.
— Нет, нет!
Бенда улыбается направо и налево, машет толпе. Оттуда несутся ободряющие возгласы. Народ совсем не обижен тем, что казнь не состоялась, ведь свадьба — тоже зрелище.
— Спать с тобой я не буду, учти! — шипит Канерва.
— Только попробуй, — мило улыбаясь, отвечает Бенда.
Как приказал король, их обвенчали быстро, сведя обряд к минимуму. И вот уже стража выталкивает обоих из церкви и гонит к ближайшим городским воротам. Молодоженов сопровождает ревущая толпа.
Оказавшись за воротами, в недосягаемости оружия стражников, Канерва выдергивает руку.
— Нам в разные стороны! — запальчиво бросает он.
— Конечно, — улыбается Бенда. — Я вообще возвращаюсь в город, а ты ступай куда хочешь.
— Что? Зачем возвращаешься? И как? Тебя же выгнали!
— Поэт сказал: «Благословен ты, город юности моей, ибо станешь городом зрелости моей, а затем и городом мудрости моей. Если же судьба велит покинуть тебя навсегда, ты останешься городом моей души, как на земле, так и на небе. Ибо ты и есть моя душа, а я твоя».
— Говоришь как об Иерусалиме, — фыркает Канерва.
— Каждый город — Иерусалим.
— Еретик! Нет, нам точно не по дороге. Спасибо за то, что ты в очередной раз испортил мне жизнь, я пойду в какую-нибудь другую сторону. — Канерва с тоской оглядывается на темные стены.
— Конечно, наше время еще не пришло. — Бенда тоже смотрит назад. — Но мы еще будем вместе.
Канерва шарахается, и Бенда поправляется:
— То есть поймем, что мы одно, а все вокруг — тоже мы, это всё я, слитое воедино...
Канерва кричит:
— Все, хватит, довольно! Замолчи! Оставь меня одного, будь столь добр... добра... добро!
— Добро в тебе, — говорит Бенда. — Так что учись жить, просто жить.
И тогда Канерва бежит прочь от города и от Бенды, бежит по дороге долго, не оглядываясь. Но не выдерживает и, остановившись, смотрит через плечо на одинокую светящуюся фигуру вдали. И лорд Мельсон понимает, что Бенда тоже учиться жить, просто жить… и вместо зависти его охватывает легкая грусть. Бенда шагает легко и постепенно сливается с миром.