Власть ночи

Фанатики, презиравшие носферату (термин, попавшийся мне на глаза в од­ном из журналов) считали своим долгом отловить всех тварей и предать их «спра­ведливому» суду через сожжение, истязание и умерщвление путем отсечения го­ловы. Пожалуй, некоторые писатели воплотили в книгах всю свою любовь к по­добного рода действам, так как трактат «Об уничтожении кровопийц», изданный под именем всем известного литературного героя Брэма Стокера, доктора Ван Хельсинга, расходился просто с неимоверной скоростью. 

Другая половина общества, в чьей адекватности так же приходилось со­мневаться, вопили на каждом углу о том, что вампиры и люди равны, а значит, и притеснять их никто не имеет право, и в первую очередь — полиция. То, что мы целыми стаями отлавливали упырей, которые только и знали, что рвали поздним прохожим глотки, никого не волновало, а вот то, что наша доблестная служба нагло посягала на свободу «полуночников» — встречалось чуть ли не с правед­ным гневом, подкрепленным вилами! 

Посмотрим, как они запоют, когда инфицированный упырь станет ки­даться на всех не раз в неделю, как это было до сих пор, а каждый день. Особой придирчивостью в рационе Геворг пока не отличался, разве что предпочитал пить женскую кровь вместо мужской, но подозреваю, долго прикидываться гурманом у нашего уникума вряд ли получится. Чем сильнее жажда будет терзать его, тем менее разборчивым он станет, и пример «ангела смерти» из клиники был тому доказательством. 

Вынырнуть из размышлений заставил шум в коридоре и визг уборщицы, которая в это время обычно мыла полы. Период практики некромагов еще не пришел, до их сессии было почти три месяца, а потому причина столь странного поведения Вероники заставила всех нас подобраться и в унисон развернуться в сторону двери. 

«Глок» лег в руку как влитой, приятно оттягивая правую кисть, и мы с Максом, не сговариваясь, молча направились к входу и заняли места по обеим сторонам от прохода. Полагаясь на невербальное общение с напарником, я рас­пахнула дверь, и Охотник первым вышел в полумрак коридора. Юркнув следом, проверила путь, ведущий направо, и, не найдя ничего подозрительного, последо­вала за вампиром, успевшим скрыться за поворотом. 

Дальнейшие события разворачивались с такой скоростью, что и предста­вить было сложно. Не успела я завернуть за угол, как бледная тень мелькнула пе­ред глазами и мощным толчком впечатала меня в стену так, что перед глазами все почернело. Привкус металла во рту неприятно вяз на языке, а гул в ушах стоял такой, будто вместо морга я пребывала на самом дне Марианской впадины. 

Острая боль прошила плечо, а потом земля ушла из-под ног. Рухнув на ка­фельный пол и чудом не добавив себе новых повреждений, попыталась сфокуси­ровать взгляд, но тот наотрез отказался являть мне причину столь бесцеремонных попыток лишить меня жизни. 

Холод керамики обжег лицо, а после сознание окончательно ушло в небы­тие… 

***

Возвращение в настоящее сопровождалось дикой головной болью. От ма­лейшей попытки пошевелиться штормило так, что в пору было на стенку лезть. Застрявший в горле ком лишал возможности нормально дышать, но хуже всего была слабость, сковавшая тело на пример смирительной рубашки. Чувство бес­помощности несло за собой приступ паники, который еле-еле удавалось держать в узде, и то только потому, что я отчаянно хотела видеть ту тварь, так любезно устроившую мне внеплановый больничный. 

Постепенно органы восприятия пришли в себя и милостиво начали испол­нять свои функции, возвращая мне слух, зрение и обоняние. Кипельно-белый по­толок больничной палаты заставил сморщиться и удостоиться нового тычка иглой в правый висок. А запах спирта и медикаментов оказался таким резким, что меня замутило со страшной силой. 

Писк аппарата жизнедеятельности и шелест шагов в коридоре смешива­лись в неясную какофонию, от которой вскоре захотелось повеситься, впрочем, все еще впереди. Ругаясь, на чем свет стоит, я все же нашла в себе силы повернуть голову и оглядеться: светло-зеленые стены, шкаф в углу, большое окно, занаве­шенное жалюзи кремового оттенка, аппаратура, диванчик у противоположной стенки и парочка картин с пейзажами. Надо же, меня уложили в одноместную па­лату! 

Часы над дверью показывали полдень, неужели я провалялась в беспамят­стве полдня? В кресле у кровати дремала Анна, подперев голову рукой. Под гла­зами медиума залегли тени, а на щеке алел след от царапины, но в целом подруга выглядела намного лучше, чем я. В вазе на тумбе стоял букет из колокольчиков, и их ненавязчивый аромат распространялся по палате, слегка притупляя «благоуха­ние» лекарств. 

Запрокинув голову чуть назад, отчего в висках вновь отдалось болью, стиснула зубы, подавляя тихий стон, и выругалась, обласкав своего нападавшего всеми известными мне ругательствами. Мое шипение не осталось незамеченным, Аня встрепенулась, подскочила к койке, спрашивая, где болит, после чего выско­чила в коридор и позвала врача. 

На крик в палату ввалилось сразу несколько человек, и самым неожидан­ным из них стал Максим, которому полагалось отдыхать в дневное время. Оттес­нив Аннет в сторону, ко мне приблизился пожилой старичок в квадратных очках, белой ухоженной бородой и мудрыми карими глазами и стал проверять мои ре­флексы, параллельно задавая вопросы о самочувствии.