Страница 22 из 65
Макс достал из пакета картонный стакан и проткнул крышку трубочкой.
– О, классно, – улыбнулась я с благодарностью. – Холодненькая.
Макс тоже улыбнулся в ответ, но как-то грустновато. Одному только богу известно, о чем он тогда думал. Но потом он подарил мне акт неслыханной щедрости.
– Тебе, наверное, неудобно так есть, – сказал он и потянулся к моему ошейнику. – Давай-ка я лучше сниму эту штуку с твоей шеи.
Я прекратила есть и настороженно замерла в ожидании чуда. Неужели это все реальность? Я не сплю – он и правда снимает с меня собачий ошейник с шипами?
На шее что-то щелкнуло, хватка ослабла, и я наконец смогла поднять голову без чувства тяжелой ноши.
– Ох-хох... – вращала я головой от блаженства. – Как же приятно опять почувствовать себя человеком... С едой в руках и без ошейника на шее.
– Хм, – улыбнулся Макс и спросил: – Вкусно?
– Очень, – ответила я честно и даже как-то смутилась.
Мне было стыдно себе признаться, что я начала питать к этой твари чувство благодарности. Пускай он мучил меня сутками и бил, но в ту секунду мне было хорошо, как... как уже не было давно. Я уже через силу доедала подаренную порцию радости и с интересом рассматривала эти странные зеленые глаза... Которые неустанно смотрели на меня в полном молчании.
– Покушала? – кивнул Макс с облегчением. – На праздники всегда надо вкусно кушать. Особенно на годовщины.
– Кхм... – вернулась я к истокам нашей беседы, – так а что же это за годовщина, Макс?
– А ты не помнишь? Правда не помнишь, да? – поджал он губы с сожалением.
– Н... нет. Извини. Не помню.
– Ясно... Что ж. Сегодня ровно восемь лет. Представляешь? Ровно восемь лет уже прошло с того самого дня.
Я задумчиво допила колу, добравшись до голого льда на дне. Но так и не поняла, о какой годовщине идет речь.
– Восемь лет после чего?
– Хм... – улыбнулся Макс краешками губ. – Сегодня восемь лет с тех пор, как ты прислала мне то письмо... Помнишь?
– Черт...
– Ага. То самое, в котором ты написала, что уходишь. Что хочешь начать свою жизнь с чистого листа и больше не желаешь меня видеть.
– Прос... прости меня, Макс. Пожалуйста, прости. Я просто... прости, я просто... – Мои руки снова начинали дрожать от страха.
– Ты тогда написала, чтобы я тебя не искал. Чтобы не пытался тебя найти и... хах... не пытался «склеить то, что было сожжено самой судьбой»... Кажется, так ты написала? Я сохранил это письмо и перечитывал его сотни раз... Сотни. Если не тысячи... Пока оно совсем не протерлось и не рассыпалось на мелкие клочья. В труху. Как и моя жизнь после твоего ухода... Ты не желала иметь со мною дела. Больше не хотела. Хотя и понимала, что была моей должницей, верно?
– Макс, умоляю! Прости, но я просто боялась, что...
– Долги надо возвращать, Лисенок. Надо всегда возвращать... А если вернуть уже не можешь, то придется за это ответить...
Макс опять зашелестел пакетом и достал оттуда то, что лежало в самом низу.
И это была веревка.
Наше празднование годовщины неожиданно зашло в тупик. Я сидела на кровати, он – на стуле. Мы смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Комната погружалась то в зеленый цвет, то в синий, то приторно желтела, обнажая все морщинки на его сосредоточенном лице.
А между нами был моток веревки – толстой и прочной, Макс молча держал ее в руке, пугая меня до полусмерти. Что он задумал?
Мне стало очень неуютно, я съежилась на кровати, готовясь к чему-то плохому.
– За... зачем... – заикалась я от нарастающей дрожи, – зачем тебе веревка?
Макс посмотрел на приготовленный канат и ответил просто:
– Я люблю веревку. Она универсальна.
– Что... что ты собираешься с ней делать, Макс?
– О... – кивал он с восхищением, – с веревкой можно делать что угодно. Много... много всяких интересных вещей...
Видя блеск в его глазах, я понимала, что ничем хорошим это не кончится. Вся эта прелюдия с едой и напускной добротой сулила мне новые испытания. И пускай я пока не понимала до конца, что конкретно задумала эта сволочь – мое тело на сто процентов было уверено, что вскоре ему придется несладко.
– Например... – решила я узнать подробности.
Но не потому, что мне правда было интересно, а лишь для того, чтобы отсрочить начало кошмара хоть на несколько минут. Я была готова тянуть этот странный разговор хоть целую вечность, только бы веревка осталась в мотке.
– Сейчас сама увидишь, – хитро улыбнулся Макс. – Я тебе все покажу... В подробностях.
Мне стало страшно до цокота зубов. И как бы я ни пыталась сдерживать слезы, они катились по щекам без разрешения – одна за другой.
– Мне страшно... – плакала я. – Ты меня пугаешь, Макс. Очень сильно пугаешь... Ты хочешь меня повесить? Повесишь меня, да?
– Знаешь, почему я снял с тебя ошейник?
– Нет... не знаю... Зачем?
Макс пугающе молчал, а гирлянду заело, и теперь она будто специально светила только красным.
– Так мне удобнее держать тебя за шею, Лисенок.
Я боялась умолкать, ведь понимала – это может начаться в любой момент. Мне хотелось отвлечь его еще хотя бы на мгновенье. На самую малость убежать от неизбежного.
– За... за шею? – хныкала я, почти не разбирая его лица из-за подступающих слез. – Но зачем? Зачем тебе держать меня за шею, Макс?
– Хм, – ухмыльнулся он и ответил: – Просто мне так нравится. Я всегда любил держать тебя за шею, когда делал это.
У меня к горлу подступил непреодолимый ком. Я не могла выдавить из себя ни звука – настолько безысходным мне казалось положение. Ведь теперь я понимала, к чему все идет.
– Пожалуйста... Не делай этого, прошу тебя, Макс. Только не это. Умоляю...
Я забилась в самый угол кровати и поджала ноги, чтобы оградиться от него. Но с позиции Макса это была идеальная поза – я сидела перед ним как на ладони. И он мог поступать со мною так, как хотел.