Страница 11 из 243
Она повиновалась и, хлюпая носом, скромно устроилась на краешке табурета.
– А Иал…
– Забудь. Для тебя он умер. Да и для всех. – Рудид взял с полки табак и принялся набивать трубку. – Человек, который вышел из дома несколько минут назад, уже не был твоим братом. Найал Ферс остался на этой бумажке.
Он потряс листком с отказом перед ее лицом.
– Твой брат больше не существует, – старик на миг замолчал, смакуя на языке последние слова. – Он продал тебя мне и перестал существовать.
– Зачем? – шмыгая, промямлила она.
Рудид пожал плечами, задумался на миг, и тихо произнес:
– Как знать?
Затем, хлопнув ладонями по коленям, встал, поманил Аили и провел в узкий коридор, упирающийся в низкую тонкую дверь.
– Здесь ты теперь живешь, – пропуская девочку в маленькую темную комнатушку, объявил колдун. – И никто не обещает, что жизнь будет простой. Веди себя достойно, ты же не хочешь, чтобы я превратил тебя в жабу? Я могу.
Аили на мгновение отвлеклась от мыслей об Иале:
– А в жаб не ведьмы превращают?
– Ну… – задумался Рудид. – Мне не повезло родиться стариком. В ином случае, обязательно стал бы ведьмой.
– Родиться стариком?
Он хитро улыбнулся:
– Говорят, я такой старый, что никто не помнит меня молодым. Считай, что я всегда был стариком.
Рудид не дал Аили возможности засыпать себя вопросами. Ловко развернулся на пятках, как солдат, и ушел, бесшумно прикрыв за собой дверь, оставив девочку одну в ее душной комнатушке.
* * *
Пламя свечей смущенно вздрагивало от грубой ласки сквозняка, искрилось в гранях кубка с вином. Из камина тянуло тлеющей тряпкой – гербом старого короля. Запах был сильный, неприятный. Дурманил голову. Запах горящего герба Цехиса был для Гарона ароматом победы, свежим воздухом свободы. В камине горел ненавистный новому правителю уклад жизни.
Гарон тоскливо покосился на зеленые гардины и подумал о том, что завтра же прикажет заменить их алыми. Затем, тяжело вздохнув, сделал глоток вина. Здесь и сейчас, в пустых мрачных покоях, где столько лет жили люди, которых равняли с богами, он чувствовал себя пустым и серым, как необожженный глиняный кувшин. Такой же невзрачный, что можно перепутать с сотнями других кувшинов. Такой же мягкий, что можно легко лепить из него нечто новое. Такой же пустой и непригодный для дела.
Он никогда так не уставал. Голова гудела, ему хотелось забыться, отринуть все, однако сам не позволял себе забывать о голоде в стране, о разваленной армии и торговле, об отсутствии союзов едва ли не со всем миром, о дворе, который плетет интриги за его спиной. Да, ключевой проблемой был совет, оставшийся с правления Цехиса. Гарон не доверял людям, которые сидели там: одни до фанатизма преданы своему кошельку, другие – соседним государствам. Только распустить совет или снимать придворных с должностей Гарон не мог. Круг доверенных лиц слишком мал, а тех, кто подчиняется деньгам, легко удержать на своей стороне монетой. Те же, кто служил интересам других стран, оставались в тени, имена их не разглашались, а Гарон легко навлек бы на Аренор гнев соседей, если бы устроил охоту на предателей.
Он залпом осушил кубок. Задумался, вспомнив встречу с Панту, и невольно уронил взгляд на Книгу шороха, брошенную на каминной полке. Слова старухи не выходили из головы: короткая присказка о гречишных полях вгрызлась в мысли: жевала его, ела. Пожирала изнутри. Не давала думать о деле.
В двери постучали. Гарон вздрогнул и приоткрыл рот, чтобы привычно спросить "кто?", но вовремя осекся, вспомнив, что теперь люди первыми говорят ему, кто они и с чем пожаловали.
– Женщина, Ваше Величество. От господина Мирка, – прогнусавил из-за дверей часовой.
– Пусть войдет, – недолго поразмыслив, ответил Гарон.
Красивая и гибкая, молодая - может, двадцати с небольшим, она просочилась внутрь и замерла у дверей. Высокая смуглая женщина с горящими глазами - пустынница, - прямо и без стеснения глядела на него, то поправляя черные непослушные волосы, то поглаживая впившийся в запястье деревянный браслет.
"Шлюха", – мысленно подытожил Король, рассматривая витиеватые узоры на побрякушке.
– Имя, - негромко приказал он.
– Джаху.
– Джаху, – невольно повторил Гарон. Сухое имя, жесткое как крупный песок. – Налей мне еще вина. И расскажи, зачем пришла?
Женщина улыбнулась и направилась к столу, где стояли кубки и кувшин.
– Может, господин сам ответит на свой вопрос?
Гарон внимательно следил за тем, как она разливает вино. За тяжелыми узловатыми руками, чужими, не принадлежащими ей.
– Если бы ты была придворной дамой, Джаху, – он остановился, пробуя на вкус ее имя – горькое и шершавое, – я бы простил твою наглость, твой тон. Но ты не придворная дама. Ты понимаешь, к кому пришла?