Страница 62 из 66
Хоть и предчувствовали коммунары нечто подобное, но оказались не готовы к тому, что это произойдёт вот так, вдруг. Вроде всего полчаса назад завтракали, собирались на прополку, и вот те на, крутой поворот судьбы.
- Хорошо, мы сдадим оружие, но дайте нам дождаться созревания урожая, собрать его,- пытался «торговаться» Грибунин. В толпе коммунаров нарастал ропот:
- Это что ж за порядки такие… горб тут гнули, а теперь всё брось и иди куда хошь!?
- Поймите, господа, это требование новой власти, Сибирского Временного правительства, мы всего лишь исполнители, все жалобы в Омск,- уклончиво ответил атаман и слез с коня.- Показывайте, где хранится ваше оружие.- Вслед за атаманом спешиваются ещё несколько казаков.
- Что ж не показать, сейчас принесём.- Грибунин с посеревшим лицом оборачивается к коммунарам.- У кого что есть, несите сюда… Лид, мою берданку тоже тащи,- нервно кусая губы обратился к жене, стоящей тут же, в обличье сестры милосердия в белой косынке с красным крестом.
Коммунары приносят и бросают перед казаками несколько охотничьих ружей и однозарядных берданок.
- Как, это всё?!- атаман вновь наливается нездоровой краснотой, рядом стоящие казаки с усмешками перешёптываются.- По нашим сведениям у вас имеются боевые винтовки, патроны, а также пулемёт. За укрывательство боевого оружия будете отвечать по законам военного времени!- кричит, уже едва владея собой, атаман.
- Хотите верьте, хотите нет… больше у нас ничего нет!- слова по-прежнему давались Грибунину с трудом.
- Обыскать лагерь… людей оттеснить в сторону… всё вывернуть наизнанку, но найти оружие! Боюсь, господин председатель, если мы всё-таки найдём оружие, вас ждут большие неприятности!
Тихон Никитич, конечно, видел, что его пытаются обмануть и злился. Неужели этот председатель не понимает, что он ему предлагает своего рода полюбовный договор – они разоружаются, а он их за это отпускает, всех, в том числе и коммунистов? Отпускает, да ещё позволяет взять с собой имущество, не понимает, что он сам идёт на немалый риск?...
Конные казаки оттеснили в сторону толпу и взяли карабины на изготовку, а спешившиеся принялись шарить по палаткам.
- Не трогайте, там лекарства,- Лидия вырвалась из толпы и побежала к санитарной палатке.
- Иван, возьми двух человек, проверь этот лазарет,- кивнул атаман Решетникову, зная его тактичность и обходительность в обращении с женщинами.
Когда Иван с казаками подошёл к медпункту, Лидия уже стояла у входа и решительно преграждала путь. Иван приложил руку к фуражке и с улыбкой смерил взглядом нахохлившуюся, словно цыплёнок перед дракой, маленькую женщину. В ее взгляде что-то неуловимо напоминает взгляд Полины, то же упрямство, хотя внешне ничего общего.
- Прошу вас, сударыня, не мешать. Мы всё равно обыщем вашу палатку.
- Вы не имеете права, это лазарет!- пытается воспротивиться Лидия, но молодой сотник, вежливо и мягко оттесняет ее, и казаки проходят внутрь…
В палатках всё перевернули вверх дном, из вспоротых шашками матрацев и подушек летит пух…
- Что это за знак то такой?- рябой казак с удивлением рассматривает клеймо на простынях из перевернутой постели.
Находится вахмистр, когда-то служивший в Лейб-Гвардии казачьем полку в Петербурге на вещевом складе, часто возивший бельё в стирку и повидавший в тех прачечных едва ли не все постельное белье из тамошних казённых учреждений.
- Да это ж печать самого Смольного института, где самые благородные барышни со всей России обучались. Так оне, получается, не только здеся землю царскую заграбастали, но и полпитера грабанули, прежде чем сюды приехать. Вона и на тарелках у них вензеля царские…
После такого рода объяснений казаки ещё пуще рассвирепели, да не от того, что за барышень обидно стало, а потому что рабочие и их семьи возжелали:
- Ишь, сами-то, фабричные, мастеровщина, а на чём спали!… Как баре, жить захотели!…
Казаки уже не столько искали оружие, сколько крушили и ломали всё под ряд. В клубной палатке им под горячую руку подвернулось пианино. Издавая жалостные звуки, инструмент был тут же разбит, изрублен.
- … Гуси залётные, песни тут свои варнацкие пели! Всё, не будет вам больше никакой музыки на нашей земле!
Атаман был вынужден употребить власть, чтобы утихомирить, всё более входивших в раж разрушения станичников. Все попытки коммунаров прорваться к своим палаткам и спасти имущество пресекались конным оцеплением:
- А ну, не балуй… осади назад… стрелять будем!
Иван скомкал обыск большой санитарной палатки, ограничившись внешним осмотром сундуков с перевязочным материалом и коробок с медикаментами. Поднять доски, служащие полом и осмотреть землю под ними, он не догадался и не успел – атаман звал его для наведения порядка в сотне…
Оружие так и не нашли. Тихон Никитич, поразмыслив, решил, что может быть это даже и неплохо, так как позволяло обосновать то, что никто из коммунаров даже не арестован. Оружия нет, сопротивления не оказали – за что арестовывать?
Всё закончили в один день – будто и не было коммуны. Люди, которые ещё вчера только и думали о коллективном труде, сегодня с жаром делили меж собой лошадей, скот, инвентарь, продукты… прикидывали, кому куда податься. Ни у кого даже не возникло мысли ехать куда-то всем вместе – понимали, надо распределиться по деревням, и не только потому, что так приказал станичный атаман, просто никакая деревня сразу такую прорву людей не примет и не прокормит. Ужинали уже не все вместе, а отдельно семьями, или складывая полученные при дележе продукты нескольких семей. И уже никому не было дела, ни до зеленевших колосьев пшеницы, ни до ждущих обычного полива капусты, моркови и прочей огородной зелени. А жаркое июльское солнце на всё это взирало с обычным равнодушием, делая свою работу, щедро оделяя теплом землю и всё на ней произрастающее, людей, чья муравьиная возня с такой глобальной высоты кажется мелкой и пустой.