Девушка с обложки

Еще продолжая слушать, девушка защелкала клавишами и, стоило Клодин замолкнуть, сказала:

- Давайте номер!

Режиссер превзошел все самые худшие опасения Клодин.

Это был невысокий плотный и весьма экспансивный итальянец с прилизанными волосами, который мнил себя, во-первых, неотразимым мужчиной, а во-вторых - гением. И то и другое - без всякого основания!

Он давал членам съемочной группы противоречивые указания, а потом заявлял, что ничего подобного не говорил; по любому поводу срывался на крик, размахивал руками, всех подгонял, плоско шутил, при этом и по-французски, и по-английски говорил с таким густым итальянским акцентом, что его едва можно было понять.

На съемочной площадке царила нервозная обстановка, даже обычное наплевательское добродушие Боба дало трещину - понемногу и он начал огрызаться.

Клодин - загримированная, причесанная и одетая в светлое шелковое платье, в котором ей предстояло сниматься - сидела в трейлере и рассеянно наблюдала в окно бестолковую суету на площадке.

Наконец режиссер махнул рукой в ее сторону - один из помощников тут же устремился к трейлеру. Ага, значит, и до нее очередь дошла...

Клодин вздохнула с отвращением - за прошедшие дни ей уже пришлось выслушать, что у нее слишком длинные руки, что она недостаточно грациозно движется, недостаточно загадочно улыбается, изгибается не в ту сторону... интересно, какие претензии возникнут на этот раз?

Ареной съемки на сегодня была небольшая площадка, облицованная серым мрамором и заканчивающаяся мраморной же балюстрадой; за ней, вдалеке, виднелась Эйфелева башня.

Площадку отгородили от публики желтой лентой на стойках, будто место преступления в детективе, помыли с шампунем и расставили на балюстраде вазоны с розовыми вьюнками - на этом декорация была готова.

В кафе на террасе справа от площадки, откуда хорошо просматривалось все "таинство съемки", не осталось ни одного свободного столика, прочие зеваки толпились за огораживающей лентой. При появлении Клодин толпа оживилась, кто-то даже захлопал в ладоши. Она встала в указанную точку; парикмахер подскочил с феном и расческой, поправляя какой-то выбившийся волосок - и отступил в сторону.

- Прогнись назад, - громогласно потребовал режиссер. - Сильнее, кисуля, сильнее, так, будто тебя шмель в попку укусил... - Клодин покорно выполнила требуемое - насчет "кисули" можно будет и после съемки отношения выяснить. - Руки вверх... и беззаботную улыбку! Не скалься - а беззаботную! А теперь медленно кружись!

Она переступила, поворачиваясь на месте.

- Нет, не туда, в другую сторону!

Чуть не потеряв равновесие, Клодин повернулась в другую.

- Кружись, кружись...

Один поворот, другой... Она и не предполагала, что так трудно крутиться на одном месте, запрокинувшись назад - голова закружилась почти сразу.

- Беззаботнее, беззаботнее улыбайся!

Еще оборот... Клодин остановилась и выпрямилась, переводя дыхание.

- Ну чего там?! - недовольно рявкнул режиссер.

- Ничего, голова закружилась.

- Какие мы нежные... - скорчил он глумливую морду, но тут ему пришла в голову новая идея: - Ладно, - махнул он рукой, - эй, вы там, принесите пока вентилятор, поставьте сбоку, чтобы у нее подол как следует развевался.

Подошла визажистка, промокнула выступивший у Клодин на лбу пот и принялась поправлять грим.

Вентилятор принесли через минуту, включили - подол стало отдувать в сторону.

- Ну что - готова? - спросил режиссер.

- Да.

- Тогда руки вверх - и кружись!

Клодин заняла исходную позицию, сделала пару оборотов.

- Быстрее, быстрее кружись! Вентилятор поближе поднесите, чтобы снизу дул! Еще ближе!

По ногам внезапно прокатилась волна холодного воздуха, подол взметнулся вверх, чуть ли не в лицо. Она взмахнула руками, пытаясь сбить его вниз, поскользнулась - и в следующий миг, потеряв равновесие, рухнула на площадку.

Секунда... другая - Клодин лежала зажмурившись; голова все еще кружилась и все тело гудело.

- Мадемуазель Клаудина! - раздался испуганный женский голос, кто-то робко дотронулся до ее плеча.

Она открыла глаза, попыталась сесть.

Первое, на что упал ее взгляд - это на двух мужчин, сидевших за столиком кафе на террасе. Оба, вытянув шеи и чуть ли не перегнувшись через ограду, глупо улыбаясь, уставились на нее.

Что тут смешного, в самом деле?! Человек упал - ну что тут такого веселого? Что юбка задралась и трусики видны? А то раньше они никогда ничего подобного не видели, гады!

Клодин быстро сердито потянулась оправить юбку, зашипела от боли, задев ободранное колено, и окончательно разозлилась. В упор глядя на непрошенных зрителей, она показала им средний палец: а это видели?! Оба вздрогнули, словно опомнившись, и мгновенно отвернулись.

- Давай, давай! - раздался сбоку хохот Боба. - Ну, выдай еще что-нибудь в этом же роде!

Клодин резко повернула голову - он снимал! Чуть ли не приплясывал от восторга - и снимал ее в таком вот расхристанном виде, маленьким аппаратиком, который он вечно таскал с собой и щелкал им все, что казалось ему интересным или забавным.

Значит, и она для него теперь попала в раздел "забавных случаев"?

- Эй, Блонди-киска, не рассиживайся - тут тебе не пляж! - заорал во весь голос режиссер и, хохотнув, обвел гордым взглядом площадку: все слышали, как он удачно пошутил?

В толпе кто-то глумливо свистнул. Этот свист взбесил Клодин окончательно, она вскочила и сделала несколько шагов к итальянцу.

- Кто это тут, интересно, Блонди-киска?! - прорычала она, глядя на него сверху вниз с высоты своих шести с лишним футов, включая каблуки. - Это я, что ли?! Я тебя спрашиваю!

Режиссер тупо смотрел на нее, не решаясь подтвердить то, что и так было совершенно очевидно.