Страница 69 из 154
Если уж день не задастся, так с самого начала, вяло думаю, собирая осколки разбитой тарелки. Это уже вторая за утро. И не то чтобы целенаправленно бью, нет, одну локтем случайно зацепила, другая из рук выскользнула – пальцы вдруг ослабли.
И такие минуты слабости накатывают через каждые пять-десять минут. Словно во мне, как в детской игрушке, кончается завод, а потом кто-то невидимый, сжалившись, повернёт ключик – и я трюхаю себе потихоньку дальше, до следующей остановки. Странное ощущение полусна-полубреда, сыгравшее со мной вчера злую шутку, нет-нет, да вернётся, и уж тогда мне становится совсем худо.
Ян, видя такое дело, оттесняет меня от печи и сам достаёт горшок с упаренной пшёнкой. И правильно, а то ведь точно, опрокинула бы, и остались бы мужички без завтрака. Упускаю момент, когда присела за стол, ловлю себя только на том, что вяло ковыряюсь ложкой в каше, а есть что-то не хочется. Поднимаю голову – и встречаю обеспокоенный взгляд Васюты.
- Да ты здорова ли? – спрашивает он. Ему-то самому бессонница нипочём: встал легко, как будто не полчаса сна урвал, а полноценную ночь, и копьём успел намахаться, и Яна пуще прежнего нагрузил, даже Хорса по двору погонял – и свеж, и бодр. А я почему-то как варёная.
Муромец щупает мне лоб, трогает ладони.
- Холодные, как у лягушки. И глаза твои мне не нравятся, смурные какие-то. Никуда я тебя сегодня не пущу. Пусть наш сэр тебя посмотрит, авось поможет чем.
Мне и самой не хочется никуда отпускаться, а вот полежать бы, отдохнуть... Но как представлю, что приедет сейчас лучезарный и сияющий и начнёт хлопотать надо мной, время и силы тратить – становится неловко. Да и дорого это время, не хочется день упускать. Многолетняя привычка выходить на работу при любых обстоятельствах берёт своё. Ничего, перетерплю.
Но от одного только взгляда на костюм для верховой езды мне делается нехорошо. Мало того, что придётся напяливать эту амуницию, так ещё в седле трястись несколько часов… Может, всё-таки разрешить похлопотать над собой? Хоть немного, в порядке исключения?
Кое-как переодевшись, запахиваю плотнее куртку. Кажется, меня знобит. А сердце подсказывает, что солнце на дворе всё выше, жарче, поэтому в ожидании паладина выползаю, как моль бледная, на крылечко - погреться. Кладу руки на тёплые перила. Васюта, зайдя со спины, бережно меня обнимает. От него исходит горячая волна, не хуже, чем от целительных ладоней сэра Майкла, и я прижимаюсь к нему сильнее и даже жмурюсь от удовольствия.
Васюта ласково ерошит мне волосы.
- Не обидел я тебя ничем, голубка? - Я только головой качаю, невнятно что-то промчав: говорить неохота. Так бы и задремала в его объятьях. – А то ведь глаза у тебя с ночи на мокром месте были, и подушка отсырела. Я ещё решил, - может, сон плохой? Что, не помнишь? - Помедлив, снова качаю головой. Не помню. - А чувствуешь себя как? Болит что?
- Чувствую… - Я не сразу подбираю определение. – Как будто меня до донышка выпили. Досуха. Никогда со мной такого не было.
- Угораздило тебя, - говорит он с досадой. – Недоглядел я. Не иначе, как вчера под луной пересидела.
- Ну, сидела, шила, так свет был очень уж хорош, можно было без лампы обойтись. А что в том плохого?
Тёплые большие ладони по-прежнему гладят меня по голове, массируют виски, затылок, шею. Никогда бы не подумала, что эти пальцы, коими Васюта без труда баловства ради давил грецкие орехи, могут быть такими ласковыми.
- Зелень ты ещё, со своей силой управляться не научена. Эх, Ваничка, другого тебе Наставника бы, не меня, да нет поблизости Обережников. Лунный свет – он силы раскрывает, даже самые малые. - Васюта делает паузу. Видно, что-то обдумывает. - Да не в том беда, что ты его набралась, а в том, что всё затем потратила – и сама не знаешь куда. Точно не помнишь, что во сне видела? Плохо. Покамест вот что сделаем. Расскажу, как Майкл силу набирает, попробуй и ты так, да продержись до его приезда, он в энергетике лучше разбирается. А сейчас глаза закрой, спину прямее держи. – Осторожно расправляет мне плечи, заставляет вытянуться в струнку. - Видишь, в этом деле тоже стойка важна, как и в воинском. Руки подними вверх, к солнцу, к небу. И впитывай ладонями и солнце, и неба синеву: в них силы немеряно, сколь ни черпай - не убудет. Тяни на себя, набирайся.
Я послушно подставляю ладони. Тепло, конечно, приятно, но не так, чтобы недомогание моё как рукой сняло.
Хотя... и в самом деле, немного отпускает.
С улицы доносится знакомый сдвоенный цокот копыт. Вот и сэр Майкл, с Лютиком, конечно. Но только движения паладина, когда он спешивается и следует к нам, как-то странно скованны, и когда он приближается, глаза мои сами собой распахиваются широко-широко.
- Вот если бы сам с тобой не был, Ваня, - медленно говорит Васюта, - так и решил бы, что вы с ним вместе где-то всю ночь колобродили. Краше в гроб кладут, пожалуй.
Да, выглядит наш сэр несколько утомлённо. Глаза запали, как после бессонной ночи, сам бледный до синевы, даже золотые кудри потускнели. Неужели и я такая, что Васюта нас поневоле сравнивает? Вымученно улыбнувшись, он здоровается. Жестом отметает вопросы, зависшие у меня на языке, и обращается к Муромцу.
- Васюта, нужно поговорить. Простите мою бесцеремонность, Иоанна, но мне хотелось бы обсудить с нашим другом кое-что наедине.
- Может, чаю? - робко предлагаю я. – Потом, когда вы закончите…
- А поставь, лапушка. Мы скоро подойдём. - Васюта распахивает парадную дверь перед сэром. Тот, на мгновение задержав на мне взгляд, болезненно морщится, снимает с руки кольцо и чуть ли не силком надевает мне. Ошеломлённо сжимаю пальцы в кулак: кольцо велико, тяжело и вот-вот соскочит.
- Здесь ещё осталось немного энергии, дорогая леди, похоже, это вам не повредит. Мы займёмся этим немного позже.