Осужденные...

-Мо, отвали от девчонки! – Нона шлепнула полотенцем по растекшемуся в улыбке лицу мужа.

-Не отстану, пока она не расскажет. Иди, мой посуду!

-Еще покричи на меня! – взвизгнула Нона, еще раз шлепнув мужа полотенцем, но все же скрылась в подсобке.

-Не сверли меня взглядом. Сам же знаешь, что не привыкла ныть!

-Что-то я смотрю, что ты забыла об этом. Всегда встречала неприятности лицом к лицу, не прячась ни от кого. Тебя били, а ты давала сдачи, несмотря на пол и разницу в физической подготовке. Твое лицо перекроено, нет места, где не было бы швов! Если тебя умыть, то можно учить арифметику, высчитывая тонкие линии. Если бы не Маринка... Черт! Где мое Пятнышко? Почему ты вернулась?

-Не знаю, Мо... - голова рухнула, глухо ударившись лбом о твердую поверхность.

-Знаешь! – толстяк резко ударил по столешнице, отчего я подпрыгнула на стуле. – Струсила? А ну, посмотри мне в глаза! Влюбилась? Да? Страшно стало? Задрожало сердце? Забываешь, как дышать? А главное - не хочешь дышать!

-ДА! – взревела я. Гнев забурлил, заставляя кровь пуститься по венам. Почувствовала, как покраснели щеки, а руки сами сжались в кулаки.

-Не нравится ломать стену, которую сама же и возвела вокруг себя? Да? Но на свободу-то хочется! Да?– Мо не прерывал зрительного контакта, просверливая меня все глубже и глубже. – Устала жить взаперти, лелея собственные принципы? Да? Надоело отказывать себе? Что случилось? Отвыкла встречать проблемы с гордо поднятой головой? Что? От кого еще сбежала? Боже, да ты запуталась? Бросила все на самотек? Думаешь, что как только вернешься, кто-то решит все за тебя? Нет, бл**ть, да ты кого-то бросила отдуваться.... - толстяк словно сканировал меня, выгребая все дерьмо, тщательно спрятанное в дальние углы.

-Мо...

-Нет, ты ответь! – толстяк схватил меня за запястье, подтягивая к себе поближе. –Я не узнаю тебя, Темная. И дело не в дорогих шмотках и хорошей тачке, а в страхе. Ты же смотришь, а тебя пожалеть хочется. Жалко мне тебя! – Мо резко отпустил руку.

-Что?

-Да. Жалко. Когда ты в первый раз струсила, рассказать?

-Когда?

-Когда сбежала из города в тот же день, как тебя обидели! – Мо рассмеялся. От его хохота мощные жировые складки задрожали. – Обидно стало, да? Была бы рядом матушка, то бросилась бы к ней в объятия!

-Отстань, придурок! – изрядно устав смотреть на то, как меня выворачивают на изнанку.

-Нет уж, дослушай. А теперь, что произошло? Почувствовала, что влюбилась? Мало стало оттрахать какого-нибудь более-менее симпотного парнишку? Поймала себя на мысли, что заглядываешь в «завтра»?

-Да!

-Трусиха!

-Сам такой!

-Да, я такой! И жалею, что женился на Нонке не в девятнадцать, когда понял, что влюбился, а ждал до тридцати. Знаешь, чего ждал?

-Ну?

-Денег! Лелеял мечту открыть ресторан! Хотел нагуляться, чтобы потом не изменять жене! Пил, курил, перепробовал всех «подорожниц» нашей трассы! Пока не очнулся в больничке! Меня нашли в сугробе. Я отморозил яйца, получил воспаление с множеством вытекающих последствий. Но главное – меня выхлопали, как пуховую перину. В тот день получил займ на открытие кафе. В итоге остался без яиц и мечты! Асамое дерьмовое, что за мной ухаживала та, от которой я бегал много лет. Нонка поставила меня на ноги, ни разу не упрекнув в том, что у нас никогда не будет детей. Помогла выплатить долг. Поддержала, когда я взял в аренду эту забегаловку! И до сих пор оттирает пригоревший жир со старых кастрюль!

-Мо... - я закрыла рот руками, чтобы не разреветься, глядя в его крохотные глазки-пуговки.

-Заткнись, Пятнышко. Возвращайся! Сегодня же! Не оборачивайся. Тут тебе не место! Запомни! Семья – живой организм, который может функционировать только при некоторых условиях: доверие и любовь. Если хочешь безопасности, то живи с роботом. Бездушие, холодность металла - это принесет тебе уверенность в завтрашнем дне. Тебе только и нужно будет смазывать его. А живой человек всегда тебя обидит. Идеала нет! Мы все гнилые, завистливые, слабые!

-Спасибо за лекцию! Но, пожалуй, я пойду... - спрыгнула с деревянного стула и, схватив кожаную куртку, практически выбежала на улицу. Голова трещала, а слова Моисея вибрировали в мозгу, вызывая приступ тошноты. Открыв дверь машины, схватила бутылку воды и стала поливать лицо. Хотела лишь облегчения, лишь свободы мысли, которая теперь, как загнанная птаха билась вокруг Данила. Как странно, ведь еще не так давно я могла заставить себя не думать о нем. А теперь я не просто думаю, я чувствую....

-Иногда мы уходим, надеясь, что нас остановят. Думаем, что именно так выражаются чувства. – дверь кафе скрипнула и на пороге показалась Нона. Закутавшись в пуховый платок, она медленно подходила ко мне. Ступая отрывисто, словно на ходу судорожно подбирала слова. Стянув белую косынку, рассыпала седые кудри по тонким плечам. Такой грустный взгляд серых глаз, от которого хотелось съежиться. Она закурила, покрутив оранжевый фильтр сигареты между большим и указательным пальцами. – Девочка. Не возвращайся. Никогда не возвращайся туда, где тебе было плохо. Если чувствуешь, что есть место, где ты можешь урвать хоть малый кусок счастья, то не думай. Не жди. Никто не принесет тебе его на блюдечке. А одиночество – зараза. К нему привыкаешь. Становится тошно от одной только мысли, что самостоятельность, тесно переплетенная с выдуманными принципами – игра во взрослую жизнь. В эту игру еще никто не научился играть. Нет тех, кто хоть раз не проиграл самому себе. Ведь, ты этого боишься? Боишься проиграть. Но нельзя выиграть, не зная правил. А их нет, Ярослава. Их просто нет. Должен быть тот, кто будет дарить тепло, забирая всю боль и холод. Не спрашивай, просто поверь! – Нона взяла из моих рук бутылку и внимательно осмотрела меня с ног до головы. – А тебе теперь есть, для кого жить... Живи...