Убить Бенду

Площадь между эшафотом и трибуной жиденько заполняли зеваки, так что обилие стражи тут и там выглядело смешно. Хотя около самого возвышения народ толпился и толкался, чтобы не пропустить зрелище: впервые за много десятков лет вешали столь знатного лорда.

Барабанщики по углам эшафота отбивали тихую нудную дробь.

Глашатай зычно зачитал приговор, спросил, есть ли у кого возражения и обоснования для возражений.

Канерва промолчал, остальные и подавно.

Распорядитель казни махнул рукой.

Палач в красном колпаке, до этого скромно стоявший в сторонке, сложив руки на груди, как будто он всего лишь зритель, засуетился. Выхватил из рук Канервы веревки, ловко, вызвав шквал восхищенных возгласов, завязал на всех трех петли, две тонкие веревки-тортузы перекинул через перекладину, помог лорду Мельсону подняться на лестницу и взялся за конец третьей веревки, жетона, чтобы по сигналу короля сбросить приговоренного с тумбы.

— Давай, так его, молодец, палач, золотые руки! — подбадривали из толпы.

Канерва, до этого момента остававшийся безучастным свидетелем происходящего, как будто и не его сейчас вешали, вдруг очнулся. Сознание затопила волна ясности, солнце высветило окружающее до мельчайших подробностей, так что он видел даже соринку в глазу торговки на другом конце площади — старуха моргала и морщилась, терла веко, и оно сильно покраснело. И вместе с ясностью из живота поднялся дикий страх. Тело задергалось, пытаясь вырвать из веревок затянутые за спину руки, табурет зашатался, Канерва чуть не повис в петле раньше времени, пока король еще не подал знака. Палач успел подпереть ногой табурет, придержал бьющееся в панической дрожи тело казнимого. И Канерва, не в силах вынести распирающий душу страх и ужасающее осознание, поднял лицо к небу, набрал в грудь воздуха и заорал так, что палач пригнулся, а стоящие рядом барабанщики, стражники и зеваки закрыли уши:

— Бенда! Бенда! Бенда!!!

— Что он кричит? — спросил король, полуобернувшись к свите.

— Кажется, он кричит: «Нет!», — ответил глашатай.

— Мне кажется, это «пента», — заметил придворный маг. — Знаете, часть слов «пентаграмма», «пентакль». Греческий корень. Возможно, он читает заклинание, чтобы незаконно спастись.

— Ну, это у него не получится, — хмуро заявил король и поднял руку.

Палач занес ногу.

***

Бенда пробирается краем площади, держась в тени домов, чтобы никто не опознал. Толпа от трактира Мамы Ло уже стала стекаться сюда, поэтому стоило уйти с рынка как можно скорее и затеряться в узких улочках по другую сторону площади.

Душераздирающий вопль заставил Бенду подпрыгнуть.

— Бенда!!! — орал Канерва.

— Зачем же так громко? — бурчит Бенда себе под нос, оглянувшись, но продолжая торопливое продвижение прочь.

— Бенда!!! — не унимался лорд Мельсон.

— Можешь не кричать, не спасу, — ворчит Бенда. — Кто обещал, что звать не будет? Ну и всё. Мое же обещание было — не спасу. Так что я иду себе мимо и ничего даже и не слышу, можешь заткнуться.

— Бенда!!!

— Ну ладно, ладно, надоел! — Бенда останавливается и смотрит в сторону эшафота. Король поднял руку, палач занес ногу... — Стойте!!! — вопит Бенда так, что у окружающих звенит в ушах. — Остановитесь! Немедленно прекратите! — И изо всех сил работая локтями, пробирается сквозь быстро густеющую толпу.

— Что там? — Король опускает руку, близоруко вглядывается в запруженную людьми площадь, откуда донесся крик. — Подожди, палач.

Канерва слезящимися глазами смотрит, как девушка в голубой косынке спешит к эшафоту, как она яростно расталкивает людей, и все ближе, ближе, вот уже подлезает под пику не ожидавшего такой прыти и потому не остановившего ее стражника. И когда девушка, подтянувшись на руках, вылезает на помост, Канерва стонет от ужаса, потому что узнаёт в ней Бенду.

— Стойте! — повторяет Бенда. — Отпустите его! Я женюсь на нем! Ну то есть беру в мужья, хочу сказать. Палач, развяжи!

— Кто это? — спрашивает король у придворных, но все пожимают плечами. Тогда Лу обращается к девушке: — Ты кто?

— Меня зовут Бенда, сир. — Бенда кланяется.

Король кивает.

— Вы подумайте, милая девушка, прежде чем решиться на подобный поступок. Этот человек... не совсем пригоден к роли мужа.

Канерва вспыхивает. Бенда снова кланяется:

— Ничего страшного, ваше величество, возможно, и я не лучшая жена.

— Он... — король пытается объяснить, — он не... У вас с ним не будет детей. Готовы ли вы к такому?

— О, без детей мы как-нибудь обойдемся, — улыбается Бенда.

— Ну... что ж. Тогда берите. — Король хмуро отворачивается.

— Нет, нет, повесьте, повесьте! — подскакивая на месте, кричит Лисс.

— Пусть. — Король машет рукой. — Он уберется с моих глаз, и достаточно. — Его величество подзывает распорядителя казни и приказывает: — Развяжите, отведите в церковь, пусть немедленно проведут обряд и тут же обоих выкинут из города. Да побыстрее.

Палач вынимает Канерву из петли. На трибуне Лисс бьется головой об пол, рыча от ярости.

— Нет, нет, только не это! — плачет Канерва, пытаясь вырваться. — Лучше умереть!

— Так мне уйти? — уточняет Бенда.

— Нет, подожди!

— Жду.

Подходят стражники, окружают Канерву и Бенду, начинают подталкивать обоих к лестнице. Бенда берет суженого под руку, и по телу лорда Мельсона проходит дрожь. Их ведут в маленькую церковь, что стоит сразу за оружейными рядами, одним боком выходя на площадь, другим на улицу.