Страница 8 из 154
Он ОЧЕНЬ большой, в два человеческих роста. И разъярённый. Никому не понравится, когда острая штука больно кусает в бедро. Пригнувшись, ныряет головой вперёд, словно курица, клюющая корм, и выпрямляется с ухваченной поперёк туловища девочкой. Её черёд кричать от боли.
Я отмираю и бросаюсь прочь.
…До сих пор стыдно за тот момент, но что было, то было. Ноги сами уносили меня от ужасного места, а в голове стучало: бежать, пока меня не увидели! Не знаю, успела бы я скрыться, может, ящер утихомирился бы, а может, счёл бы добычу мелковатой и ринулся бы на поиски жратвы посущественнее… Меня перехватил отчаянный вопль.
- Ма-а-а! Мама-а!
И я узнала Сонькин голос.
Этого не может быть. От ужаса я выпускаю из рук поводок. Соня? Без раздумий кидаюсь обратно, на ходу поудобнее перехватывая копьецо. Держись, детка, только держись! Мама здесь! И надо бы вспомнить, что дочке здесь делать нечего, она дома, с Машкой; но сейчас за меня думают бегущие ноги и извечный материнский инстинкт.
- Ма-а-а!..
Крик обрывается с булькающим звуком, и я готова завыть в ответ. Не смей умирать, доча! А ты, сволочь бешеная, отпусти её!
Как кстати он сейчас разворачивается боком…
Ухватив покрепче прут обеими руками, с размаху втыкаю его в пятнистое брюхо. Некогда думать, что оно там ближе – сердце, печёнка… Ящер вздымается и ревёт дурным голосом, железяка, что с моей нехилой подачи увязла глубоко и прочно, выдёргивается из рук и уносится вверх. Мимо меня летит и впечатывается в тротуар изломанное тело.
Мелькает белая тень. Нора, мой верный собакин, повисла на боку у ящера и тот пытается цапануть её зубами, но не достаёт. С копьём, бесполезно торчащем в брюхе, он похож на недоколотую бабочку, сбежавшую от энтомолога. Доколоть! Немедленно! И я, сперва отскочив для разбега, тараню толстую заднюю лапу: всем телом, всем своими лишними килограммами, из-за которых полжизни мучилась и что сейчас так пригодились. Инерция плюс масса – это мощно.
Потому что - хоть, ты и хищник в две тонны живого веса, но ежели ты прямоходящий и в бедре у тебя арбалетный болт, а в животе копьё, и при этом в коленку летит со всей дури крепкая баба... Тут тебе и оступиться. Хотя бы от неожиданности.
Как я успела отскочить, и он меня не раздавил?
Как получилась, что копьё не по касательной к земле пошло, а уткнулось торчком, и дурак ящер навалился на него, насаживая сам себя? Не спрашивайте. Я не отвечу. Так вышло.
Помню только: схватила девочку под плечи, Нора с другой стороны вцепилась в кольчужный рукав и мы еле-еле успели оттащить её. Хищная пасть лязгнула за нами в пустоту.
…Он ещё пытается подняться, как-то перекосившись, и даже делает несколько шатких шагов в нашу сторону, а затем рушится набок. Мечется меж зубов и замирает, высунувшись, сизый язык, сучат передние лапы, вспарывая воздух когтями, злобой прожигают ядовито-жёлтые глаза с вертикальными зрачками, которые в один момент вдруг сжимаются в булавочную головку - и стремительно расширяются.
Мир на какой-то миг исчезает: остаётся гудёж в голове и мокрый тёплый язык, облизывающий мне щёки. Обнимаю Нору за шею и чувствую, что вот-вот разревусь…
Где-то тут осталась девочка, торопливо вмешивается внутренний голос. Успеешь ещё нарыдаться, глянь лучше, с ребёнком-то что? Судорожно оглядевшись, обнаруживаю её совсем рядом, неподвижную сломанную куклу. Осторожно переворачиваю на спину. Страшно даже браться за кожанку в липких тёплых подтёках. Конечно, это не Сонька, совсем не она: и немного постарше, и светленькая. Неважно. Она тоже чья-то дочка. Главное – ещё дышит, вот что удивительно. Грудь, живот представляют собой окровавленное месиво из клочьев жёсткой кожи в заклёпках, разорванной проволоки...
- В доспехе дева, - басит за спиной мужской голос. - Эй, там, парни, одеяла волоките, плащи! К Галине донесём, авось, успеем.
Их за моей спиной человек шесть, здоровых, крепких. Пусть не косая сажень в плечах, но если бы, если бы чуть раньше появились...
- Вы где были? - закипаю, вскакивая на ноги. Откуда только силы взялись! - Вон вас сколько, лбов, вы бы этого гада, блин, по стене размазали! Почему ни одна сволочь не вышла, пока я тут как нищая, к вам стучалась? Попрятались, сукины дети?
Ух, как я ору! А тут ещё Нора, поняв, что хозяйка ругается, решает добавить и рявкает как следует. Ещё немного, и я бы, выдернув копьецо из поверженной тушки, пошла бы добивать этих трусов, но останавливает меня то, что они как овцы мнутся, жмутся и только что не бебекают. Жалкое зрелище, таких не бьют.
- Не гневайтесь, сударыня, - выдавливает, наконец, один, росточком и статью с борца-тяжеловеса. - Не положено нам, ежели новенький явится, с им встречаться, Мир не велит. Кто, значицца, новоприбывший, тот свой квест получай и иди до него. Пока первый квест не выполнен, значицца, никто не смей появляться, чтобы иф... ин... ин-фор-ма-ци-и лишней не просочилося...
- ...значицца, - язвительно подхватываю. - И что мне с вами делать, дивные вы мои? Какой смерти предать? Ноги поотрывать, коль они у вас такие нерезвые?
Последнее предлагаю просто со зла. Но мужики валятся на коленки, словно они у них уже подрублены. И тут набегают со всех сторон бабы в каких-то допотопных платьях, обметающих тротуары подолпми, в чепцах, платках, повязках… У меня рябит в глазах.
- Прости, прости их, дураков, сударыня амазонка, - причитывают, - не со зла ведь, а по скудоумию! Прости! – А сами пытаются бюстами загородить своих благоверных, прямо таки живую стену выстраивают. Я даже морщусь.
- Бабы, вы сбрендили, что ли? Ребёнка надо срочно в больницу, а вы мне концерт устраиваете! Цыц, я кому сказала! Ну-ка быстро, организуйте "Скорую"!
- Счас мы её к Галине, Галина тут, рядом, - суетятся они. Шпыняют мужиков, раздают ценные указания, отправляют кого за какой-то дверью, кого за тем, что подстелить… А мне резко плохеет. Вот хлопнусь в обморок - и капец, потеряется Нора и дорогу домой не найдёт. Поспешно наматываю на руку поводок.