Страница 22 из 154
Площадь - метров сорок, не меньше. Я прохожусь мимо длинного разделочного стола, где из специальной стойки щерится десяток ножей, с виду - идеальной заточки. Слабость у меня к хорошим ножам, я уже говорила? На полках сияют медными боками кастрюльки, кастрюли и кастрюлищи, сковороды и жаровни. В простенке рдеет угольями громадный открытый очаг. Места с избытком хватает и для широких стеллажей с припасами, и для стоек с посудой, и для пары буфетов. Даже обеденный стол, придвинутый к окну, несмотря на внушительные параметры кажется чайным. Громадная русская печка одним боком втиснута в кухню, другим уходит в общий зал.
И ничего страшного. Печь как печь. В бабушкиной хате стояла почти такая же. Я тогда малая была, но совала любопытный нос во все щели и ходила за бабушкой по пятам, и то, как возилась она с ухватами, чугунками да сковородками – помню: что в детстве в голову легло, не забывается. Мы с ней частенько на пару пекли блины: я наливала тесто, бабушка длинной чапелькой отправляла сковороду в устье печи, а потом вытаскивала, у меня-то руки были коротковаты, да и росточком не дотягивала. Блины не нужно было переворачивать, они румянились сразу с двух сторон.
Вот ими мы сейчас и займёмся. Только проверим хозяйские припасы: всё ли есть, что нужно? На стеллажах в глиняных махотках обнаруживаю крупы и прочую бакалею. Немедленно чихаю от муки, сую нос в крынку с простоквашей, нахожу котелок вчерашней каши и в лукошке с соломой - десятка три яиц. Есть ещё топлёное масло. Что ещё? Сковородок в избытке.
- Отличная кухня, - говорю с воодушевлением. - Прекрасная кухня!
- Помочь чем? - вызывается хозяин.
- Справлюсь. - И правда, справлюсь. Главное, что печь уже вытоплена.
Отрадно встретить в чужом мире такой родной островок безопасности. От этой кухни, от этой печки на меня так и пыхает благополучием и покоем. Никогда ещё не бралась за готовку с таким удовольствием.
…А кухарку-то хозяин рассчитал, однако. Судя по всему, ещё и выгнал с позором. Ишь, к мальцу приставала. К сыну?
С кастрюлями они особо не дружат, значит, сами пока не завтракали. Мужчины, что с них взять… Ладно. Если ко мне с добром, и я тем же отвечу. Забалтываю теста побольше и сковороду подбираю соответствующую. Впрочем, мелкой посуды здесь не держат.
…Я укладываю готовые блины стопками, смазываю пёрышком, опуская его в растопленное масло, и чувствую, как потихоньку разжимаются клещи, что давили на горло со вчерашнего вечера. Жизнь налаживается.
Хлопает дверь со стороны улицы. Влетает и стопорится на пороге парнишка - долговязый, поджарый, в такой же, как у хозяина, льняной вышитой рубахе, в холщовых штанах, заправленных в сапожки. Нора, хоть и отяжелевшая, гавкает и бежит знакомиться. Я, не выдержав, улыбаюсь.
- Привет. Ты кто?
- Я... Янек, - отзывается тот смущённо.
- Есть будешь? Садись, Янек.
Ещё бы он не будет! Да у него глаза, как у голодного лабрадора!
- А ты кто? - всё же осторожно спрашивает.
- Ванесса. Новенькая. – Что ж, как Гала меня представила, так и буду называться. - Будь добр, поищи сметанки, мёду, и что там ещё можно к блинам подать.
- А к блинам что-то подают? - изумляется он.
- Варенье ещё можно. Рыбку всяческую, - просвещаю, выставляя на стол у окна тарелки, плошки для сметаны и розетки для сладкого. - Сёмгу, форель слабосолёные. Икру можно, но насчёт этого не знаю, есть ли. Руки иди мой, между прочим.
Он спешит к раковине. Я плюхаю на его тарелку два самых аппетитных, толстых блина - а у меня только такие и получаются! Нора, сума перемётная, кладёт морду парню на колени, и преданно заглядывает в глаза. Всё почти как дома. Только сметана не в банке, а в крынке, и доставать её оттуда приходится кусками, ложкой.
Сердце моё тает, как кусок масла.
Возвращаюсь к плите. Блинопеченье – как конвейер, остановок не терпит.
После третьего захода парень, похоже, осоловел. Щеки зарумянились, живот заметно округлился, как у сытого котёнка.
- Постой, не засыпай. - Пристраиваю на поднос стопу блинов, исходящую паром, сметану, мёд. - Иди, отнеси Васюте на пробу. Кстати, он тебе кто?
- Дядька, - дожевав, отвечает парниша. Хоть и сыт, а на ходу отломил ещё кусочек и запихнул в рот. Подхватывает поднос, чистое полотенце из буфета и исчезает за дверью в зал. Я ставлю на плиту чайник. Есть в русской печке место для долгой готовки – на поду, но бывают и плиты с одной-двумя конфорками, для подогрева. Чутьё мне подсказывает, что чай или нечто похожее на него – в красивых фарфоровых банках в буфете. Заварив, подсаживаюсь к окошку. Видимо, хозяева здесь сами сиживают. А кто же ещё у Васюты в семье?
Да что я гадаю? Всего два стула к столу приставлены. Вот и ответ.
Из зала скорым шагом проходит Васюта. Довольный. Глаза блестят. Окидывает – нет, охватывает взглядом всех и всё. Хозяин.
- А сама-то что, до сих пор голодная?
Увлеклась, каюсь. В самом деле, от первого блина, что отложила себе на покушку, отщипнула, остальное из жалости скормила Норе. Приходится пояснить:
- Пока не закончу, от плиты не отхожу, чтобы ничего не сгорело. С блинами ухо востро надо держать!
Он качает головой. Достаёт две кружки, разливает чай. Ставит ещё тарелку.
- Но ведь закончила? Давай-ка, теперь я за тобой поухаживаю.
- ...Хозяйка, - говорит немного позже, и, видимо, в его понятии это высший комплимент. - Пойдёшь ко мне?
Я давлюсь чаем.
- Вместо Ольги, - добавляет поспешно. – Сама видишь – мне без работницы никак, а тебе ж всё равно место искать.
Мне становится смешно.
- А не боишься, - домогаться начну?
Он вздёргивает бровь.
- Не из таких ты. Женщина серьёзная. Там, у себя - замужем?
- Нет, - отрезаю.