Страница 7 из 12
Перегородок внутри шалаша не было, он конусом поднимался от пола до вершины. Помещение казалось просторным, хотя стоя рядом с очагом, девочка могла дотянуться до стены. У стен громоздились ящики с резными деревянными дверцами, рисунок на которых продолжал узор на стене. Между ящиками громоздились непонятные сооружения, похожие на ежиков, сплошь палки, колючками торчащие в разные стороны.
В очаге светились угли и горячие камни. От них поднималось тепло и густой травяной аромат. В треноге над очагом висел котелок, где варилось густое, булькающее месиво. От него исходил тот же замечательно вкусный запах рыбы, который остался после чудовища. На плетеном коврике поблизости от очага стояла глиняная миска.
– Добрый человек, – позвала Ганя, но спохватилась.
Какой еще человек? Тут живет чудовище с сотней щупалец! Ест ли чудовище рыбу? Разумеется, ест, что же ему еще есть посреди моря! Готовит ли оно рыбу с приправами на очаге внутри шалаша? Ганя не была знакома ни с одним чудовищем, чтобы знать их поваренные книги. Что она знала – что ноги уже не держали ее. Если бы не шалаш, она упала бы без сил там, где стояла, в луже, на болоте, на песке с костями и корягами.
Она опустилась на коврик и зачерпнула полную миску супа из котелка. В супе плавали куски рыбы, аккуратно очищенные от чешуи и костей. Ганя в одну минуту проглотила полмиски, едва прожевывая крупные ломти и давясь обжигающей жидкостью. Крупинка острого перца попала ей в горло, она чихнула и подняла глаза от миски.
На коврике напротив нее сидела женщина. В одной руке она держала миску, такую же, как у Гани. Женщина аккуратно ела суп ложкой, не запихивала куски в рот пальцами, как девочка.
Это была полная, даже чрезмерно полная женщина с длинными седыми волосами, уложенными в косы. От шеи до ступней ее тело покрывал просторный плащ. На пройму плаща, его подол и продольные швы были нашиты ракушки. Косы женщины спускались по плечам до пола, словно ручьи между ракушечными островками. Когда она двигалась, ракушки касались друг друга, издавая костяной перестук. Она выглядела такой спокойной, уютной, домашней, настоящей хозяйкой, наслаждающейся приготовленным блюдом, ее главным и единственным занятием в этом странном доме.
Глаза Гани слезились от дыма из очага. Ей показалось, женщина отражается на стене шалаша. Узор ее плаща с ракушками словно повторял рисунок на стенах. А может быть, вспомнила девочка, и сочетания линий и пятен на стенах и дне огромной пещеры снаружи шалаша тоже повторяли тот же узор. И этот рисунок, присмотрелась она, этот рисунок из линий и пятен складывался… Если расслабить взгляд, если смотреть не прямо, но на точку в промежутке между женщиной и стеной, рисунок складывался во что-то определенное, что-то узнаваемое…
Хозяйка подняла взгляд от миски. Ее глаза сверкнули красным.
– Понр-равилась р-р-рыба?
– Спасибо, добрая госпожа, за приют, за угощение, за утешение. Это самая вкусная рыба, которую я пробовала, – искренне произнесла Ганя.
– Р-рыба бар-р-рамунди, – расцвела хозяйка, – р-рецепт собр-ралась пр-р-росить?
Ганя в самом деле хотела спросить, из чего приготовлен суп, хотя бы понимать, что она съела. Там явно плавали овощи, чувствовались травы, но какие? Где хозяйка пещеры их добывала?
– Суп просто объедение, – сказала Ганя. – Можно узнать его рецепт?
Сверкнул ряд острых зубов. Женщина засмеялась.
– Спер-рва откр-рой пр-розвище. Откр-рвенно откр-рой.
Девочка не стала отказываться.
– Меня зовут Ганя, добрая госпожа. А тебя как зовут?
Сама вежливость требовала спросить имя у человека или иного существа, спросившего твое имя. А Ганя была вежливой девочкой, даже когда разговаривала с чудовищами.
– Скир-ра, – прорычала женщина. – Пр-розвище – Скир-ра. Хо-рошо, тепер-р-рь р-р-раскажу р-р-рецепт.
Она опустила миску на пол, выпростала руку из рукава плаща. У нее были длинные-длинные ногти. Хозяйка повернулась с удивительной для такого толстого тела гибкостью, выхватила рыбину из ящика в углублении у стены и принялась разделывать ее здесь же, перед очагом.
– Бер-решь мор-рскую р-рыбу, огр-ромную, огр-ромную р-р-рыбу бер-решь, потр-рошишь, р-режешь. Р-рыбу вар-ришь в кастр-рюле, пр-рибавляешь кр-реветки, гор-рсть, др-ругую кр-рошечных кр-реветок, пер-ремешиваешь… Бер-решь кор-рни сельдер-рея, стр-ручки гор-роха, мор-рковь, петр-рушку, р-рубишь, вар-ришь с р-рыбой. Вар-ришь, вар-ришь, вар-ришь… Смотр-ришь, пар-р-р… Пр-рибавляешь пер-рец, бр-росаешь в кастр-рюлю четыр-ре кр-рошки кр-расного кр-р-рокуса. Остор-рожно, др-р-рагоценность! Кр-рокус! Тр-рудно р-раздобыть! Пр-редставь, чр-резвычайно тр-рудно р-раздобыть! Собр-рать! Пр-риготовить! Тр-рудно… Ур-рфх. Тепер-рь пр-рактически пр-риготовили. Дер-ржи, р-р-размешивай повар-решкой, пр-робуй!
Она протянула Гане поварешку. Девочка послушно помешала суп и налила немного в свою чашку.
– Востор-рг! Пр-рекр-р-расно! Пр-ревосходно!
От смущения она сама заговорила, как хозяйка.
Та снова засмеялась.
– Хор-рошая Гар-р-ня… Хор-рошая…
Ганя открыла рот, чтобы спросить, где хозяйка добывает морковь и сельдерей, а также прочие овощи и приправы для супа, как за пределами шалаша что-то заскворчало, забулькало. Скирра метнулась, но не наружу, а к колючему сооружению у стены шалаша.
– Что случилось? – вскрикнула девочка и осеклась. Ее ведь учили: никаких вопросов старшим, пока сами не обратятся.
– Кр-рупный звер-рь пр-рилетел, – спокойно ответила хозяйка, вращая торчащие из ежика рукоятки, как рычаги. Она словно бы не заметила оплошности Гани. – Четвер-ртый р-раз за вечер-р-р, кр-рупный звер-рь пр-рилетел в тр-р-рубу.
Чавкающие звуки заполнили пещеру. Четвертый зверь за сегодня? Крупный? Может быть, это человек, испугалась Ганя. Наверно, это Бион, или Соля, или Артур, какой еще несчастный мореплаватель попадется в пасть чудовищу! Что с ним будет? Чудовище его слопает? Вряд ли супом угостит??
Скирра крутила рычаги обеими руками. Косы летали вокруг ее головы, как щупальца. Звуки чавканья стали тоньше, поднялись до всхлипов. Мокрый кашель сотряс пещеру. Котелок взмыл над очагом. Ганя бросилась к котелку – не перевернулся бы, там ведь суп с драгоценными крупицами крокуса. Она схватила горячую посудину обеими руками.
К этому времени громовой кашель смолк, пол перестал подпрыгивать и только дребезжал под ногами. Скирра прекратила вращать рукояти. Ганя осторожно опустила кастрюлю на перекладину над треногой.
– Пр-роскочил напр-рямик, выбр-рался нар-ружу, мор-ряк хр-ренов!
Она уселась на коврик и посмотрела на Ганю, кутающую ладони подмышками.
– Р-руки? Гор-рячо?
– Я держала суп, там был драгоценный крокус!
Скирра повернула Ганины руки ладонями вверх, подула ей на волдыри. Затем она достала пузатую плошку из еще одного сундука под стеной, сняла слой воска с поверхности и намазала липкой, чуть светящейся мазью обожженные ладони девочки. Кислый запах ударил Гане в нос, ладони защипало, по ее щекам покатились слезы.
Хозяйка заглянула девочке в глаза.
– Р-р-рыдаешь тепер-рь? Кастр-рюля гор-рячая, не р-рыдала, а тепер-р-ь р-рыдает! – засмеялась она.– Пир-рог попр-робуешь?
Теперь от нее пахло сладким пирогом с абрикосами. У Гани уже не было сил спрашивать, откуда в подводной пещере взялся пирог, да еще и с абрикосами. Она кивнула, и хозяйка укутала ее обожженные руки тряпочками, усадила девочку у стены и накрыла покрывалом с узорами. В руках Скирры появилось блюдо с пирогом. Она стала с ложки кормить девочку.
– Спасибо, – прошептала Ганя.
– Р-раствор-р-р, пр-рихлебывай, хор-рошо.
Скирра поднесла к губам девочки тугой прозрачный мешок. Ганя сделала один глоток – и тут же уснула. Во сне она прижималась к мягкому, теплому боку хозяйки и снова видела Айку, уже не огромную и страшную, но как прежде, пушистую и родную. А хозяйка обнимала ее, гладила ей волосы и мурлыкала, как кошка.
Согревшаяся, накормленная, убаюканная, Ганя спала в глубине подводной пещеры, в обнимку с чудовищем, приводящим в ужас моряков и путешественников.